https://wodolei.ru/catalog/vanny/180x70cm/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Наши «яки», окрашенные в темно-голубой цвет, сольются с сизой дымкой. А если нет? Тогда истребители противника могут нам отрезать все пути к бомбардировщикам. Успеют ли? Успеют. Только их атака будет спереди, в лоб нам. Что ж, этой атаки бояться нечего: она будет малоэффективной. Мы не свернем с курса и не вступим в бой с истребителями, пока они не нападут на нас сзади. Для этого им потребуется около минуты, в течение которой мы должны разбить первую группу «юнкерсов».
— Атакуем все сразу замыкающую группу! Лазарев — по правому флангу. Коваленко — по левому. Я бью по ведущему! — передаю ведомым.
Сверху у «юнкерсов» мощный бортовой огонь. Однако мы так внезапно свалились на них, что вражеские стрелки не успели опомниться, как мы, окатив «юнкерсов» огнем, скрылись в дымке. Ведущая группа бомбардировщиков и четверка «фоккеров» их непосредственного сопровождения летят в прежнем боевом порядке. Значит, они ничего не заметили. А что с атакованными «юнкерсами»? Оглянуться назад нет времени, нельзя терять ни секунды. Используя скорость, набранную на пикировании, мы снизу, из дымки, мгновенно устремляемся к головной группе «юнкерсов». Их истребители прикрытия нас еще не обнаружили, но уже тревожно засуетились.
— Атакуем в прежнем порядке! — командую по радио.
«Лапотники» в наших прицелах. Идут спокойно. Значит, не подозревают об опасности. Но вот трасса снарядов и пуль настигла ведущего «юнкерса». Из его чрева брызнул огонь. Зная, что от разрушающегося бомбардировщика могут полететь обломки и бомбы и накрыть меня, быстро отскакиваю вправо и вниз. К нам пристраиваются Коваленко с Султановым, приближается и пара Лазарева. И по-прежнему нас не обнаруживают вражеские истребители — в смятении кружатся в стороне.
Экипажи «юнкерсов» ошеломила атака. Потеряв строй, обе группы торопятся освободиться от бомб и разворачиваются назад. Три из них горят. В воздухе висят парашютисты. Видя эту картину, вторая группа первого эшелона тоже сбрасывает бомбы и разворачивается. Видимость по горизонту и вниз плохая. Пары Коваленко и Лазарева, чтобы не потерять меня с Хохловым, летят ниже. Мы все готовы к новой атаке, но не видно второго эшелона «юнкерсов», хотя они должны быть где-то рядом. Наугад разворачиваемся им навстречу. А если разойдемся? Этого нельзя допустить. Нужно подняться выше дымки и взглянуть, где они. Прыжок к синеве. «Юнкерсы» оказались совсем рядом, а неподалеку четверка «мессершмиттов». Теперь боя с истребителями не избежать.
— Сережа! Возьми на себя истребителей, а мы с Коваленко добьем «лапотников», — передаю Лазареву и снова ухожу в дымку.
Нелегко будет Лазареву с напарником отвлечь от нас истребителей. Да и нашей четверке теперь уже не так просто снова стать невидимками. Надежда — на сизую окраску наших «яков». Не поможет это — пробьемся к «юнкерсам» с помощью огня. Лазарев и Руденко с разворотом устремились вверх. «Не подкачай, Сережа! А от „мессершмиттов“ мы и сами отобьемся».
Летя в дымке, я уже вижу обе группы «юнкерсов» второго эшелона. Они хотя и идут нам навстречу, однако их строй не такой плотный и спокойный. Наверняка знают о судьбе своего головного эшелона и встревожены. Неожиданно четверка «мессершмиттов» отвернула от «юнкерсов» и помчалась туда, куда ушел Лазарев, чтобы помочь своим. Какое благородство! Теперь бомбардировщики совсем без охраны.
— Коваленко, бей заднюю группу «юнкерсов», а мы с Хохловым — переднюю, — передал я, разворачиваясь для удара.
На встречных курсах сближение происходит быстро. Разворачиваю машину, чтобы оказаться перед первой группой бомбардировщиков. От перегрузки меркнет солнце. Но медлить нельзя. Опасаясь столкновения с «юнкерсами», чуть проваливаюсь вниз и выхожу из разворота. В глазах свет. «Юнкерсы» передо мной.
Ловлю в прицел заднего «лапотника»: он ближе всех, но болтается, как бревно на воде при шторме. Хохлов уже бьет. Один «юнкерс» опрокидывается вниз. От моей очереди другой «лапотник» закоптил. «Сразить следующего? Нет, нужно поберечь боеприпасы для боя с истребителями». В этот момент вижу, как горящий бомбардировщик, очевидно из первого эшелона, точно комета с длинным огненным хвостом, мчится в лоб группе «юнкерсов». Они, уже потрепанные нами, опасаясь столкнуться со своим же самолетом, как испуганное стадо, шарахнулись врассыпную, сбрасывая бомбы по своим же войскам.
А как дела у Коваленко с Султановым? После их удара «юнкерсы» поворачивают назад. За какие-то две-три минуты мы сумели отразить налет армады бомбардировщиков. Сейчас надо бы помочь Коваленко. Однако «мессеры», поняв свой промах, спешат сюда. И мы с Хохловым, набирая высоту, идем навстречу врагу. Но обстановка усложняется.
— «Фоккеры»! — резанул тревожный крик Хохлова.
Я ни о чем не успел подумать, а ноги и руки, точно автоматы, уже швырнули «як». Откуда взялись «фоккеры»? И где они? Взгляд назад. Там противный черный лоб «Фокке-Вульфа-190» уперся в хвост моего «яка» и изрыгает огонь. Ледяной душ хлестнул тело. Страшно стало и зябко. Еще секунда, нет, доля секунды промедления — и для меня все бы кончилось. Вовремя предупредил Иван об опасности! «Спасибо, друг!» И все же злость закипела в душе. «Да, я жив и невредим. Я живу. Страх смерти отступил. Я радуюсь. Однако не рано ли?»
Мысль снова заработала четко и ясно. Перезаряжаю оружие. Оно не стреляет. Я понимаю, что для врага я уже безопасен, но он-то об этом не знает. И в этом моя сила. «Фоккеру» не хочется упускать жертву. Он все еще пытается поймать меня в прицел. Нет, теперь это напрасное усердие. Продолжая виражить, осматриваю воздушное пространство. Что же произошло? Последняя группа «юнкерсов» сбрасывает бомбы и, развернувшись, уходит на запад. Вскоре нас оставили и фашистские истребители. Мы снова все в сборе. В оперативной сводке Совинформбюро за 19 апреля 1944 года сообщалось: «Группа летчиков-истребителей под командованием Героя Советского Союза гвардии майора Ворожейкина прикрывала боевые порядки наших войск. В это время появилась большая группа немецких бомбардировщиков и истребителей. Гвардии майор Ворожейкин во главе ударной группы атаковал бомбардировщиков, а лейтенант Лазарев завязал бой с истребителями противника. Наши летчики сбили 6 немецких самолетов».
О страхе и бесстрашии

1.
В эту ночь мне пришлось много летать. Домой вернулся на рассвете, прилег на кровать. Но не успел заснуть, как резкий телефонный звонок заставил вскочить с постели. Телефон был связан только со штабом дивизии, а оттуда зря звонить не будут. «Неужели что-то случилась?» — подумал я, услышав в трубке голос начальника штаба Мельникова. Оказалось, что к нам на аэродром вылетел главнокомандующий ВВС маршал авиации П. Ф. Жигарев.
— Когда он будет?
— Через час.
— Маршал останется у нас или полетит дальше?
— Об этом ничего не сказано.
Павла Федоровича Жигарева я знал, бывал у него на приеме. Бывший кавалерист, он закончил школу летчиков и Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского, командовал группой летчиков-добровольцев в Китае, в начале Великой Отечественной войны был командующим ВВС страны…
Самолет остановился, маршал, небольшого роста, полноватый, неторопливо сошел на землю. Я и начальник штаба дивизии представились ему.
— Есть ко мне вопросы? — спросил он.
— Личных нет, есть служебные.
Я хотел сказать, что нашему аэродрому нужна металлическая рулежная дорожка, спросить, когда будет назначен замкомдива, когда мы получим истребители МиГ-17, которые он обещал при моем назначении на должность. Но Жигарев сказал неопределенно:
— Служебные дела пока отложим!
Но «пока» затянулось, о служебных делах поговорить с главкомом не пришлось. Однако на другой день после его отлета мне позвонил командующий ВВС Балтийского флота генерал-лейтенант авиации Петров и спросил, когда я могу приехать к нему для важного разговора. Мне не раз приходилось встречаться с Борисом Лаврентьевичем, но эти встречи были короткими. Он мне нравился своим спокойствием и рассудительностью.
— Прошу принять меня сейчас, — ответил я. — В сумерках и ночью у меня полеты.
— Хорошо. Жду.
В этот момент в мой кабинет не вошел, а ворвался командир соседней дивизии полковник Николай Щербаков:
— Здравствуй, море! Ура! Моя дивизия снова будет морской. Я зашел за тобой, чтобы вместе идти к Петрову.
— Расскажи толком, что произошло?
— Наши дивизии передаются морякам, штаб корпуса ликвидируется.
Я сразу вспомнил маршала Жигарева. Стало ясно, почему он не захотел разговаривать по служебным делам, оставив их на «потом». Видимо, он прилетал, чтобы уточнить порядок передачи дивизий.
— Чего молчишь? — прервал мои раздумья Николай Тимофеевич.
Взглянув на него, я подумал, что он внешне похож на Петрова. Оба небольшого роста, но по характеру разные; этот — порывисто-эмоциональный, а Борис Лаврентьевич — спокойный и вдумчивый.
— Ты меня ошарашил новостью. Тебе хорошо, ты даже форму морскую не успел сменить. А мне совсем не хочется к морякам. Всю жизнь был сухопутным летчиком. Но приказ есть приказ. Расскажи мне о нашем новом командующем.
Николай Тимофеевич сел напротив меня, положив обе руки на стол и, улыбнувшись, начал:
— Бориса Лаврентьевича я знаю лучше, чем себя. Мы одногодки, учились вместе. В тридцать втором нам повесили по два кубика. Между прочим, и полюбили мы одновременно одну девушку. Борис не умел танцевать, а я любил танцы и танцевал с ней. Боря ревновал меня…
— Ты говори о деле, — перебил я Щербакова.
— Летчик он сильный. Умный человек. Начитанный. Война застала нас на Черном море. Он уже был начальником штаба ВВС флота, когда с ним случилось несчастье. Севастополь только что освободили, и он полетел туда на «Бостоне», в роли пассажира. Из-за сильного тумана при посадке самолет разбился. Борис Лаврентьевич повредил ногу. Медкомиссия списала его с летной работы…
— Но ведь он летает?
— Летает. Даже самовольно вылетел на МиГ-пятнадцатом, за что получил взбучку от командующего ВВС флота. Ты обратил внимание, как он здорово хромает? Начальство делает вид, что этого не замечает…
Командующий принял нас радушно, беседовал тепло и долго. Я рассказал ему о наших задумках построить в пустующих ангарах спортзал, а затем плавательный бассейн.
— Так в чем же дело? — с одобрительной заинтересованностью спросил он.
— В финансах. В дивизии на эти цели денег нет.
— Я сейчас позвоню адмиралу Харламову. — После короткого разговора, не кладя трубку, он спросил меня: — Сколько денег нужно на спортзал?
— Приблизительно пятьдесят тысяч, — ответил я, хотя четкого представления о количестве денег, требующихся на строительство, не имел.
Петров назвал эту сумму и, закончив разговор с комфлотом, сообщил:
— Адмирал отпустил вам шестьдесят тысяч. Если будет мало, обещал добавить. Приступайте к строительству. Какие еще вопросы?
— В нашей дивизии не хватает самолетов. А МиГ-семнадцатых нет ни одного.
— Дадим. — Генерал выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда ключ: — Вам, Арсений Васильевич, выделена трехкомнатная квартира в новом доме. Можете заселять. И еще, хочу познакомиться с вашими командирами полков. В какое время и где лучше с ними встретиться?
— Завтра в двенадцать часов дня, — ответил я и пояснил, — Сегодня ночью летают на всех аэродромах дивизии. Собраться можно в моем кабинете. Прикажете пригласить и замполитов?
— Не надо! — твердо заявил Петров. — С ними проведет беседу начальник политотдела. Наш разговор с командирами полков должен быть доверительно-откровенным. — Он повернулся к Щербакову: — А с вами, Николай Тимофеевич, мы старые друзья, ваша дивизия мне хорошо знакома, если, конечно, за короткий срок пребывания у сухопутчиков летчики не изменились.
— Не изменились. Все рады снова стать моряками.
— Ну, голубчики, кажется, мы все обговорили, — и Петров, обведя нас дружелюбным взглядом, на прощание пожал нам руки.
Борис Лаврентьевич умело вел беседу. Наш разговор скорее напоминал не разговор начальника с подчиненными, а подчиненных с начальником. Он слушал нас же перебивая, на все просьбы тут же реагировал. Слова «голубчик», «голубчики» привлекли мое внимание. Когда мы вышла на улицу, я спросил Николая Тимофеевича, как часто командующий употребляет их в разговорах с подчиненными?
— Мне кажется, он делает это от души, сам того не замечая. После доверительного «голубчик» подчиненные невольно начинают с ним разговаривать без всякой натянутости, более откровенно.
Говорят, что солдатский вестник разносит новости быстрее любых приказов и распоряжений, но на этот раз командиры полков были удивлены неожиданному сообщению о переводе дивизии в подчинение к морякам. Солдатский вестник не сработал. Вопросов и вздохов было много. Привычка свыше нам дана. Разговоры смолкли, когда вошел генерал Петров. Он с каждым поздоровался за руку и сел в торце стола. По обеим сторонам от него расположились по два командира полка: Дмитрий Осмоловский с Анатолием Кадомцевым и Константин Моисеев с Павлом Климовым.
— Ну, товарищи командиры, давайте познакомимся, —командующий рассказал о себе, потом послушал командиров полков, оценивших боевую подготовку своих частей, и продолжил беседу. — На днях вы получите двадцать новых МиГ-семнадцатых. На некоторых из них установлены радиолокационные прицелы. К ним могут подвешиваться ракеты. Они способны летать со сверхзвуковой скоростью.
Раньше главным в воздушных боях было стремление ближе подойти к врагу. Теперь положение изменилось. Радиолокационные прицелы и ракеты позволяют вести огонь с дальности в несколько десятков километров. И уже есть «теоретики», утверждающие, что воздушных боев, какие были раньше, теперь не будет, поэтому надобность в высшем пилотаже отпадает.
— Неправильно! Чепуха какая-то, — послышались голоса.
— Давайте, голубчики, — продолжал командующий, — отбросим эту «теорию», не будем повторять допущенные ошибки. Перед Великой Отечественной нашлись руководители, запретившие истребителям полеты на высший пилотаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45


А-П

П-Я