— услышала она его голос.
— Это я, Лукас.
Снова звякнуло стекло и раздались ругательства.
— Прочь! — повторил он.
— Я хочу извиниться перед тобой. И еще я должна кое-что сказать тебе…
Он рассмеялся.
— Ты должна кое-что сказать мне? Ушам своим не верю…
— Позволь мне войти.
— Нет, я не желаю тебя видеть.
От обиды у нее на глаза навернулись слезы.
— Прошу тебя, если ты любишь меня…
В ответ он снова рассмеялся.
«Ну это уж слишком! — возмутилась Татьяна. — Не так сильно я перед ним провинилась, чтобы он вел себя подобным образом».
Круто повернувшись, она шагнула прочь от двери и в это мгновение услышала звук, похожий на рыдание. Ее гнев сменился испугом, и она повернула дверную ручку.
Дверь открылась, и Татьяна увидела, что Лукас сидит у окна, освещенный бледным светом луны, с бутылкой и стаканом в руках.
Он с трудом поднял голову.
— Проклятие! Мне казалось, я запер дверь!
Она с протянутыми руками подошла к нему.
— Прости меня, дорогой. Я была не права, пытаясь утаить от тебя письмо, но боялась, что ты не позволишь мне поступить так, как там предписано.
Он пристально посмотрел на нее, потом отвел взгляд.
— Уходи, оставь меня в покое!
Татьяна опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руки.
— Не сердись, любовь моя! Я не могу этого вынести.
— Сердиться на тебя? — Он печально рассмеялся. — Да какое я имею на это право!
— Ты, безусловно, имеешь такое право. У меня была от тебя тайна!
— Пожалуйста, не говори мне о тайнах!
— Но, Лукас, мы всегда были честны друг с другом.
— Вот как? — с сарказмом произнес он.
— Конечно! Ты всегда знал обо мне всю правду. Ты был единственным человеком, который знал обо мне все!
— Ты тоже знаешь обо мне кое-что, но всей правды о себе я и сам не знал! — Он притянул ее к себе. — Иди, сядь ко мне на колени и расскажи еще разок о том, какой я герой, о том, что нет другого такого человека во всей Англии, во всем мире, который спас бы тебя в Мишакове.
Он так крепко схватил се, что она испугалась. Лукас вел себя как-то странно. Схватив ее за волосы, он запрокинул назад ее голову и принялся целовать с какой-то дикой страстью.
— Лукас, помилосердствуй! — взмолилась она.
— Но я… хочу тебя так, как никогда не хотел ничего на свете!
— Так возьми меня! Возьми сейчас же. Я никогда не любила ждать.
Он прикоснулся губами к ее груди и так грубо втянул сосок, что она охнула от неожиданности. Потом он попытался задрать выше талии ее юбки, но они не поддались, и он, безжалостно разорвав ткань, грубо выругался. Татьяна еще больше перепугалась — она еще никогда не видела Лукаса в таком состоянии. Под воздействием кларета движения его стали хаотичными, неуклюжими, руки не слушались. Неужели он решил заставить ее таким образом расплатиться за ее проступок? Сорвав с нее панталоны, он толкнул ее в кресло и спустил брюки. Она увидела, что его орудие находится в полной боевой готовности, и, подняв глаза, встретилась с ним взглядом. В лунном свете его глаза утратили свою голубизну и напоминали предгрозовое небо, плотно затянутое черными тучами.
Татьяна ничего не могла поделать с собой и, испуганно вскрикнув, оттолкнула его. Лукас плюхнулся на пол и сидел там, слегка оглушенный.
— Боже мой, что я наделал!
Она сползла вниз и присела рядом с ним на корточки, горько раскаиваясь в содеянном.
— Все в порядке, Лукас. Прости меня!
— Простить тебя? — Он снова попытался рассмеяться. — Ах, Татьяна, если бы только…
— Что?
— Прошлое, — простонал он. — Прошлое! Бедная моя Татьяна…
— Ты что-то узнал обо мне? — в ужасе спросила она.
Он покачал головой:
— Я узнал кое-что о себе. — С пьяной гордостью Лукас расправил плечи. — Я должен просить тебя расторгнуть нашу помолвку.
Татьяна в недоумении уставилась на него. Этого она меньше всего ожидала.
— Но почему, Лукас?
Он молчал и лишь отводил от нее глаза, в которых теперь не чувствовалось приближения грозы.
— Разве ты меня больше не любишь? — спросила она, сама не веря тому, что он подтвердит ее слова.
— Я…
Татьяна видела, что Лукас не решается сказать что-то важное, но вдруг у нее кончилось терпение. Она поднялась на ноги и запахнула разодранное платье.
— Понятно. Хорошо, что мы приехали в Лондон, если это помогло тебе разобраться в твоих чувствах ко мне, — Ей хотелось казаться дерзкой и самоуверенной, но ее выдало вырвавшееся рыдание. — Как видно, я вполне подхожу для того, чтобы поразвлечься со мной в Дорсете и даже в Лондоне, но недостаточно хороша, чтобы носить драгоценную фамилию Стратмир!
— Да нет же, не в тебе дело!
— Очевидно, дело не во мне, — согласилась она, усилием воли снова взяв себя в руки. — Я даже не буду спрашивать — в ком. Уверена лишь, что она во всем превосходит меня. Я искренне желаю тебе такого счастья, какого ты заслуживаешь, мерзавец!
— Постой, ты все не так поняла! — Он попытался подняться, но было уже поздно — Татьяна ушла к себе и решительно заперла за собой дверь изнутри.
Глава 29
Графиня, крайне возмущенная поведением сына, с нетерпением ждала своего часа, чтобы высказать ему все, что она о нем думает. Она решила сделать это после завтрака, но когда он не появился, сама, пылая справедливым гневом, отправилась в его комнаты, чтобы получить объяснение его неслыханного поведения на ее вчерашней вечеринке.
В прихожей перед апартаментами Лукаса чистил обувь его камердинер Ларкин.
— Миледи, — шепотом обратился он к ней, когда она проходила мимо.
— В чем дело? — Далси оглянулась.
— На вашем месте я не стал бы входить туда.
— Что за вздор ты несешь? — Она с грохотом распахнула дверь и увидела, что Лукас, даже не сняв фрака, растянулся поперек кровати.
Графиня решительным шагом подошла к окну и раздвинула шторы, дав возможность потоку утреннего света проникнуть в комнату, но он даже не пошевелился. На скамье под окном валялись пустые бутылки, грязный стакан красовался на столике.
— Какая гадость! — с отвращением произнесла Далси.
Ларкин, не посмевший войти в комнату дальше порога, напомнил:
— Я же говорил вам, не так ли? Ночью он напился как лорд.
— А как кто же еще он должен напиться? Неси кофе, — приказала она.
Когда слуга ушел, графиня взяла кувшин и вылила из него воду на голову сына. Лукас застонал, приподнялся на локтях и чуть приоткрыл глаза.
— Мне надо поговорить с тобой, — тоном, не терпящим возражений, сказала она.
— Уйди, прошу тебя!
— Никуда я не уйду, пока ты не объяснишь, чем вызвана грубость, которую ты вчера проявил по отношению ко мне, к своим гостям и прежде всего к Татьяне!
Лукас промычал что-то невнятное и перекатился на другой бок, пытаясь отыскать удобное место для головы.
— На тебя смотреть противно! — возмущенно заявила графиня.
— Если ты уйдешь, тебе не придется смотреть на меня. — Он осторожно пошевелил пальцами рук, потом ног — пальцы двигались, хотя это вызывало сильную боль. Этот солнечный свет, кажется, его прикончит! — Задерни шторы, — попросил Лукас.
— В полдень ты должен прибыть в Карлтон-Хаус! Времени в обрез.
— Не пойду, — пробормотал он, зарываясь лицом в простыню.
— Почему это не пойдешь?
Преодолев физическую боль, Лукас погрузился в еще более мучительные душевные переживания.
— Без всякой причины.
— Без причины! — Далси всплеснула руками. — Ты откладываешь бракосочетание, ты перетаскиваешь нас всех сюда и говоришь теперь, что сделал это без всякой причины?
— Я вообще не женюсь на ней. — Лукас ясно помнил, что сказал об этом Татьяне. Больше, чем от безжалостного солнечного света, ему хотелось сейчас укрыться от чувства стыда, которое охватило его, когда он увидел худенькую девочку, стоявшую на пороге комнаты с рукоделием в руках… «Я так старалась, но нитки ложатся вкривь и вкось». Волосы Джиллиан и его глаза.
Не в силах совладать с собой, он громко застонал от отчаяния, чем сильно испугал Далси.
Она протянула к нему руки.
— Что с тобой, Лукас?
— Отстань! Оставь меня наконец в покое!
Увы, не видать ему теперь покоя. «Разве ты не любишь меня?» — спросила его Татьяна.
— Пропади все пропадом! — крикнул он, имея в виду себя, Джиллиан и жизнь в целом, молотя кулаками по подушке и в бессильной ярости срывая с крючков балдахин над кроватью.
Далси стало жаль его; Лукас вдруг напомнил ей маленького мальчика, каким он был много лет назад. Тогда она успокаивала его поцелуем. «Что я могу сделать для тебя сейчас, сынок?»
Она подошла ближе.
— Лукас, все проходит. Что бы ни вызвало этот разрыв между вами…
Он обернулся к ней так неожиданно, что она отпрянула, испугавшись его дикого взгляда.
— Ты ошибаешься — плоть и кровь остаются навсегда. Есть ошибки, которые нельзя исправить.
— Боже мой… что еще ты натворил? — в тревоге прошептала графиня.
Испортил свою жизнь. Испортил жизнь матери и жизнь Джиллиан, и лорда Иннисфорда… и Татьяны.
Сам того не желая, Лукас вспомнил пятнышко крови на простыне — символ ее девственности, которую она подарила ему. Он наклонил голову и так крепко сжал в кулаках край покрывала, что побелели костяшки пальцев.
Далси терпеливо ждала, потом повернулась к Ларкину, который трусливо прятался в прихожей.
— Напои его кофе, — приказала она и тут же отправилась к Татьяне.
В комнате возле гардероба стоял раскрытый дорожный сундук. Каррутерс, что-то мурлыкая себе под нос, завертывала платья в рисовую бумагу и укладывала в сундук. Увидев графиню, она сразу же перестала петь.
— Что ты делаешь? — спросила Далси.
— Укладываю вещи, миледи. — Тот факт, что леди Стратмир чем-то рассержена, не ускользнул от внимания служанки, и она поспешила уложить последнее платье. — Что-нибудь не так? Мне хозяйка приказала…
— Где она?
— Завтракает…
Повернувшись, Далси спустилась в столовую, где под наблюдением Смитерса убирали посуду со стола.
— Мисс Гримальди спускалась завтракать? — спросила она у дворецкого.
— Нет, миледи. Оставить для нее стол накрытым?
— Думаю, в этом нет необходимости. — Графиня снова вернулась в спальню Лукаса. Вся эта беготня вверх-вниз заставила ее почувствовать свой возраст, и она остановилась, чтобы перевести дыхание. Ее сын все еще валялся на кровати.
Она швырнула в него пустую бутылку из-под кларета, слегка задев плечо.
— Не знаю, что ты сказал или сделал этой бедной девочке, — сердито заявила Далси, — но она сбежала из дому.
Это сразу же дошло до его затуманенного сознания: он сел и схватился руками за голову.
— О Боже, Боже мой…
— Кофе, Ларкин!
Слуга подбежал с чашкой в руке. Лукас взял чашку, осушил ее залпом и вздрогнул всем телом. Он взглянул на Далси, и на этот раз взгляд его уже не был таким бессмысленным.
— Сбежала из дому? Что ты имеешь в виду?
— Она ушла. Ее нет. Каррутерс упаковывает вещи в дорожный сундук: Татьяна сказала ей, что идет завтракать, но Смитерс ее не видел…
— Еще кофе! — приказал он Ларкину, а затем за два глотка осушил чашку.
— Как ты не понимаешь, мама? Она находится где-то за пределами дома, одна, без защиты!
— Уверена, что Татьяна отправилась к Сюзанне, чтобы выплакаться у нее на плече и рассказать о том, какой ты мерзавец.
Лукас поежился. Она действительно так его назвала.
— Ты думаешь?
— Я бы на ее месте не придумала ничего лучшего.
— Ларкин, немедленно ступай к Катбертам и узнай, там ли мисс Гримальди.
— Слушаюсь, милорд.
Лукас обтер лицо влажной простыней, в то время как Далси встревоженно наблюдала за ним.
— Тебе нужно переодеться, Лукас.
— Кому какое дело до моей одежды! Я должен опросить прислугу: возможно, кто-то видел, как она уходила. — Он попытался завязать промокший галстук, но у него ничего не получилось, и Лукас, сорвав его с себя, отбросил в сторону.
Покопавшись в ящике его комода, Далси достала чистый галстук.
— С меня хватит! — раздраженно рявкнул он.
— Если желаешь, чтобы тебе отвечали как лорду, ты должен выглядеть как лорд.
Завязывая галстук, Лукас с удивлением заметил, что у него Сильно дрожат руки.
— Прошу тебя, мама, собери всех.
Когда он спустился, в малой гостиной его ждали примерно сорок человек. Окинув взглядом знакомые лица, Лукас распрямил плечи.
— Мисс Гримальди… — произнес он и вынужден был остановиться, потому что у него перехватило горло.
За него продолжил звонкий, отчетливый голос графини:
— Мисс Гримальди ушла сегодня утром из дома между восемью и девятью часами. Его милость беспокоится о ее безопасности. Если кто-нибудь из вас видел, как она уходила, или знает, где она находится, сообщите об этом немедленно. Если же его милость обнаружит, что вы скрыли правду, то, независимо от занимаемого положения, вы будете уволены.
Лица слуг напряглись. Лукас внимательно вгляделся в каждого по очереди. Когда-то в подобных случаях ему помогало некое шестое чувство… Смитерс. Его жена. Клэри. Повариха. Каррутерс… Его взгляд вернулся к горничной Татьяны.
— Каррутерс!
— Я ничего не знаю, милорд, — начала девушка. — Она ничего мне не сказала…
— Но ты что-то слышала?
— Нет! Я и понятия не имею!
Лукас бросил на нее грозный взгляд, и она испуганно добавила:
— Возможно, это как-то связано с письмом…
— С каким письмом?
— Которое пришло вчера утром…
Лукас смутно припомнил, что действительно было какое-то письмо и Татьяна его читала, а потом, когда пролила шоколад, спрятала его под подушку. Сняв испачканные простыни…
— От кого было письмо? — рявкнул он.
— Откуда мне знать, милорд? Когда я отнесла белье в прачечную, то услышала, как зашуршала бумага, и вытащила его.
В это мгновение через заднюю дверь вбежал Ларкин.
— У Катбертов ее нет, милорд!
Письмо. Что такое она сказала, когда пришла вчера вечером? «Я была не права, пытаясь утаить от тебя письмо…»
— Где оно сейчас? — спросил он у Каррутерс.
— Не знаю, милорд, я отдала его мистеру Смитерсу, Меня учили сразу же обращаться к нему, если в доме что-нибудь не в порядке!
— Смитерс! — Лукас обернулся к дворецкому.
— Простите, милорд, но я его сжег, — доложил Смитерс.
— Сжег?!
— Да, милорд. Видя, что мисс Гримальди выбросила письмо с грязным бельем, я решил, что нет смысла его возвращать — тем более что письмо было смято и залито шоколадом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35