Но он — протеже Ливии, и до сего дня мог чувствовать себя вполне спокойно. Ну, а теперь у него появился опасный конкурент. В общем, желаю тебе успеха, Гай Валерий Сабин.— Благодарю тебя, достойный сенатор, — ответил тот, до сих пор пребывая в легком трансе.Префект претория... Подумать только!Цезарская гвардия — преторианцы — была сформирована не так давно. Это было привилегированное подразделение, в чьи обязанности входила охрана Палатинского дворца — резиденции Августа; они также сопровождали принцепса в поездках.Цезарь не очень любил, когда его окружал лязг оружия и топот подкованных сандалий. Обычно в официальных случаях он ограничивался лишь эскортом ликторов, как того требовала традиция, преторианцам же оставлял караульные обязанности в Риме. Только небольшой отряд нес службу при особе Августа.В его распоряжении находилась также личная охрана, состоявшая главным образом из пленных германцев. Хотя эти люди — по воле цезаря сменившие рабские цепи на почетную службу во дворце — были безмерно преданны своему благодетелю, он не питал к ним особых симпатий и крайне редко появлялся в их окружении.В то время корпус преторианцев состоял из девяти когорт пехоты по тысяче человек в каждой и двух эскадронов конницы. Три когорты стояли в Риме, расквартированные по частным домам, а остальные были разбросаны по всей Италии. Они составляли единственное регулярное войско на полуострове — строевым легионам было запрещено пересекать границы Транспаданской Галлии. Этот запрет мог быть снят лишь в особых случаях, например, если победоносная армия получала право на триумф, и по традиции должна была промаршировать улицами столицы, прославляя своего полководца.Так что стратегическое значение преторианских когорт — в случае каких-либо политических осложнений — было огромным. И префект претория — командующий гвардией — являлся одним из важнейших и наиболее влиятельных лиц в государстве.Правда, еще впереди было то время, когда разбалованные подачками и необременительными условиями службы преторианцы начнут по своей воле свергать и назначать цезарей, руководствуясь, главным образом, тем, кто больше заплатит, но и в семьсот девяносто восьмом году от основания Рима роль префекта претория была ключевой во внутренней политике страны.Вот почему известие, что Август планирует назначить его на такую должность, просто поразило Сабина. В самых своих смелых мечтах он не рассчитывал на столь головокружительную карьеру. Что ж, видимо, он действительно оказал Августу большую услугу, если мог теперь надеяться на такую награду. А он, дурак, еще проклинал Кассия Херею, втянувшего его в эту историю.Да, ради этого стоило забыть об уютной вилле в Этрурии и сделать все, чтобы цезарь не передумал.Сабин непроизвольно принял строевую стойку и вскинул голову. Выражение его лица — до того довольно апатичное и безразличное — резко изменилось. Теперь перед сенатором стоял боевой офицер, готовый выполнить любой приказ своего командира.— Я готов служить цезарю и отечеству до последнего вздоха, — отчеканил он. — Можешь передать ему, чтобы он всегда и во всем рассчитывал на меня.— Вот так-то лучше, — чуть улыбнулся Фабий. — А то ты до сих пор выглядел так, словно наелся зеленых яблок. Сильные мира сего любят, когда их милости принимаются с должной благодарностью. Иначе у них развивается комплекс неполноценности, а это чревато неприятностями для их окружения.Сабин не улыбнулся шутке.— Ладно, — сказал сенатор, — тогда вот что. Я отдам тебе один приказ от имени цезаря, а ты постараешься выполнить его, как обещал. Это важно.Он помолчал немного, что-то обдумывая с нахмуренным лбом, а потом продолжал:— Тебе все-таки придется поплыть морем и лучше всего — на этом же судне. Чтобы не терять времени. Дело в том...Он прервал, ибо в этот момент «Золотая стрела» пришвартовалась к берегу, и матросы принялись вязать концы, опускать якоря и скатывать парус. Никомед деятельно руководил своей командой с мостика.— Дело в том, — снова заговорил сенатор торопливо, — что хотя Август верит в порядочность Тиберия, я его мнения не разделяю. Посему мне представляется разумным — имея на руках столь важный документ, как завещание цезаря, которое способно перевернуть с ног на голову всю политическую ситуацию — не лезть преждевременно на рожон. Другими словами, я хочу, чтобы ты прибыл в Рим на пару дней раньше, чем я, а потом встретил бы меня, скажем, в Цере, и рассказал о реакции Тиберия. Не исключено, что Ливия — а сын обязательно с ней переговорит — изрядно встревожится и захочет принять превентивные меры. Если я буду вовремя предупрежден, то смогу избежать опасности и сохранить документ, доверенный мне Августом, до тех пор, пока цезарь сам не объявит о его содержании. Ты понимаешь меня, трибун?— Да, — кивнул Сабин, — понимаю. Что ж, я подчиняюсь приказу.— Отлично. Расходы этому проходимцу-греку я оплачу сам. Ты и так уже, наверное, потратился.Сабин пожал плечами.— Все равно это было золото Германика.— Ах, вот как? Ну, с Германиком потом сам разберешься. А я пойду потолкую со шкипером.Сенатор повернулся и повелительным жестом приказал Никомеду приблизиться. Грек неохотно повиновался.Сабин не слышал их разговора — он отошел на корму и принялся тормошить Корникса, который спал, как хомяк, посапывая во сне. Галл резко вскочил от прикосновения к плечу и, зевая, начал собирать пожитки.— Отдохнем немного в гостинице, — сказал трибун. — Я уже ног не чувствую от этой качки. А потом придется плыть дальше.— Как? — изумился Корникс. — Господин, я больше не выдержу! Уж лучше продай меня в рабство, но только на суше.— Продам, — пообещал Сабин. — Ладно, идем, пошевеливайся. У нас мало времени.Когда они подошли к трапу, трибун увидел, как Фабий Максим отсчитывает золотые монеты, которые исчезают в грязной жадной ладони шкипера.— Все в порядке, — сказал сенатор. — Этот почтенный мореход отвезет вас в Остию. Оттуда до Рима уже рукой подать. Надеюсь, вы позабудете взаимные обиды, и станете если не друзьями, то хорошими попутчиками.С этими словами он повернулся и двинулся в каюту, чтобы помочь цезарю сойти на берег. На причале Августа уже ждал эскорт преторианцев под командой молодого стройного трибуна.Сабин окинул его любопытным взглядом.«Подожди, парень, — подумал он, — скоро у тебя будет новый начальник. И думаю, ты об этом не пожалеешь».— Когда плывем, господин? — хмуро спросил Никомед, не глядя на Сабина. — Мои люди устали, им надо отдохнуть. Да и Квинт Ванитий, мой хозяин...— Сейчас я твой хозяин, — отрезал Сабин. — Да и денег ты получил достаточно — хватит выплатить неустойку, если что.Он подумал пару секунд, запустил руку в кошелек на поясе и достал несколько монет.— Вот тебе и от меня лично. И запомни — я не люблю, когда меня пытаются водить за нос. А в остальном со мной можно договориться. Отплываем через три часа, Смотри, чтобы все было готово.Сабин повернулся и начал спускаться по трапу, Корникс следовал за ним. Цезарь еще не показался.Никомед полным ненависти взглядом проводил трибуна, а потом вдруг резко взмахнул рукой, словно собираясь швырнуть за борт только что полученные деньга. Но его пальцы лишь сильнее сжались в кулак.«Ничего, — подумал грек. — Прядет и мое время».Он повернулся и визгливым голосом принялся орать на матросов, которые уселись было на палубу, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Глава XIVТайный приказ Элий Сеян сидел у себя дома перед зажженным светильником и задумчиво смотрел в огонь.Отдых, который предоставила ему императрица, оказался как нельзя более кстати — он уже изрядно подустал, выполняя многочисленные обременительные и порой опасные поручения Ливии. Что ж, надо отдать ей должное — эта женщина думала обо всем, и лучшей организации трудно было и пожелать, но все же риск оставался — и это здорово выматывало нервы.Зато теперь вот уже несколько дней Сеян был предоставлен самому себе и мог развлекаться, как хотел. Это было приятно, хотя он знал, что в любой момент может получить новый приказ, и тогда уже будет не до рассуждений — быстро на коня, в повозку или на корабль и вперед, способствовать осуществлению далеко идущих планов мудрой и хитрой императрицы.Жизнь, что и говорить, нелегкая, но Сеян знал, на что шел. Он знал и верил, что как только Ливия добьется своего — а в этом у него не было ни малейших сомнений — он получит свою награду. Императрица умела воздавать должное верным людям, тем, кто честно и добросовестно служил ей.Сеян мечтательно улыбнулся при мысли о своем блистательном будущем. Он, простой всадник и сын простого всадника из Вольсиний, станет одним из самых влиятельных людей в Империи. Ведь Ливия сама сказала, что все эти надменные патриции, сенаторы, консулы будут на коленях вымаливать у него милости и привилегии.«А главной привилегией, о которой они смогут мечтать, — со злобной ухмылкой подумал Элий Сеян, — будет право на жизнь».Ух, как он ненавидел этих зажравшихся аристократов, которые сейчас и на приветствие-то не ответят скромному эквиту. Ну, ничего, придет время...Сеян с удовольствием потянулся, вспоминая, как приятно провел день. Сначала они с друзьями отправились в термы. Вволю поплавали, освежились, массажисты размяли их тела так, что просто летать хотелось. Потом играли в мяч, затем сидели на мраморных скамьях в вестибюле, потягивая холодное винцо, лениво переговаривались.Сеян официально служил в цезарской преторианской гвардии в чине трибуна, но уже давно люди Ливии приметили способного парня, и с тех пор он считался прикомандированным к особе Тиберия — этакий ординарец для особых поручений.Правда, от Тиберия поручения он получал нечасто, а вот Ливия бездельничать не позволяла.Так что, друзьями Сеяна были такие же офицеры претория, сослуживцы, с которыми он вместе начинал тянуть лямку. Они, видимо, не догадывались о двойной жизни, которую вел их товарищ. Ну, а если и подозревали что-то, то предпочитали помалкивать. Да и какое им, собственно, дело?Покинули термы они уже вечером, когда начинало темнеть. Решили зайти в публичный дом старой Лукреции в Аполлинском квартале. Это было приличное заведение и пользовалось хорошей репутацией среди офицеров гвардии — клиентов там не обворовывали и не награждали постыдными болезнями, которые полтора века назад притащила с собой в до того здоровый Рим победоносная армия Сципиона, вернувшаяся из Карфагена после третьей Пунической войны.На мягком ложе в уютной комнатке Сеян долго с удовольствием мял роскошные груди пышнотелой сирийки, прижимаясь к ее горячему животу и бедрам. Из-за стены доносилось веселое женское повизгивание и звон кубков.Девочки Лукреции — прошедшие стажировку в лучших школах Востока — знали свое дело, и уходили преторианцы, полностью удовлетворенные и приятно расслабленные. Один Кальпурний Сервилий презрительно фыркал — он предпочитал мальчиков, но их Лукреция не держала, блюдя, как она говорила, «здоровый римский дух».Затем компания направилась в кабачок «Палладиум» на виа Лабикана, где до полуночи хлестала пенистое фалернское и распевала грубые солдатские песенки. Закусывали жареным кабаном, орехами и фруктами.Когда они выбрались, наконец, на свежий воздух, на улицах людей уже почти не было. Мимо них проследовал патруль вигилов — недавно организованной Августом службы, люди из которой первоначально должны были заниматься тушением пожаров. Однако вскоре к ним перешли и полицейские функции — ведь ни три когорты городских стражников, подвластных префекту Рима, ни тем более преторианцы не горели особым желанием вылавливать по ночам на темных улицах хулиганов, пьяниц и прочий сброд. Вигилы же — набиравшиеся из бедняков и получавшие неплохое жалование — охотно этим занимались. Их деятельность оказалась настолько эффективной, что сенат специальным постановлением выразил Августу благодарность за заботу о жизни и имуществе граждан столицы.По примеру Рима такие же патрули стали формировать и в других городах Италии.Проводив презрительными взглядами охранников общественного порядка, офицеры претория задумались, что же делать дальше. Макрон предложил пойти к нему на квартиру и сыграть пару партий в кости. Все с энтузиазмом приняли это приглашение, однако Сеян отказался. Он чувствовал себя довольно утомленным, поскольку отвык уже от подобного времяпрепровождения. К тому же, интуиция подсказывала ему, что Ливия скоро опять что-нибудь придумает, и он никак не хотел прогневить императрицу, заставив ее ждать.Попрощавшись с друзьями, Сеян направился домой; дом этот оставил ему недавно скончавшийся отец, разбогатевший в последние годы жизни благодаря покровительству влиятельного сенатора из рода Элиев. Именно его имя — в знак благодарности и по принятому обычаю — носил теперь Сеян. По отцу он назывался бы Сей Страбон — тьфу, какая плебейщина!Интуиция не подвела Сеяна: на пороге комнаты появился старый Гедеон.— Господин, — прошамкал он, — там какой-то человек принес тебе письмо.— Пусть войдет, — коротко бросил Сеян, поворачиваясь и резким движением отбрасывая волосы со лба.Вошел молодой парень в греческой хламиде. Он чуть поклонился, приветствуя хозяина дома, и протянул руку с восковыми табличками, скрепленными печатью.Сеян узнал одного из вольноотпущенников Линю, пользовавшегося полным доверием императрицы.— Ответ нужен? — спросил он.— Нет, господин, — покачал головой грек.— Хорошо, можешь идти.Парень еще раз поклонился и исчез. Гедеон последовал за ним, шаркая ногами.Сеян осмотрел таблички. Печать на них не была ни цезарской, ни личной печатью Ливии, которой она скрепляла свою частную корреспонденцию. На воске красовался оттиск головы Юпитера — Сеян знал, что этим перстнем императрица помечает лишь повседневные документы, касавшиеся мелких финансовых сделок.Сеян задумчиво хмыкнул. Это могло означать одно из двух — или в письме действительно нет ничего важного, и — попади вдруг в чужие руки — оно не могло бы никак скомпрометировать ни отправителя, ни адресата, или же наоборот — тут какие-то особые сведения явно незаконного характера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64