Август и неизвестный прошли в помещение и закрыли за собой дверь. Фабий задержался и посмотрел на шкипера.— Плывем обратно, — скомандовал он. — И побыстрее.Никомед всхлипнул, бросил злобный взгляд на Сабина, который спокойно стоял у борта и решился.— Да, господин, — жалобно протянул он. — Но только я хочу тебе сказать сначала...— Потом скажешь, — нетерпеливо бросил сенатор и шагнул к двери каюты.— Я — верный подданный нашего цезаря! — завопил вдруг Никомед, доведенный до отчаяния бесконечными обидами. — Я выполнил свой долг. А этот преступник, — он пальцем указал на Сабина, — избил меня на моем собственном корабле!Матросы столпились вокруг и с интересом наблюдали за сценкой. Трибун, не изменившись в лице, презрительно сплюнул за борт. Корникс с неприязнью сверлил взглядом спину Никомеда.— Вот как? — спросил, останавливаясь, Фабий и не очень дружелюбно посмотрел на шкипера. — Что ж, не могу его за это осуждать Ты сам должен знать — доносить на других — это довольно рискованное занятие. Всегда можно нарваться на неприятности.— Я выполнял свой долг, — упрямо повторил грек.Он чувствовал, как в нем закипает ненависть к этому холодному и равнодушному патрицию, который, судя по всему, плевать хотел на унижение, перенесенное бедным простым моряком. А ведь он для них старался...«Все они сволочи, эти римляне, — со злостью подумал Никомед. — Гордые, куда там! Других вообще за людей не считают».— Мой долг... — начал он опять.— Долг, — перебил его Фабий, — только тогда достоин уважения, если, выполняя его, человек не поступается своей честью. Тобой же — я уверен — руководили совсем другие мотивы. Что ж, деньги ты получишь, как я и обещал. Но это все, что я для тебя сделаю. А если трибун нанес тебе оскорбление, ты всегда можешь подать на него в суд. Закон защищает всех граждан Империи.— Суд... — с презрением пробормотал Никомед. — Суд, где сидят такие же напыщенные индюки... Ну, нет, у меня есть и другие средства. Погодите, ребята, вы еще узнаете, на что способен Никомед из Халкедона.Но его уже никто не слушал. Фабий долгим взглядом посмотрел на Сабина, несколько секунд молчал, а потом произнес:— Будь рядом. Скоро ты нам понадобишься.Затем повернулся и скрылся за дверью каюты. Трибун вернулся на свое место и принялся всматриваться в море, взявшись руками за борт.Кипящий от ярости Никомед взобрался на мостик.— Чего стоите, сукины дети! — завопил он, перегнувшись через перила. — Отплываем! Слышали, что сказал благородный патриций?Слова «благородный патриций» он произнес так, словно перед этим хлебнул добрый глоток прокисшего вина.Прошло около получаса и выглянувший в дверь каюты Фабий позвал Сабина:— Иди сюда, трибун.Тот подчинился, прошел вдоль борта и шагнул в помещение, которое по-прежнему освещал факел на стене. Правда, теперь он сильно коптил и брызгал остатками смолы.Цезарь сидел за столом с каменным выражением лица. Капюшон он уже откинул. Неизвестный расположился в углу на койке шкипера. Он все еще прятался от посторонних глаз.Фабий закрыл за Сабином дверь и остался стоять за его спиной. Цезарь прокашлялся. Видно было, что ему очень трудно говорить.— Я должен поблагодарить тебя, трибун, — произнес он сухо. — Ты — хотя, наверное, и не по собственной воле — помог мне сегодня понять одну очень важную истину и не допустил совершить грех, за который мне наверняка пришлось бы вечно мучиться в Подземном царстве Плутона."Никомеда благодарите, — подумал Сабин. — Если бы не он... Правда, и я должен быть ему признателен — если бы не этот донос, то охрана на Планации изрубила бы меня на кусочки. Хотя, конечно, подлость есть подлость... "— Так вот, — продолжал Август, — сегодня я убедился в том, что усыновленный мною Агриппа Постум был осужден несправедливо. Кое-что еще нуждается в проверке, но в общем все уже ясно...Он тяжело вздохнул, и в его старческих усталых глазах блеснула слезинка.— Но я не верю, — вдруг визгливо вскрикнул он, — я не могу поверить, чтобы эта женщина, та, с которой мы прожили столько лет...Теперь он обращался уже не к Сабину, а к Фабию, словно возвращаясь к какому-то прежнему разговору.— Она неспособна на это. Просто произошла ошибка, — все повторял несчастный старик.Сидящий в углу человек издал какой-то звук, похожий на тихий свисток. Это вернуло цезаря к действительности. Он резко повернул голову:— А тебя пока никто не спрашивает, — заметил он с легким укором. — Ты уже рассказал все, что мог, и теперь моя очередь принимать решения. Не бойся, во второй раз я не ошибусь.Неизвестный промолчал.— Ладно, — вздохнул Август. — С моей женой я разберусь сам. Теперь поговорим о другом.Он снова посмотрел на Сабина.— Итак, трибун. Ты заслужил награду. Чего ты хочешь?«Чтобы меня оставили в покое», — чуть не брякнул Сабин, но вовремя сдержался.— Мой долг — служить Отечеству и тебе, цезарь, — отчеканил он по-солдатски.— Отлично. — Август слегка улыбнулся. — Ладно, я еще подумаю, как отблагодарить тебя. А что касается службы — да, думаю, она мне понадобится.Сабин стоял молча. Что ж, все не так плохо. Цезарь, похоже, принял ту сторону, на которой невольно очутился и сам трибун. И теперь его может ждать головокружительная карьера. Честолюбие начало брать в нем верх над скепсисом.— Теперь — первое, что ты можешь для меня сделать, — продолжал Август. — Подойди сюда.Сабин приблизился к столу.Цезарь достал и развернул лист пергамента и ткнул в него скрюченный артритом палец.— Это — мое завещание. Новое завещание, которое я составил только что. В первом, которое хранится в храме Аполлона в Риме, сказано, что после меня должен наследовать мой приемный сын Тиберий Клавдий Нерон. Теперь я изменил свою волю. Главным наследником назван Марк Агриппа Постум, и лишь потом власть могут принять Тиберий и Германик.«Вот бы порадовался трибун Кассий Херея, — подумал Сабин. — Интересно, как он там?»— Я хочу, — говорил дальше цезарь, — чтобы ты засвидетельствовал мою подпись на этом документе. Закон требует, чтобы было два свидетеля. Фабий уже подписал.Сабин невольно бросил взгляд на человека в углу. А этот, что, не может?Цезарь заметил движение головы трибуна и правильно истолковал его.— Нет, — покачал он головой. — Этот человек не может подписывать официальные документы. Он раб.«Раб? — удивился Сабин. — Хорошую компанию выбрал себе повелитель Империи».— Да, — повторил Август. — Раб. Клемент...Он повернулся к человеку в углу, и тот вдруг медленно убрал с головы капюшон плаща.На Сабина смотрел молодой мужчина с грубоватым, словно вытесанным из гранита, лицом, широким выступающим подбородком, короткими темными жесткими волосами, крупным носом и большими черными глазами. Его кожа была смуглой и словно обветренной."Где я видел это лицо? — подумал трибун. — Это, или очень похожее... "В следующую секунду он вспомнил. Когда он был еще мальчишкой, в доме его отца стоял бюст человека, которого покойный родитель очень уважал, — бюст непобедимого полководца Марка Випсания Агриппы, отца Постума. Однако, такое сходство...— Да, — сказал Август, заметив, что Сабин с изумлением смотрит на человека в плаще. — Клемент — бывший раб Агриппы, он на два года старше. Они росли вместе в доме Випсания.«Ну, ясно, — подумал Сабин. — Видимо, прославленный полководец одерживал победы не только на полях сражений. Впрочем, не такая уж необычная для Рима вещь, если господин затащит в свою постель смазливую рабыню из домашней прислуги. А потом получаются дети, весьма похожие на отцов. Таков и этот Клемент».— Вижу, ты понял, в чем дело, — сказал Август. — Да, Постум и Клемент очень привязаны друг к другу, и я взял его с собой сегодня, чтобы он повидал своего хозяина, а хозяин его. Так я хоть чем-то смог порадовать своего приемного сына. Он пока вынужден был остаться на острове — я должен подготовиться к его официальной реабилитации. Ну, а потом...Цезарь прикрыл глаза и покачал головой.— Клемент ценный свидетель, — сказал он. — И еще очень нам пригодится, я думаю.Сабин отвел глаза от лица раба и посмотрел на Августа.— Итак, — произнес цезарь, подталкивая к нему пергамент. — Согласен ли ты по доброй воле и в соответствии с законами Рима подписать этот документ?— Согласен, — ответил Сабин и поставил под текстом свою подпись.Сам текст он даже не пытался прочесть, заметил только подпись Фабия Максима.— Спасибо, — сказал Август и спрятал пергамент. — Теперь — второе.Он снова полез в карман и извлек восковые таблички.— Это письмо к Тиберию, — пояснил он. — Я хочу, чтобы ты доставил его в Рим как можно скорее. Тут я написал ему об изменившейся ситуации. Надеюсь, он поймет меня. Тиберий — честный человек, хотя его замкнутость и нелюдимость...Цезарь прервал, не желая, видимо, посвящать посторонних в свои семейные дела.— В общем, ты доставишь ему письмо и посмотришь, как он отреагирует. Сам я выезжаю через несколько дней и скоро буду в столице. Тиберий должен отправиться в Далмацию и принять командование Данувийской армией. Я обещал проводить его до Неаполя и сделаю это. А потом мы займемся судьбой Постума... Жаль, Германика не будет рядом — на границе неспокойно, и я не могу оставить Рейнский корпус без командующего.Август снова замолчал.— Ладно, — продолжал он после паузы. — Твое дело — отвезти письмо. А Фабий займется завещанием. Пока я не хочу его обнародовать, еще будет возможность. На всякий случай, знай — Фабий должен оставить его в храме Весты на попечение старшей весталки. В нужный момент мы огласим мою волю сенату и народу. Я уверен, что все будет хорошо.«Будем надеяться, — подумал Сабин. — Но, судя по всему, твоя супруга не из тех, которые легко сдаются».— Хорошо, — устало вздохнул цезарь. — Можешь теперь идти. И не беспокойся, награду ты получишь достойную.Сабин отсалютовал и вышел. Фабий закрыл за ним дверь.На палубе трибуна ждал Корникс.— Господин, — оказал он тревожно, — пока вы там сидели в каюте, мне показалось, что этот проклятый грек все время крутился рядом и пытался подслушать. Может, прижать его немного?— Не стоит, — зевнул Сабин и пренебрежительно махнул рукой. — Это жалкая корабельная крыса, недостойная внимания. Давай лучше вздремнем, пока есть время.Он расстелил плащ и улегся из палубу. Корникс прикорнул невдалеке. Вскоре оба они уснули под мерный скрип снастей, легкие хлопки паруса и тихий убаюкивающий плеск волн за бортом.А Никомед стоял на мостике и сузившимися глазами смотрел на темное море."Так вот кто почтил посещением мой жалкий корабль, — злобно ухмыляясь, думал он. — И даже этот мудрый и справедливый правитель не захотел заступиться за своего верного подданного, когда того били и оскорбляли. А я-то из-за тебя жизнью рисковал. Что ж, и ты такой же римлянин, как и другие, даром что цезарь. Ладно, придет время, припомню я вам еще о славе Греции... "В сущности, плевать было Никомеду на героев Древней Эллады. Ахиллес был ему так же безразличен, как и Ромул; он охотно продал бы их обоих по сходной цене. Но нанесенная ему жестокая обида пробудила даже его сомнительное чувство патриотизма.«Девиз римлян, — продолжал думать он, скрипя зубами в бессильной ярости, — разделяй и властвуй. Что ж, воспользуемся вашим собственным рецептом. Натравим одних гордых квиритов на других. А когда они перебьют друг друга, вот тогда снова возродится слава Афин и Спарты, снова миром будут править эллины, а не жалкие варвары с берегов Тибра».Никомед совсем распалился. Еще немного, и он готов был бы сам сформировать фалангу и повести ее на римские легионы.Но постепенно прохладный ветер остудил патриотический пыл грека. Однако ненависть глубоко засела в его сердце и активно питала мозг, вынашивавший коварные планы...Уже рассветало, когда «Золотая стрела» вошла в гавань Пьомбино и двинулась к причалу.На палубе появился Фабий и приблизился к Сабину, который уже проснулся и стоял у борта.— Эй, трибун, — позвал он негромко, чтобы не услышали матросы. — Как ты собираешься добираться до Рима?— По суше, — твердо ответил Сабин. — Я уже договорился насчет лошадей. Сейчас мы отдохнем пару часов, а потом двинемся в путь. Я уже сыт морем по горло.Фабий покачал головой.— Что ж, может, ты и прав. Я уж было подумал, что раз уж наш преисполненный гражданского долга шкипер плывет вдоль побережья, ты мог бы отправиться вместе с ним и сэкономил бы время. Но, похоже, он тебя так любит, что, чего доброго, утопит где-нибудь по дороге вместе с кораблем. Ладно, поезжайте по виа Аврелия. Так будет надежнее. Но — торопитесь — время не ждет.Сабин кивнул. Сенатор помолчал немного, наблюдая, как матросы готовятся к швартовке, а потом вновь заговорил:— Открою тебе маленькую тайну, трибун. Как ты думаешь, какую награду намерен дать тебе цезарь?Сабин пожал плечами.— Это ему виднее.— Да ты скромный парень, — улыбнулся Фабий. — Ну, а если напрячь воображение?Сабину был неприятен этот разговор. Он не любил гадать, да и выглядело это не очень этично.— Ну, какое-нибудь поместье, — сказал он неуверенно. — Или должность какую-нибудь...— Уже теплее, — сказал сенатор. — Действительно, должность. А какую?— Богам известно, — ответил Сабин, глядя в море. — Надеюсь, не куратора дорог?— Нет, — рассмеялся Фабий. — Не куратора. Цезарь хочет назначить тебя префектом претория.— Кем? — медленно переспросил Сабин, поворачивая голову. — Я не ослышался?— Ты не ослышался, — ответил Фабий. — Но пока, наверное, не стоит рассказывать об этом каждому встречному. Многое еще неясно в нашей ситуации, хотя, должен признать, шансы на победу у нас неплохие. Я не ожидал, что цезарь так легко поверит нам после стольких лет упорного молчания. Что ж, наверное у него самого появились уже какие-то подозрения.Сабин не слушал сенатора. В его ушах все еще звучали только что произнесенные Фабием слова: префект претория, префект претория, префект претория...— В любом случае, мы с тобой союзники, трибун, — весело сказал патриций. — И я буду искренне рад, если именно ты получишь это назначение. Август уже некоторое время пытается найти замену нынешнему префекту, который довольно паршиво выполняет свои обязанности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64