— В сейфе в Лондоне, — ответила горничная.
— Черт побери! Я уверена, что к этому платью нужны бриллианты. Как ты думаешь, если мы пошлем кого-нибудь немедленно… Нет, пожалуй, не успеем. Ну что же, попробуем что-нибудь еще. Как насчет опалов?
— Опалы приносят несчастье, — сказала Татьяна. — По крайней мере так считалось в Мишакове.
— В Дорсетшире тоже так считают, — подтвердила Тернср.
— Что ж, не будем рисковать. Может быть, камея?
— Ее некуда приколоть, — резонно заметила Тернер.
— А если на бархотке? Например, розового цвета?
Попробовали и этот вариант.
— Ужасно! — заявила графиня. — Турмалины? Бериллы?
Их тоже примерили и отвергли.
— А что, если простую золотую цепочку? — предложила Татьяна.
— Кем ты себя вообразила? Марией Антуанеттой? Кажется, у нас где-то было колье из речного жемчуга, Тернер?
Против этого неожиданно и категорически возразила Татьяна:
— Никакого речного жемчуга. — Она не хотела, чтобы в день свадьбы что-нибудь напоминало ей о Петре.
— Ты совершенно права, — сказала графиня. — Он совсем не подходит для этого платья.
— Мне все-таки нравятся аметисты, — без всякой надежды в голосе сказала Татьяна.
В дверь постучали.
— Убирайтесь! — сердито крикнула Далси, — Прошу прощения, миледи, но милорд вернулся из Лондона. Вы приказали сообщить об этом.
— О Боже, ведь он сразу же поднимется сюда! Надо успеть снять с тебя это платье! Задержи его, Смитерс, под любым предлогом. Расстегивай пуговицы, Тернер!
Не успела горничная высвободить из рукавов руки Татьяны, как в коридоре послышались голоса. Смитерс напрасно старался отвлечь внимание Лукаса.
— Шел бы ты драить подсвечники, что ли, любезный. Я хочу видеть свою леди.
Графиня прислонилась спиной к двери, отчаянными жестами поторапливая Тернер.
— Сюда нельзя! — крикнула она.
— Почему это, черт побери?
— Потому что она не одета!
— Тем лучше!
— Лукас! — возмущенно воскликнула Далси.
— Извини, я подожду.
Но не прошло и тридцати секунд, как он снова спросил:
— Теперь можно?
— Не дури, Лукас. Пойди и выпей чего-нибудь.
— Не хочу.
— Все равно подожди, — уговаривала графиня.
Тернер тем временем сняла платье через голову Татьяны и спрятала в гардероб, плотно закрыв дверцу в тот самый момент, как входная дверь распахнулась под напором потерявшего терпение Лукаса. Он остановился на пороге, с улыбкой поглядывая на Татьяну.
— Мне это нравится. Очень нравится. Мадам Деку может гордиться своей работой.
— Ты невыносимый болван, Лукас! — возмутилась Далси. — На ней надеты всего лишь нижние юбки!
— Неужели поверх этого будет надето что-нибудь еще? — Он огорченно поцокал языком. — Какая досада!
— Будь хорошим мальчиком, перестань сердить маму и подожди меня внизу, — спокойно сказала Татьяна.
Лукас пересек комнату, обнял ее и расцеловал с такой страстью, что графиня, с завистью вздохнув, отвела глаза в сторону.
— Даю тебе пять минут, — шепнул он, прикоснувшись кончиком языка к ушной раковине. — Встретимся в розарии.
— Через десять минут.
— Через пять, — упрямо повторил он и удалился, что-то весело насвистывая.
Однако прошло не менее четверти часа, прежде чем она появилась в розарии и увидела, что Лукас стоит на коленях неподалеку от каменной скамьи.
— Что ты там делаешь? Расправляешься с растительной тлей? — поддразнила она.
— Осматриваю новый розовый куст, о котором я тебе писал — он никак не желал цвести. Теперь он весь покрылся бутонами.
— Тимкинс без конца холил и лелеял его. Интересно, какого цвета на нем розы?
— Будь я проклят, если знаю. Этого нельзя предсказать. Думаю, что-то и от чайной розы, и от «Альбы», но происхождение его неизвестно.
На яркое солнце последних дней мая набежала тучка, и Татьяна вздрогнула от холода. Заметив это, Лукас снял сюртук и накинул его ей на плечи. Но вздрогнула она не от холода, а оттого, что он произнес: «происхождение неизвестно…»
Казалось, Лукас догадался, о чем она думает — он взял ее руку и поцеловал.
— Ах, Татьяна. Мой опыт с разведением роз научил меня, что самое главное — красота цветка, а все остальное не имеет значения. Каково бы ни было твое происхождение, ты являешься самым великолепным цветком в мире.
Ей очень хотелось верить его словам.
— Этой розе я дал название более трех лет назад — когда увидел, какая она колючая. Она называется «Леди Стратмир».
— В честь твоей матушки? — рассмеялась Татьяна.
— «Леди Татьяна Стратмир».
Она отстранилась от него, удивленно вытаращив глаза.
— Не может быть! Неужели ты это сделал так давно? Ведь тогда я была вульгарным сорванцом в кожаных бриджах.
— Да уж, настоящая сорвиголова!
— Не понимаю, как ты мог все знать заранее?
Лукас сел на скамью и усадил Татьяну к себе на колени.
— Есть вещи, которые мужчина просто знает — и все. Эй, посмотри-ка, что там такое на верхней ветке?
— Росинки, — сказала Татьяна, заметив, как что-то сверкнуло. — Странно, что они сохранились до полудня. Тебе не кажется, что они похожи…
— На бриллианты? — Лукас, улыбаясь, сунул руку в колючие ветки. — Росинки всегда напоминают бриллианты. — Он вынул из куста сжатую в кулак руку, покрытую сверкающими капельками.
Татьяна охнула от неожиданности.
Это было колье из тончайших, как паутинка, серебряных нитей, усыпанных бриллиантовыми росинками.
Не веря своим глазам, она потрогала колье рукой. Лукас надел его ей на шею.
— Нравится?
— Колье чудесное… изумительное, но ты не должен был… Оно стоит кучу денег…
— Не больше, чем я потратил бы на гюнтера.
— На боевого коня самого Александра?
— Возможно. Самое удивительное заключается в том, что мне все больше и больше начинает нравиться тратить деньги на тебя. — Он снова поцеловал ее. — Боже милосердный, еще три дня!
— Я не могу ждать.
— Я тоже.
— Нет, я действительно не могу ждать.
Лукас взглянул ей в лицо.
— Если бы я знал, что бриллианты оказывают на тебя такое воздействие, то уже давно осыпал бы тебя ими. — Он задрал ее юбки выше колен. — Три дня! Я думаю, мы вполне уложимся в пределы допустимой погрешности в сроках появления наследника Сомерли. — Утолщение под брюками говорило о его крайнем нетерпении.
— А Тимкинс? — шепнула она. — Не сомневаюсь, что он стоит на страже, вооружившись лопатой и секатором, охраняя нас от любых незваных гостей.
Ее взгляд упал на то место, где некогда рос розовый куст, названный в честь леди Иннисфорд.
— Скажи, ты ездил в Лондон только для того, чтобы купить бриллиантовое колье, или у тебя были другие причины?
— Я купил тебе еще и серьги. — Он небрежно сунул руку в розовый куст, вытащил сережки, а затем достал из куста последнюю сверкающую «росинку» — кольцо и надел ей на палец. — Надеюсь, оно тебе впору…
— Ты слишком балуешь меня. — Она закусила губу, чтобы сдержать слезы.
Лукас уложил ее на скамью.
— Подожди немного и узнаешь, как я тебя избалую! — пообещал он прерывающимся от страсти голосом.
— Милорд! — неожиданно раздался поблизости голос Тим-кинса.
— Только не сейчас, дружище. Не сейчас!
— Милорд, прибыл курьер.
— Пошли его подальше! — теряя терпение, крикнул Лукас, когда Татьяна притянула его к себе, обхватив обеими руками.
— Не могу, милорд…
— Лукас Стратмир? Граф Сомерли?
Незнакомый голос остановил Лукаса, когда он наклонял голову к груди Татьяны. Тихо выругавшись, он крикнул в ответ:
— Да! В чем дело?
— У меня для вас письмо, милорд, от его королевского величества.
— От короля Георга? — Лукас опустил юбки Татьяны, поднял ее со скамейки и сел рядом с ней.
— Нет, милорд. От его высочества принца-регента.
— Этого еще не хватало! — с досадой произнес Лукас. — Подите прочь!
Однако курьер, одетый в ливрею королевских цветов, уже вошел в сад.
— Мне приказано вручить письмо вам лично.
Чуть помедлив, Лукас протянул руку.
— Ну так давай его сюда.
— Слушаюсь, милорд. — Лакей подошел к нему и передал свернутый лист веленевой бумаги. — И еще мне приказано подождать вашего ответа, милорд.
— Ответа? Скажи его высочеству, что я не принимаю приглашения. У меня нет времени, чтобы ехать в Лондон, так как через три дня я женюсь.
Курьер и не подумал уходить.
— Насколько я понял, милорд, это не приглашение, а приказ.
— Меня это не касается. Я занят.
— Лукас, в чем дело? — с любопытством спросила Татьяна.
Он взглянул на нее, и она заметила нерешительность в его непокорных глазах.
— Скорее всего очередная дурацкая причуда Принни.
— Что именно? — Интуиция не подвела ее: он действительно не хотел, чтобы она знала содержание записки.
Татьяна собралась было поднять брошенную записку, но вдруг остановилась.
— Ты не хочешь, чтобы я ее читала?
— Да… То есть нет. Послушай…
Она все же подняла листок бумаги и затаив дыхание прочла написанное.
— Царь Александр приезжает в Лондон… Его величество требует, чтобы ты выступил в роли переводчика… Боже мой! Приезжает не только царь, но и его сестра, великая княгиня Олденбургская, и казачий атаман Платов! Ты сам говорил, что если бы тебе удалось поговорить с Платовым…
— Я пытался, однако он не пожелал встретиться со мной.
— Но теперь, когда он приезжает в Англию…
— Ты намерена выйти за меня замуж или нет? Забрось эту проклятую бумагу в кусты! Посмотри, какую дату назначил Принни — он хочет, чтобы я явился туда к первому числу, а ведь это день нашего бракосочетания! Мне пришлось бы выехать сегодня, чтобы быть в Лондоне через три дня.
— Но ты должен…
— Ни за что!
— Лукас… — Уголком глаза она видела, что курьер внимательно прислушивается к их разговору. — Тимкинс! Проводи этого человека туда, где его накормят, и предложи ему что-нибудь выпить.
— Мне было приказано… — начал объяснять курьер.
— Можешь подождать в кухне, не подслушивая разговор хозяев! — сказала Татьяна таким властным тоном, что курьер подчинился без дальнейших возражений.
Лукас с удивлением взглянул на нее.
— Распоряжения, достойные графини.
Татьяна и сама себе удивилась.
— Я еще никогда в жизни ни с кем не разговаривала таким тоном.
— Тебе это идет. Может быть, ты намерена передумать и подождать какого-нибудь принца? — Лукас, конечно, шутил, но в глазах его отражалось беспокойство. — Как еще можно объяснить твою готовность мчаться в Лондон, несмотря на то что на этот день назначена наша свадьба?
— Лукас, любимый мой, — она взяла его за руки и крепко их сжала, — скажи, дядю Ивана, твоего друга, действительно очень ценили в правительственных кругах Санкт-Петербурга?
— Да, очень.
— И ты доверял ему, считал, что на него можно положиться?
— Он спас мою жизнь, я спас его. Мы с ним были как братья.
Татьяна задумчиво кивнула:
— Несомненно, и другие ему тоже доверяли.
— Я, кажется, все передумал. Если, например, какая-нибудь придворная дама оказалась в затруднительном положении, то она могла обратиться к Казимиру, и только что-нибудь подобное этой ситуации могло послужить причиной уничтожения твоей деревни, не говоря уже о нападениях в Брайтоне. Зачем, черт возьми, я снова поехал в Россию? Я знаю толк в дипломатии, Татьяна, и провел собственное расследование. Я разыскивал тех, кто мог знать о каком-нибудь подобном скандальном случае, я расспрашивал всех, начиная от фрейлин царицы и кончая служанками.
— Вполне возможно, они попытались скрыть от тебя правду, потому что ты мужчина, да еще иностранец. Женщине было бы проще заставить их разговориться.
— Женщину, которая попыталась бы это сделать, могли убить.
— В таком случае мне повезло, что мы еще не женаты, — сказала Татьяна и поднялась со скамьи.
— Это еще почему? — с подозрением спросил он.
— Потому что если бы мы были женаты, ты мог бы запретить мне поехать в Лондон и я должна была бы подчиниться.
Лукас тоже поднялся со скамьи и теперь сердито смотрел на нее сверху вниз.
— Ошибаешься, если думаешь, будто я готов спокойно стоять в стороне и наблюдать, как ты рискуешь жизнью, снова погружаясь в эту клоаку.
— Но, Лукас, сам посуди — ведь если кто-то за мной охотится, то меня не спасет, если я буду жить здесь как твоя жена. Рано или поздно они найдут меня.
Она почти слово в слово повторила то, что сказал Казимир Молицын восемь лет назад. И Казимира нет в живых. Лукас похолодел от страха.
— Я сумею тебя защитить, — произнес он прерывающимся голосом, крепко прижимая Татьяну к себе.
— Да, сумеешь — от войны, от пожара, от бубонной чумы, от несчастного случая. Но как ты защитишь меня от прошлого? Знать прошлое — в этом мое спасение. Тогда я по крайней мере пойму, чего мне следует бояться.
Лукасу хотелось опровергнуть ее слова, но он знал, что Татьяна говорит правду. Не что иное, как желание узнать прошлое, погнало его снова в Россию, а потом в Париж.
Он сделал последнюю попытку переубедить ее:
— Может, мы сначала поженимся, а потом поедем в Лондон?
— Нет, — прошептала она.
— Почему, черт возьми, «нет»?
— Потому что… если случится худшее, для тебя так будет легче. — Она быстро смахнула слезы тыльной стороной ладони. — Не знаю только, как сообщить эту новость твоей матушке.
Лукас горько усмехнулся:
— Полагаю, она отнесется к этому спокойно. Все-таки останется надежда провести церемонию бракосочетания в соборе Святого Павла, как ей хотелось с самого начала. Вот только мы опять пропустим цветение роз.
— Мы еще успеем вернуться, когда зацветут поздние июньские сорта, — пообещала Татьяна и нежно поцеловала его.
— Ты самая храбрая девушка в мире.
— Вернее сказать, самая везучая.
«Надеюсь, — подумал Лукас. — Видит Бог, я очень на это надеюсь».
Глава 26
— Как ты себя чувствуешь, любовь моя? — тихо спросил Лукас, стоя рядом с Татьяной на специальном возвышении для представителей знати.
— Гораздо лучше, чем бедняги внизу. Почему Принни приглашает больше людей, чем может вместить его дом?
— Моя матушка сказала бы, что это «по доброте душевной».
Татьяна фыркнула.
— А я сказал бы, что возможность видеть здесь такое множество людей тешит его чудовищное тщеславие. — Он сжат ее руку. — Ты держалась превосходно, когда я вновь представил тебя ему, и ничем не выдала своего отвращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35