В этот момент Антинея, оцепеневшая от ужаса, с рыданиями бросилась на Талоса и закрыла его собственным телом.
Бритос, охваченный неистовым гневом, на мгновенье остановился, как вкопанный. Он тупо уставился на спину девушки, которая сотрясалась от рыданий.
Медленно юнец опустил дротик.
— Подберите этих недоумков, — велел он приятелем, указывая на двоих поверженных мальчишек, которые до сих пор лежали на земле. — Пора убираться отсюда.
Спартанцы сели на лошадей и поскакали в сторону города. Бритосу вспомнился странный взгляд, который заставил его заколебаться.
Эти глаза… Он видел их раньше, помнил их пристальный взгляд, — но никак не мог вспомнить, где и когда…
Он напрягал память, сам не зная, зачем ему это нужно.
***
Талосу казалось, что он очнулся от глубокого сна. Отяжелевшие члены терзали болезненные судороги. Но внезапно приятное теплое прикосновение трепещущего тела Антинеи пробудило жизнь в его израненном теле.
Медленно открылись распухшие глаза. Он увидел лицо девушки, измазанное его собственной кровью, покрытое слезами. Антинея поглаживала его, тихонько рыдая. Ее маленькие загрубевшие руки дотронулись до спутанных волос юноши.
— Талос, ты жив, — смогла произнести она, словно не веря своим собственным словам.
— Похоже на то, — пробормотал он, затаив дыхание. — Но я не знаю, надолго ли. Они искромсали меня, эти негодяи…
Антинея побежала к ручью, смочила в воде уголок хитона. Она склонилась над Талосом, вытирая его лицо, опухшие глаза и распухший рот.
— Ты можешь встать? — спросила она. — Или мне позвать отца?
— Нет, не надо, — ответил он. — Я в синяках и ссадинах, но, похоже, руки и ноги на месте, так что все будет в порядке. Помоги… вот так… Дай мне посох!
Девушка подала ему палку, он взял ее, собираясь с силами. Обняв левой рукой Антинею за плечи, он поднялся на ноги, болезненно морщась. Они двинулись вперед очень медленно, часто останавливаясь для отдыха, но добрались до дома Пелиаса, когда солнце было еще высоко.
Потревоженный лаем собаки, отец Антинеи вышел во двор. Потрясенный сценой, открывшейся перед его глазами, он подбежал к дочери и ее другу.
— Во имя богов, что случилось? — закричал старик. — Что они с тобой сделали?
— Отец, помоги мне, быстро! — выдохнула девушка, рыдая. — Талос защищал меня от каких-то спартанских мальчишек. Он чудом остался жив.
Они уложили юношу в постель, накрыв шерстяным одеялом. Сильнейшая лихорадка в результате жестокого избиения вызывала конвульсии в трепещущем теле.
— Пожалуйста, — умолял он слабым голосом, — не говорите ничего об этом моей семье. Это их просто убьет.
— Будь спокоен, мой мальчик, — убеждал Пелиас. — Я пошлю им весточку, что ты на несколько дней задерживаешься у нас, чтобы помочь мне подготовиться к празднику и убрать сено. Как только тебе станет лучше, ты сам что-нибудь придумаешь. Скажешь, что упал в какую-то глубокую расщелину…
— Да, хорошо, — прошептал Талос. Веки его сомкнулись.
Пелиас наблюдал за мальчиком со слезами на глазах, потом повернулся к дочке, у которой во взгляде до сих пор таился страх.
— Пойди и надень другое платье, — сказал он. — От того, что было на тебе, осталось немного. Потом возвращайся сюда и ни на мгновенье не отходи от него. Сейчас я должен уйти в город к нашему хозяину. Праздник состоится через два дня, а мне еще нужно очень многое сделать.
Он вышел, закрыл за собой дверь и оставил дом в темноте.
Талос, истратив последние силы, заснул глубоким сном. Он слабо постанывал, ворочаясь в постели. Каждое незначительное движение настораживало Антинею, и она пододвинулась к Талосу поближе, чтобы лучше видеть его лицо в тусклом свете. Потом девушка вернулась на скамью и села, сложив руки на коленях.
Пелиас пришел домой, когда почти стемнело.
— Как он? — спросил он тихо, с порога комнаты.
— Я думаю, лучше. Он мирно спит и, кажется, лихорадка отступает. Но ты посмотри, как он весь распух! — отвечала девушка.
Пелиас открыл окно, от отблеска заката в комнате стало светлее, послышался шелест листвы. Лицо его опечалилось, когда он увидел изуродованное лицо Талоса, грудь юноши, покрытую синяками, его кровоточащие руки с разодранной кожей.
Старик сжал кулаки.
— Будь они прокляты! Подумать только, это ведь отпрыски самых благородных семей города: Бритос, сын Аристарха; Агиас, сын Антимаха; Филархос, сын Девиппа…
— Откуда ты узнал, как их зовут? — спросила потрясенная Антинея.
— От наших друзей, которые служат в этих семьях. Некоторые из этих проклятых ублюдков вернулись домой в жалком виде. Истина быстро обнаружилась, хотя они и пытались скрыть правду и уверяли, будто во время военных занятий произошел несчастный случай. Этот мальчик, Талос, он хорошо дерется! Несмотря на то, что был один! Странно, я никогда бы не поверил в это. Конечно, он крепкий и сильный, — но как он смог сбить с ног и уложить на землю столько молодых воинов? Все эти парни только и делают, что целыми днями тренируются, борются и фехтуют…
— Я не знаю, отец. Я и сама потрясена. Ты бы только посмотрел, как он умеет пользоваться своей пастушьей палкой… — сказала девушка, показывая на посох из кизилового дерева, прислоненный к стене в углу комнаты.
— Он вращает ее невероятно быстро, и с такой силой!.. Если бы они не накинулись на него все вместе, они не смогли бы избить его так сильно.
Пелиас глубоко задумался на какое-то время, пристально разглядывая блестящую кизиловую палку, затем взял ее в руки.
— Старик Критолаос, — прошептал он. — Кто же еще?
— Что ты сказал? — спросила девушка.
— Ничего, ничего, дочка. Я просто размышлял и разговаривал сам с собой. — Затем он поставил посох на место и сел рядом с постелью, на которой спал Талос. — Вот теперь мальчику и впрямь грозит настоящая опасность. Они могут убить его в любой момент.
— Нет! — закричала Антинея.
— Ты что, не понимаешь, что он наделал? Он не только осмелился взбунтоваться, но ему удалось избить нескольких спартанцев. Им не требуются даже какие-нибудь основательные причины, чтобы убить илота. К счастью, никто до сих пор не знает его имени, но чтобы выяснить, кто он такой, им не потребуется много времени. Они видели, что он хромой.
Антинея сжала руки и тревожно наблюдала за лицом Талоса.
— Мы должны помочь ему исчезнуть. Спрячь его где-нибудь!
— И где же, дочь моя? Беглый илот в любом случае далеко не уйдет… И где мы могли бы спрятать его? Любая семья, которая возьмет его под свою защиту, будет истреблена немедленно, как только спартанцы обнаружат беглеца.
— Тогда, что же, никакой надежды нет?
— Успокойся, дочка, мы найдем решение. Пока он в безопасности. Никто не видел, как вы двое пришли сюда. По крайней мере, я надеюсь на это. И вот тут появляется ниточка надежды.
— Что ты имеешь в виду? — выпалила Антинея.
— Ты сказала, что Талос лежал на земле, а один из мальчишек поднял дротик, чтобы пронзить его, разве не так?
— Да, так.
— Но он не сделал этого.
— Чистая правда. Но ведь я сама кинулась к Талосу, я закрыла его своим телом… Спартанцы не убивают женщин!
— Не думаю, что дело только в этом. Если тот мальчишка с дротиком заколебался, то должна же существовать определенная причина. Причина, которую мы не можем понять в настоящее время, но она оказалась достаточно весомой, чтобы удержать его руку. В любом случае, если бы он захотел убить Талоса, он бы заставил своих приятелей оттащить тебя прочь… Следовательно, если он не сделал этого, на то была его собственная воля. И если он не прикончил Талоса в тот момент, когда его, должно быть, трясло от ненависти и злобы, то едва ли он убьет его позднее, когда гнев остынет.
— А что с остальными?
— Из твоего описания следует, что мальчишку, скорее всего, зовут Бритос. Он сын благородного Аристарха, последний отпрыск Клеоменидов. Если он не захотел этого сделать, то, будь уверена, остальные и вовсе не решатся на убийство. К тому же, сейчас, в любом случае, у нас есть время. Все в городе готовятся к празднику и к церемонии посвящения в воины. Торжества состоятся послезавтра в храме Артемиды Орфии.
Старый Пелиас подвинулся еще ближе к Талосу, внимательно разглядывая его лицо. Он потрогал волосы юноши.
— Бедный мальчик, — прошептал он. — Храбрый как лев… Он не заслуживает смерти, не дожив еще и до двадцати лет! — Он повернулся к дочери. — Ступай, приготовь что-нибудь поесть, чтобы была хоть какая-нибудь еда к тому времени, когда Талос проснется.
Антинея вдруг вспомнила, что она не ела весь день, и ушла готовить скудный обед. Когда трапеза была готова, она позвала отца, но старик явно ел через силу, и мысли его витали где-то далеко. Они рано легли спать, измотанные событиями минувшего дня.
В своей постели, глубоким сном, наполненным пугающими ночными кошмарами, спал Талос. Горло пересохло, в висках стучало. Перед ним в быстрой последовательности промелькнуло лицо Бритоса, горящее ненавистью, зловещее поблескивание наконечника дротика, висевшего над ним, как смертный приговор, лица остальных спартанцев, кружившиеся вокруг в пугающем водовороте. Их издевательский смех все громче и громче отдавался в сознании.
— Агиас, он хромой! Он хромой! Он хромой! — повторяли пронзительные голоса… десять раз, сто раз… все громче и громче Талос проснулся, измученный болью, среди ночи; лоб был весь мокрый от пота, сердце бешено колотилось.
Перед ним в мягком свете луны сидела Антинея. Серебристые волосы обрамляли милое лицо, словно легкое облако. Короткое детское платье едва доходило до колен.
Поставив на скамью лампу, которую она держала, девушка села на краешек постели. Талос, находившийся в состоянии между сном и бодрствованием, казалось, еще не пришел в себя. Антинея протянула маленькую загрубевшую руку к его лбу и стала молча вытирать пот краешком шерстяного одеяла.
Талос наблюдал за ней с трепетом в сердце. Внезапно прохладная рука легла ему на грудь и, казалось, вызволила из ночного кошмара. Лицо Антинеи, хоть и медленно, становилось все более четким, в почти полной темноте. Ее глаза — наполненные волнением и бесконечной нежностью — ласкали и поддерживали его упавший дух, его пошатнувшийся разум.
Талос увидел, как медленно приближается ее лицо, почувствовал, как ее волосы теплой волной коснулись его груди, ее губы коснулись его жаждущего рта.
Больше не было запаха крови, заполнявшего ноздри, — он исчез. Талос, калека, ощущал приятный запах сена, спелой пшеницы, полевых цветов. В глубине своего сердца он мечтал о золотистой коже Антинеи, об аромате ее тела… как будто в первый раз.
***
Как только в окрестностях прокричали первые петухи, Антинея вышла из хлева, неся тяжелый кувшин парного молока.
Ее отец Пелиас уже ушел в город. Он вез первые дары полей в дом своего хозяина для украшения стола в день великого праздника. Два больших наполненных мешка были приторочены к седлу его осла.
Девушка налегла на дверь, открыла ее, вошла в дом и поставила кувшин на пол. Она налила чашку еще теплого молока. Пора будить Талоса, ему нужно поесть…
Она бесшумно вошла в комнату, где спал юноша. Солнечный луч осветил помещение и соломенную подстилку, все еще с пятнами крови…
Пусто!
Антинея вдруг почувствовала слабость. Понимая, что он не мог уйти далеко, она бросилась из дома.
Она побежала к лесу около ручья, но там не было и следа юноши. Решила пойти к горе, но сразу же поняла, что Талос не мог уйти этой дорогой.
Он никогда не посмеет вернуться к своей семье в таком виде.
Было только одно возможное объяснение: Талос, скорее всего, отправился в Спарту! Единственное место, куда они вместе с отцом запретили ему ходить при любых обстоятельствах.
Она устало вернулась домой и залилась слезами, подходя к двери. Посидев и поразмыслив немного, девушка вдруг поняла, что она должна сделать.
Антинея встала, надела длинный плащ, доходивший до пола. Она направилась в город обычным быстрым шагом, и, добравшись до места, заметила, что на улицах и площадях собираются целые толпы народа.
Интуиция не подвела Антинею: Талос уже давно бродил по улицам, нетвердо держась на ногах, закрывая лицо капюшоном, прячась от скоплений людей, заполняющих улицы, что вели к храму Артемиды Орфии. Почти наступило время великой жертвы и церемонии посвящения новых воинов.
Из далеких краев со своими семьями прибыло множество периэков — неполноправной части населения, людей средней касты: селян и торговцев. Илотов было меньшинство. Некоторые служили в городе своим хозяевам, остальные прибыли просто из любопытства, чтобы воочию увидеть жестокий ритуал посвящения.
Вдруг, совершенно неожиданно с площади перед храмом раздалась барабанная дробь, и зазвучали требы. Звуки, хорошо знакомые Талосу — он впервые услышал их, когда спустился с горы к берегам Еврота, чтобы увидеть возвращающихся воинов.
Толпа расступилась, освобождая дорогу двору. Первыми прошли жрецы, облаченные в белые одежды; на голове у них красовались шерстяные повязки, длинные концы которых широкими полосами спускались на плечи.
Далее шагали глашатаи и храмовые служители.
На небольшом расстоянии за ними шли подразделения воинов, одетых в малиновые плащи и туники, закованных в отполированные доспехи, в шлемах, увенчанных гребнями из конских хвостов.
Талос, спрятавшийся за колонну, почувствовал, как по спине пробежала дрожь, когда он наблюдал за тем, как они маршируют сомкнутыми шеренгами, размеренным шагом. Он увидел себя еще совсем маленькими мальчиком, на краю пыльной дороги, перед воином, который остановил на нем свой печальный взгляд…
Равные начали описывать круги по площади, перестраивая шеренги в четыре ряда. Они остановились, как вкопанные, щит к щиту, в руках — длинные сверкающие копья. Колонну замыкала царская охрана с ярко-красными гребнями, развевающимися на ветру, их огромные щиты были украшены гербами самых знаменитых семейств города.
На одном из таких щитов Талос увидел изображение дракона со сверкающей чешуей из меди. Сердце мальчика забилось чаще; он тщетно пытался рассмотреть лицо воина, спрятанное за забралом шлема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48