В ней устав «Союза благоденствия» — «Зеленая книга», о которой мы уже рассказывали, — конституция Никиты Муравьева; но основное содержание этой папки — рукописи Павла Пестеля, различные редакции «Русской правды», проекты, политические заметки, рефераты, которые хронологически предшествуют основному конституционному проекту. Они имеют самую непосредственную, генетическую связь с «Русской правдой», могут нам объяснить многие идеи и рассуждения Пестеля, их зарождение и первопричины.
На первый взгляд это пестрое, невероятно разнообразное собрание. Но это все об одном и том же — будущем России. Здесь «Записка о Государственном правлении», «Государственный приказ Правосудия», наконец, сама «Русская правда».
Почерк Пестеля нельзя спутать ни с каким другим. Последние, окончательные варианты написаны каллиграфически, он даже рисовал в них начальные буквы, украшал страницы прямыми линиями, подчеркивал… Очень быстро читатель убеждается, что Пестель писал таким изысканным почерком только тогда, когда считал, что данная глава или раздел документа окончательно сформулированы. Остальные рукописи пестрят зачеркиваниями, поправками, вновь написанными абзацами. Там целые «этажи» дополнительных текстов.

Незадолго до восстания Пестель решает, что «Русская правда» должна быть спрятана в надежном месте. Он опасается, что в любой момент, вследствие предательства или по другой причине, его могут арестовать и произвести обыск в квартире.
Своим ближайшим помощникам и товарищам Пестель говорил:
— Если погибнет «Русская правда», погибнет и сама возможность революционных действий и установление нашей прочной власти. На другой день после победы мы должны будем подготовить и опубликовать манифест.
Ее решают спрятать в доме больного майора Мартынова в селе Немирово, в 30 верстах от города Тульчина.
Декабрист Николай Крюков взял «Русскую правду» и отправился в Немирово. Он попросил своего больного друга сохранить «собственные» его бумаги и книги.
Ноябрь месяц. Когда Крюков отправился в путь, он буквально разминулся по дороге с поручиком Николаем Заикиным, который спешил к Пестелю с большой новостью: Александр I на смертном одре. Князь Барятинский написал ему письмо во всех подробностях.
Пестель у себя дома вместе с декабристом Лорером. В дверь сильно постучали. Пестель опасается ареста. Но он спокойно открывает и, увидев Заикина, облегченно вздыхает и говорит Лореру:
— Нет! Это наш. А я каждую минуту жду, что меня схватят. — И после этого добавляет: — Пусть хватают. Теперь уже поздно!
Лорер тоже понимает, что, даже если арестуют Пестеля, ход событий уже не будет остановлен… Уже поздно!
Одна-единственная мысль тревожила Пестеля: «Русская правда» должна быть сохранена. Прежде чем отправить рукопись в Немирово, его верный денщик Савенко зашил ее в плотное крестьянское полотно. Пестель сделал надпись — «Логарифмы». Но Пестель все же беспокоился. Он опять послал Заикина к больному майору Мартынову забрать рукописи, чтобы передать их в Тульчин, в руки Барятинскому.
И целая группа декабристов начала активно действовать. Рукопись перестала быть просто увесистым пакетом, опасным «зарядом». Этот пакет — будущее их страны, он должен быть во что бы то ни стало сохранен, любой ценой! Ведь все они могут погибнуть, могут сложить головы в борьбе с самодержавием. Но законы будущего должны быть сохранены.
После арестов на десятках и сотнях страниц декабристы рассказывали, почему они так старались скрыть «Русскую правду». Они боролись за сохранение своей веры, единственной реальности заветного будущего.
Пестель чувствовал опасность, но никак не думал, что она исходит из его же полка. Капитан Майборода, который прокутил казенные полковые деньги, решил спастись… ценой предательства Тайного общества. Разумеется, ему простят финансовые махинации, если он откроет царю, какие заговорщики действуют в его армии!
Когда Пестель отправлял свои рукописи в Тульчин, Майборода писал свой донос царю.
Донос отправлен на высочайшее имя. Сложен и долог его путь из кабинета генерала Л. О. Рота, командира 3-го корпуса, в котором служил Пестель, до императорской резиденции в Таганроге…
12 декабря декабрист Барятинский направляет из Тульчина тайное письмо для Пестеля, в котором сообщает: «Прибыл генерал Чернышев с какой-то подозрительной и секретной миссией; генералы Витгенштейн и Киселев уединились для конфиденциального совещания».
Пестель, прочитав это известие, вместе с Н. И. Лорером начинают жечь все компрометирующие бумаги. Тщательно проверяют все ящики столов и шкафов, уничтожают все, что может бросить тень и на других.
Пестель получает официальный приказ явиться в Тульчин. Предстоящий его арест тщательно маскируется. Такие указания даны генералу Кладищеву и полковнику Аврамову.
Пестель направляется в Тульчин, но перед самым городом его встречает конный взвод…
Его арестовывают, и он передает шпагу дежурному генералу Байкову.
Начинается тщательнейший обыск на квартире Пестеля. Присутствуют генералы Чернышев и Киселев. Майборода уверенной походкой сопровождает их по комнатам.
Он указывает жестом на какой-то шкаф с книгами и заявляет:
— Вот здесь хранится конституция!
Обшаривается каждый ящик, каждая полка. Пролистывают каждую книгу… Простукивают днища столов, разбирают кресла.
Нет ничего.
Майборода замечает презрительные взгляды генералов. Он уже побледнел от ужаса. Важнейшей улики, опаснейшего документа, за который ему простили бы все, нигде не обнаружено. Арестовывают преданнейшего человека Пестелю, его денщика Савенко.
С ним нечего церемониться. Его жестоко избивают — господа хотят знать, куда спрятал полковник Пестель целую кипу бумаг. Куда?
Савенко качает головой. Ничего не знает. Полковник часто сжигал в камине письма, бумаги. Иногда и он помогал ему в этом. Бросал в огонь тугие пачки бумаг. Что там было — не знает.

И где же в самом деле эта «Русская правда»?
Поручик Заикин передал по приказу Пестеля тугой пакет, зашитый в белое полотно и с надписью «Логарифмы», декабристу Барятинскому. Последний решает, что этот пакет он может лучше всего спрятать в селе Кирнасовка, в доме поручиков-декабристов братьев Бобрищевых-Пушкиных.
Николай Заикин отправляется в село. 5 декабря он передает пакет братьям. Отыскали клеенку, обернули в нее еще раз содержимое и зарыли в подвале дома. Барятинский сказал Савенко:
— Передай полковнику Пестелю, что все бумаги спрятаны.
Савенко знал все: кто организовал и устроил тайник, где искать бумаги. Но никого и ничего не выдал.
Но арест Пестеля все меняет. Руководитель Тайного общества генерал Юшневский, как первый помощник Пестеля, решает: «Русская правда» должна быть уничтожена! Она не должна попасть в руки врага. Она может стоить головы Пестелю.
В село Кирнасовка прискакал задыхающийся поручик Аврамов. Он ворвался в дом братьев Бобрищевых-Пушкиных и заявил:
— Я от Юшневского: немедленно сожгите бумаги Пестеля!
Братья ахнули:
— Господи! Как можно сжечь такие бумаги! Уговори их, что не следует сжигать.
Доктор Вольф мечется по всему Тульчину. Он также в крайней тревоге. И быстро доводит до товарищей приказ генерала Юшневского: «Уничтожить „Русскую правду“!»
А в это время происходят массовые аресты. Показания арестованных декабристов выявляют все новые и новые имена.
Оставшиеся на воле решают не уничтожить, а спрятать «Русскую правду» в более надежное место. Таково решение Заикина, братьев Бобрищевых-Пушкиных и поручика Аврамова. Уже арестован Барятинский. Уже арестовали и Крюкова. Скоро дойдет очередь и до них.
Извлекают пакет из подвала дома. Ночью отправляются в поле и отыскивают подходящее место, где его можно укрыть. Такое место находят и запоминают — глубокий ров, деревья. Разбрасывают снег и разрывают замерзший грунт.
От снежной белизны ночь светла. Они действуют энергично, с заметной тревогой и волнением.
Копают. Земля словно гранит. Николай Бобрищев-Пушкин совсем задыхается, но споро орудует лопатой. «Русскую правду» надо спасти.
Он говорит брату:
— Только бы никто не видел, что мы здесь делаем ночью. Ведь могут заподозрить, что прячем деньги или золото. Потом придут и все выроют. А найдя лишь бумаги, в остервенении уничтожат и сожгут их.
Копают…
14 декабря
Придворный историк Н. К. Шильдер писал: «25 июня 1796 года великая княгиня Мария Федоровна в Царском Селе родила сына. Туда немедленно прибыла царствующая императрица Екатерина II, чтобы увидеть своего внука».
Как явствует из записок придворной дамы Шарлотты Ливен, августейшая бабушка была поражена богатырским видом и красотой младенца, которого тут же благословила.
Как и подобало члену царской фамилии, о его рождении оповестили орудийными залпами. Зазвонили величественные колокола православных соборов и монастырей, церквей и костелов. В царском дворце был устроен торжественный обед, на котором присутствовали 64 наиболее высокопоставленных лица империи. Трапеза изумила всех: подавались самые изысканные блюда на новом фарфоровом сервизе, специально изготовленном в Мейсене. На нежно-розовой фарфоровой поверхности золотом были изящно выписаны вензеля императрицы.
А в соседних царских покоях стоял крик новорожденного Николая. Капризная Екатерина II любила и баловала своего внука. Как и можно было ожидать от гордой бабушки, она писала в своем дневнике: «Голос его басовитый и звучит удивительно. Ростом один аршин, а его руки немного меньше моих. Впервые в жизни вижу такого рыцаря».
Этот «рыцарь» по стечению обстоятельств опередит брата Константина, вопреки закону о престолонаследии займет царский трон. День его восшествия на престол декабристы избрали днем восстания. Так день 14 декабря 1825 года вошел не только в летопись царствований на русском троне, но и в летопись мировых революций и антиправительственных выступлений и восстаний. Николай I вошел в историю как палач своего народа.
Но возвратимся назад, в то далекое время 1796 года, когда гордой и абсолютной властительницей России была Екатерина П. Сколь тяжелым и, казалось, вечным был твердый кулак этой толстоватой немки! Вокруг нее толпились угодники, льстецы, придворные интриганы, лжецы с заискивающими взглядами и согнутыми спинами, бывшие и преуспевающие фавориты, делившие власть, имущество, обширные земли, несметные богатства и человеческие души. «Просвещенная» Екатерина нежилась в благоухании ласкательных прозвищ и эпитетов. Они щедро связывали ее с одухотворенностью, интеллектуализмом, книгами и прогрессом. Но достаточно чуть глубже заглянуть в ее эпоху, как перед нашим возмущенным взором предстанет мученический образ Радищева. С сомкнутыми устами и скованными руками, он — первая жертва «просвещенной» императрицы…
Но в 1796 году, когда родился третий внук Екатерины II, берется за перо сам великий писатель и поэт русской земли, непревзойденный Гавриил Державин и слагает в его честь большую оду. И спустя 29 лет она, увы, написанная по высочайшему повелению, воспринимается уже как некое пророчество.
Будущий русский император рос и жил довольно скучно. Можно даже сказать, был малозаметным среди обитателей царского дворца. Никто не мог предполагать, что этот вспыльчивый и крикливый царский отпрыск, обожавший военщину, эполеты и парады, впоследствии станет императором.
Увы, этот вздорный и злобный недоросль стал русским императором! Его царствование началось с крови. А с его смертью завершилась 30-летняя полоса тяжелого рабства русского народа.
Стоит бросить беглый взгляд на годы жизни Николая I, предшествовавшие восшествию его на престол. Этот взгляд необходим, чтобы лучше уяснить, как народилась эта жестокая и деспотичная власть. Наконец, понять, откуда шло это его презрение к просвещению, эта ненависть к приобщению, более того, жажде культуры и просвещения.
Придворный летописец Шильдер почти с благоговением писал биографии будущих императоров Александра I и Николая I. Его многочисленные книги испещрены и заполнены сентиментальными царскими письмами и умильными воспоминаниями. В своих многотомных описаниях царей он оставил удивительное собрание дифирамбов в прославление царского двора. Однако и он сообщает некоторые нелестные детали детства Николая I.
Существовавшая тогда система воспитания отличалась своей суровостью, и телесные наказания при этом играли большую роль. Однако и такими мерами напрасно пытались обуздать и исправить склонность к взрывной вспыльчивости и упрямство характера Николая Павловича, пишет Шильдер. Применяемые в детстве педагогические методы принесли и другие печальные результаты: они, без сомнения, повлияли на мировоззрение будущего венценосца, который впоследствии применил те же суровые методы в деле воспитания подрастающего поколения. В общем, император Николай I сам откровенно признавался, что он и его брат получили недостаточное образование.
Николай рос под присмотром целой свиты учителей, воспитателей, гувернеров и князей. Шильдер называл это «воспитательным хаосом». Но все эти люди вели подробнейшие дневники, официальные записи в классной тетради, где каждый день давались отчеты об успехах и поведении царских детей. Удивительно, в тех записях и дневниках отсутствуют какие бы то ни было похвалы. В них лишь объективные оценки царских особ. Воспитатели показывали свои записи императору и императрице, и они по ним могли следить за развитием великих князей.
Вот что, например, можно прочесть там: «Во все свои поступки он вносит весьма много жестокости или все свои игры почти всегда завершает тем, что причиняет боль самому себе или другим».
Наступила аракчеевщина. Солдат, проявивший чудеса храбрости в войне против нашествия Наполеона, был принужден сумасбродством Аракчеева отбивать шаг и выделывать немыслимые экзерсисы. Сошлемся на записки генерала И. Ф. Паскевича о том времени.
«Я насаждал строжайшую дисциплину, — писал он, — но не допускал трюкачества с носками и коленями солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61