https://wodolei.ru/catalog/vanny/big/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Наконец пора было уходить, но перед отъездом я заглянул в каюту Паоло, и каково же было мое удивление, когда я увидел его совершенно одетым: по-видимому, он собирался сойти на берег.
Это открытие чрезвычайно взволновало меня. «Если он отправится в город, — подумал я, — то, конечно, для того только, чтобы встретиться со своими сообщниками, с людьми, близко связанными с капитаном Блэком и его экипажем. Если я не воспользуюсь этим случаем узнать что-нибудь о капитане Блэке, то могу прождать год и больше, прежде чем услышу что-нибудь о нем, кроме известий о гибели судов по пути из Европы в Америку или Африку». И я решил следовать за Паоло, рискуя всем, даже жизнью.
С этой мыслью я поспешил на бак, где застал старого Дэна, и попросил его немедленно снабдить меня матросским костюмом, а переодеваясь пояснил старику в нескольких словах свое намерение, на что Дэн, хотя и не возразил ни слова, но почесал в затылке и неодобрительно покачал головой.
Выйдя переодетым на палубу, я увидел Паоло, уходившего уже с яхты, и, надвинув шапку на глаза, пошел вслед за ним, прячась за каждый выступ и скрываясь, насколько было возможно. Очутившись в городе, Паоло раза два обернулся и посмотрел, не следят ли за ним, затем, видимо, убедившись, что все благополучно, направился разными окольными путями в «Bowery», самый захолустный квартал города, пользующийся дурной репутацией; затем, после долгого странствования, уже едва держась на ногах от слабости и истощения, бедняга свернул в одну из самых грязных и скверных улиц этого квартала и вдруг исчез в раскрытой настежь двери. Едва он успел скрыться, как и я подошел к той же двери и заглянул внутрь помещения. Первое, что мне бросилось в глаза, была невысокая грязная лестница, идущая вверх, а там упиравшаяся в стеклянную дверь. Сквозь стекла этой двери я увидел толпу мужчин в полутемном, накуренном помещении. Все они, сидя у столиков, пили, спорили и сиплым голосом пели песни.
Это был какой-то ужасный вертеп, населенный людьми всех национальностей, преимущественно моряками. Тут были и англичане, и французы, и русские матросы, даже негры и китайцы, но я тем не менее решился войти и занять место у одного из столиков, ближайших к двери.
Все помещение состояло из длинной узкой залы, уставленной вдоль стен скамьями, которые когда-то были покрыты красным бархатом, а теперь представляли лишь ободранные лохмотья. На стенах красовалось несколько больших зеркал вышиной от пола до потолка, но все они были побиты, а во многих недоставало целых кусков стекла. У скамеек стояли в беспорядке небольшие столы с мраморными досками, пожелтевшими и грязными, с отбитыми углами, а в самом дальнем конце узкой залы виднелся жалкий буфет с грязным прилавком, за которым сидел на высоком табурете продавец. Последний был громадного роста негром, одетым по последней моде, с претензией на щегольство.
Все это было для меня ново, и я чувствовал себя среди всех этих людей, как в глухом лесу. Мне не раз рассказывали об этих трущобах, говорили, что здесь человеческая жизнь не ставится ни во что, что всякого рода преступления здесь являются самым заурядным явлением. И действительно, стоило только взглянуть на посетителей этой трущобы, чтобы убедиться, что здесь собрались отбросы человеческого общества, все отбросы морского люда всевозможных народов. Крепкие спиртные напитки тут пили, как воду, в воздухе стояла такая вонь, такой смрад, что я долгое время не мог различить сквозь густые облака табачного дыма, где именно находился Паоло и что он теперь делал.
Наконец я увидел его сидящим у прилавка; перед ним стоял большой графин с водкой. Одной рукой он облокачивался на прилавок и разговаривал с негром, но что он говорил я, конечно, не мог расслышать. Спустя четверть часа стеклянная дверь широко распахнулась и в зал с шумом вошли трое мужчин. Все они были знакомы мне: это были ирландец по прозванию Четырехглазый, шотландец Дик и сам Ревущий Джон, которому Дэн выпустил в лицо свой заряд. Рот, нос и вся нижняя часть лица у него были обвязаны грязной, окровавленной тряпицей, и он совершенно был лишен возможности пить или говорить. Здороваясь с Паоло, он дружелюбно потрепал его по плечу и, несмотря на свою рану, казался совершенно бодрым и веселым.
При виде этих людей я почувствовал страшную жажду деятельности. Если бы мне теперь удалось последовать за ними в жилище капитана Блэка, то цель моего путешествия в Нью-Йорк была бы достигнута.
Я сидел в своем углу, потягивая мерзкое пиво и покуривая из старой глиняной трубки, найденной мною случайно в кармане куртки, которой меня снабдил Дэн. Отвратительная старуха, напоминавшая ведьму — желтая, иссохшая и сутулая, но проворная, с хищным взглядом ястреба, прислуживавшая одна всей ораве, — смотрела на меня как-то подозрительно. Но это не особенно беспокоило меня, товарищи же Паоло были слишком заняты своими делами, чтобы обращать внимание на окружающих, так по крайней мере это казалось мне. Но вот старая ведьма подала свой голос — крикливый, резкий и надтреснутый, и объявила во всеуслышание:
— Джэк, Огненный Дьявол, сейчас будет плясать вам на потеху! Сидите смирно, красавчики, — обратилась она ко всем присутствующим, — да помогите мне отодвинуть столы. Посторонитесь же, голуби, не то я ошпарю вас кипятком! А ведь любят же они все меня, как родную мать! — добавила карга, как бы хвастаясь перед кем-то. Затем, вооружившись большой палкой, старуха стала постукивать ею по ногам посетителей, заставляя их пятиться к стене. Обойдя таким образом весь зал, она расчистила посередине довольно большое пространство для плясуна, и тогда одно из высоких стенных зеркал отошло от стены, обнаружив скрывавшуюся за ним дверь, о существовании которой я и не подозревал. Из нее вышел огромный рослый негр с большим горшком какого-то горящего вещества и стал проделывать разные фокусы, делая вид, что глотает огонь, обвивает голову и руки огненными лентами и тому подобное, после чего стал кружиться и вертеться, весь объятый пламенем. Для достижения большего эффекта все лампы в зале были потушены, так что было почти темно.
Вдруг я почувствовал, что кто-то трогает меня за ноги. Я незаметно нагнулся, делая вид, что хочу поднять оброненную трубку, и увидел, что на меня смотрит из-под скамьи бледное, измученное лицо мальчугана Сплинтерса, так ужасно пострадавшего тогда в Париже на улице Жубер из-за своей неловкости.
— Что такое? — спросил я.
— Не оставайтесь здесь, уходите! Они узнали вас и хотят убить!
Проговорив чуть слышным шепотом эти слова, мальчуган ползком под скамьями удалился в другой конец комнаты, где и вынырнул никем не замеченный.
Между тем плясун продолжал увеселять присутствующих, и я решил воспользоваться темнотой, чтобы добраться до двери. Но каково было мое удивление, когда, выйдя через широко раскрытую стеклянную дверь на лестницу, я увидел, что на двери, ведущей на улицу, теперь был опущен железный занавес. Это открытие было поистине ужасно. Я сообразил, что железный занавес был опущен с определенной целью, но был почти уверен, что, когда пляска кончится, некоторые из присутствующих пожелают уйти, а тогда и я, выбрав удобный момент, смогу выйти вместе с ними.
С этой целью я остался вблизи занавеса, пока лампы не были снова зажжены и огненный плясун не удалился. Тогда посетители собирались было поставить столы на место, но старая ведьма снова закричала им:
— Нет, нет, красавчики, подождите! Это еще только начало, продолжение следует! Я не отопру вам дверей, пока вы не полюбуетесь моей пляской! Сегодня у нас есть работа, пареньки! Да, работка есть, и на этот раз ваша старая тетка сделает эту работу за вас, а вы посмотрите!
При словах «есть работа» все как-то притихли, и толпа, точно по мановению волшебной палочки, разом отхлынула от меня, так что я остался один среди пустого пространства, и все взоры обратились теперь на меня.
Но те четверо, которых я всего больше опасался, сидели ко мне спиной и ни один из них даже не оглянулся: они были слишком заняты своими собственными делами. Вдруг раздались звуки какой-то душераздирающей, дикой музыки, и старуха, прикрикивая и взвизгивая, пустилась плясать, подражая шотландской «пляске мечей». Сначала она бешено кружилась среди зала, затем отошла к дальнему концу комнаты и оттуда направилась прямо к двери, у которой стоял я. Не знаю, но какое-то тяжелое предчувствие подсказало мне, чтобы я остерегался этой женщины. Сердце у меня учащенно забилось, в то время как она все ближе и ближе подходила ко мне.
Ожидать от кого-либо помощи здесь нечего было и думать. Правда, у меня был при себе револьвер, но что можно было сделать с ним в этой толпе, где таких револьверов были десятки?!
Мне не оставалось ничего более, как идти навстречу неминуемой опасности. Я сделал несколько шагов вперед от дверей. В это время старая ведьма, кружившаяся шагах в десяти от того места, где я стоял, вдруг как будто пришла в иступление и, пронзительно взвизгнув, точно коршун, устремилась прямо на меня.
В этот момент, мне помнится совершенно ясно, Паоло и его трое товарищей вдруг вскочили на ноги; остальные присутствующие громко вскрикнули, а старая ведьма, выхватив что-то из-за пазухи, вдруг ударила меня этим предметом по голове и я потерял сознание.
XII. За кормой «Лабрадора».
Полная потеря сознания — великое благо, очень редко выпадающее на долю человека.
Сон не дает нам полной бессознательности и даже бесчувственное состояние не всегда есть потеря сознания. Я дважды в своей жизни лишался чувств, но каждый раз меня мучили тяжелые видения, мозг давили ужасные кошмары.
Все это я испытал и после посещения отвратительной трущобы в Бовери. Сколько времени я пролежал без чувств, где я был в это время, — я не знаю и теперь, но все время меня мучили бред и томительный жар. Иногда мне казалось, что сознание возвращается ко мне, но я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Я положительно леденел от ужаса, чувствуя, как смерть подкрадывалась ко мне.
В минуты сознания я, помню, видел солнце над своей головой и чувствовал легкий ветерок, дувший мне в лицо. Но это продолжалось всего одно мгновение — потом я снова впадал в забытье. Раз я пришел в сознание, ощутив капли дождя на своем лице. Я лежал и спрашивал себя, где я, откуда этот тихий плеск волн и морской ветерок, пахнувший мне теперь в лицо? Затем я увидел, что я привязан за левую руку, ноги мои тоже связаны веревкой. Когда же, наконец, я поднял голову, то вдруг увидел, к немалому своему удивлению, что лежу на дне лодки, медленно продвигавшейся вперед. Лежал я ногами к корме и так как моя голова приходилась ниже бортов лодки, то мне нельзя было видеть, что заставляло лодку плыть и где, собственно, я находился — в открытом ли море или вблизи берега.
После долгих усилий мне удалось припомнить предыдущие события, и я понял, что Паоло завел меня в западню, а женщина, нанесшая мне удар, была, очевидно, подкуплена им на это страшное дело. Вероятно, люди Блэка подняли меня в бесчувственном состоянии и перенесли сюда, в эту лодку. Несомненно было одно, что я находился теперь в руках одного из величайших негодяев в мире, и часы мои, вероятно, были сочтены.
Но эта мысль не особенно огорчала меня: потому ли, что я был очень слаб, или же потому, что, вследствие сильной боли в голове, я был рад всему, что могло избавить меня от этих мучений. А пока мне хотелось прежде всего поближе ознакомиться со своим положением. Лодка, где я лежал, была щегольской шлюпкой с какой-нибудь яхты, сам я лежал на брезенте, сложенном несколько раз. Второй брезент был подложен мне под голову. Средняя банка была снята для того, чтобы я мог лежать, а к кормовой были привязаны мои ноги. Левая рука была привязана к передней носовой банке, правая же моя рука оставалась свободной. Сначала я удивился этой оплошности, так как под рукой на прикрывавшей меня парусине лежали фляга и десятка два высшего качества «капитанских» бисквитов. Меня томила мучительная жажда, и я поднес к губам флягу. В ней была слабая водка, но я с удовольствием променял бы ее на глоток чистой воды. До сухарей же я не мог дотронуться. Меня начинало знобить от непрерывно падавшего на меня дождя и захлестывавших в лодку волн.
До этого момента я не слышал звука человеческого голоса, но вот лодка остановилась и надо мной послышался оклик: «Все наверх! Убирай паруса!» Из этого я заключил, что мою лодку привязали к судну, вероятно, к яхте, и что она не стоит на месте, а направляется куда-то в море. Но куда? Неужели эти люди хотели меня уморить здесь или они просто забыли обо мне?
— Эй, Билл! Что парень-то, умер? — раздался в это время надо мной голос.
— Нет, он как будто приходит в себя! — послышался ответ.
— Это вы говорите о том бедняге, ребята? — спросил знакомый мне голос Четырехглазого. — Он что, протянул уже ноги?
— Нет, уже шевелится немного!
— Бедняга! Киньте ему кто-нибудь ломоть мяса — нельзя же привезти командиру покойника, когда он желает иметь его живым!
Мне стали бросать в лодку куски мяса, но так как теперь яхта шла довольно быстро, то это не удавалось: два-три ломтя уже упали в воду, не достигнув своего назначения. Как бы то ни было, но я узнал теперь, что мне пока не грозит никакая опасность, напротив, меня будут и беречь, и кормить до тех пор, пока не доставят капитану Блэку. Но где он находится в настоящее время, я, конечно, не знал, а только мог предполагать, что скорее всего на безымянном судне.
Когда дождь прекратился и солнце снова стало обдавать меня своими лучами, жажда стала нестерпимо мучить меня. Я протянул руку к фляге, при этом ощупав узел на своей левой руке, и убедился, что это был простой морской узел, который можно было без труда распустить в любое время. Я так и сделал, но не решился подняться и сесть из опасения, чтобы меня не увидели сверху. Однако, повернув голову, я убедился, что судно, буксировавшее меня, было американской яхтой, а на корме ее большими буквами было написано: «Лабрадор».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26


А-П

П-Я