Лицо мужчины было небритым и хмурым. Им овладела депрессия. Целую неделю он провел в Сиэтле, рыская по городу, проверяя все гостиницы и пансионы. И всюду он получал один и тот же ответ: нет, не было, не проходила, не видели молодую блондинку с мальчиком и молодым человеком.
В переулке, позади отеля, в котором он остановился, Чанс купил газеты за последнюю неделю и внимательно изучил все объявления о найме на работу. Найдя среди них несколько, где сообщалось, что требуются горничные, повара и прочие, записал адреса. Всего за час он выяснил, заняты эти места или нет. Оказалось, что все они уже были заняты, но только не молодой блондинкой по имени Фэнси.
И вот теперь Доусен стоял здесь и размышлял. Почему вообще Фэнси Крэнсон приехала в его поселок? Почему она не устроилась работать на рыбоконсервной фабрике? Он бы тогда никогда не встретил ее и жил бы сейчас спокойно, без всяких там переживаний. Правда, ему не пришло в голову, что с появлением Тода в его жизни появилась бы и она. Им все равно рано или поздно пришлось бы встретиться.
Когда баржа приблизилась к поселку, Чанса удивила непривычная тишина на лесопилке. Неужели лесорубы воспользовались его отсутствием и не вышли на работу? Такого он от них не ожидал.
Не успел он сойти с баржи на берег, как его сразу же окружили шестеро лесорубов.
– Почему не работает лесопилка? – строго спросил у них Чанс.
– Пила сломана, – ответили все в один голос. – Через два дня после твоего отъезда кто-то молотом повредил лезвия пилы в шести местах, – добавил оператор машины.
Доусена словно громом поразило.
– Снова сумасшедшая женщина? – спросил он.
– Нет, это вряд ли была она, – ответил Виктор Сикэт. – Пилу повредили тяжелой кувалдой. А кроме того, вот уже две недели, как об этой сумасшедшей ничего не было слышно. Или ее родственники никуда не выпускают, или она замерзла где-нибудь в лесу.
– Ну что ж, к счастью, у меня есть запасная пила. Вы двое, пойдемте со мной в мастерскую, я вам ее дам, – мрачно произнес Чанс и, взглянув на неяркое зимнее солнце, добавил: – До наступления темноты вы еще сможете пару часов поработать.
Когда двое мужчин вынесли из мастерской новую пилу, Доусен отправился в столовую.
Зеб поставил перед ним миску с тушеным мясом.
– Ну что ж, Чанс, спрашивать не буду, как твои дела. По твоему лицу вижу, ты не нашел Фэнси и зубами скрипишь от злости из-за неприятностей на лесопилке, – сказал старик вместо приветствия.
– Ты как всегда прав, дружище, – проворчал Чанс, отодвигая от стола стул и усаживаясь на него. – Я не нашел никаких следов. Ее в Сиэтле нет.
Повар подал ему чашку кофе.
– Судя по всему, кому-то я очень не нравлюсь. Похоже, что у меня в поселке появился враг.
– Черт возьми, Чанс, ты же не можешь нравиться всем. Всегда находится кто-то недовольный или несогласный с ходом дел.
– Я не имею в виду разные мелочи, Зеб. У меня в поселке имеются два-три человека, которые постоянно на что-то жалуются. Но я говорю о настоящем враге, который приносит мне настоящие неприятности.
– Ты с кем-нибудь ссорился в последнее время?
– Недавно я сцепился с Гилом Хэмптоном. Зеб с сомнением покачал головой.
– Не похож он на того человека, который будет строить козни за спиной.
– Я тоже так думаю, – согласился Чанс. – Хотя, кто его знает. Из-за женщины мужчина еще и не на такое способен.
Старик многозначительно поднял бровь, но ничего не сказал.
Доусен молча уставился в чашку с кофе. Кажется, он вел себя тоже довольно странно, когда дело касалось Фэнси.
На этом их разговор закончился.
Чанс допил кофе и встал из-за стола.
– Увидимся за ужином. Я должен побриться, принять ванну и переодеться в чистое. Наверное, от меня пахнет как от медведя.
– Ты и выглядишь сейчас, как медведь, – засмеялся старик ему вслед.
Пустой дом был таким холодным и обстановка в нем была такая гнетущая, что Чанс первым делом развел в печи огонь и поставил на плиту две большие кастрюли с водой. Затем снял куртку и направился в спальню.
Когда Фэнси настояла на том, чтобы он перебрался в спальню к Ленни, то он не стал переносить туда свою одежду. Тогда он объяснял себе это тем, что, якобы, хотел позлить таким образом Фэнси. Но сейчас он мог признаться себе, что просто-напросто ему было приятно видеть свои вещи по соседству с ее одеждой. Это выглядело как-то интимно.
Где она сейчас? Этот вопрос он не уставал задавать себе.
«Где она?» – спрашивал он себя, бреясь. «В тепле ли она? – спрашивал он, залезая в корыто с горячей водой и намыливая себе плечи. – Не голодна ли? Скучает ли по нему, как он скучает по ней?»
Вдруг, словно молния, его пронзила мысль, от которой мыло выскочило из его рук: ведь он, как сумасшедший, искал повсюду вовсе не племянника – ему хотелось во чтобы то ни стало вернуть назад Фэнси. Он хотел, чтобы она снова жила в его доме. Чтобы хозяйничала здесь, делила с ним не только постель, но и все свои беды и радости. И чтобы так было до конца жизни. Если нужно, он с радостью женился бы на ней. Чанс вдруг понял, что ему хочется этого больше всего на свете.
«Но захотела ли бы Фэнси выйти за меня замуж? – спросил он себя, поднимаясь из корыта и не обращая внимания на стекавшую с него воду. – Она никогда не высказывала такого желания. Ни разу».
Хотя он и обвинил ее в том, что она, якобы, хочет заставить его жениться на ней, но… Фэнси никогда не говорила ему ласковых слов, за исключением тех редких моментов, когда они были в постели в объятиях друг друга.
Тогда она шептала его имя. Шептала так нежно.
ГЛАВА 19
После обеда Фэнси, одетая в свое скромное платье из голубой шерсти с белым льняным воротником и такими же манжетами, сидела в мягком кресле у окна большой комнаты, расположенной рядом с ее спальней. Эта комната с тремя огромными окнами выходила на северную сторону особняка, откуда открывался прекрасный вид на залив, куда постоянно заходили различные корабли. Как и во всем доме, здесь, в этой комнате стояла очень красивая и дорогая мебель торгового дома Хэп-плуайт.
Спальня Тода и Ленни находилась напротив, через зал. В дневное время они часто заходили к Фэнси или гуляли по дому. Она всегда нервничала, когда они разгуливали по всем комнатам, так как боялась, что они разобьют дорогие статуэтки или другие какие-нибудь безделушки. Впрочем, мальчики больше предпочитали играть не в доме, а в длинном заднем дворе. По утрам они занимались с учителем в одной из комнат особняка, специально для этой цели превращенной в класс. Бабушка решила, что так будет лучше для Ленни. Если бы Тод стал посещать школу без него, это разбило бы его сердце.
И все же ребята не чувствовали себя здесь счастливыми, хотя все, и особенно бабушка, были очень добры и внимательны к ним. Как и Фэнси, они скучали по горам, по огромным, подпирающим небеса елям – по всем тем местам, где можно было бегать и кричать, сколько душе угодно.
Девушка вздохнула и, подтянув к себе колени, положила на них подбородок. Тод и Ленни также скучали по Чансу. И она сама тоже скучала по нему. Даже непонятно, чего ради она так по нему скучала. Ведь они только и делали, что постоянно ссорились. Фэнси грустно улыбнулась. А может, она скучала по этим ссорам? И еще ей не хватало своих новых подруг из числа жен лесорубов, Зеба, Мирты. Она тосковала по тому образу жизни, к которому привыкла с самого рождения.
Сейчас, наверное, Молли и остальные женщины из поселка готовятся к Рождеству. В каждом доме стоит наряженная елка. Все тайно готовят друг другу подарки, колдуют над разными вкусными праздничными блюдами. Фэнси представила, какие ароматы сейчас разносятся изо всех кухонь поселка.
А здесь все было так же, и в то же время по-другому. Она хотела пойти с мальчиками выбирать елку, но дворецкий Томас сам привез с рынка огромную пушистую ель, которая теперь стояла внизу, в большой гостиной, очень нарядная, украшенная все тем же Томасом. Под елкой лежала целая куча красочно упакованных свертков, приготовленных к празднику. Все делалось кем-то, а они как бы не принимали участия, и поэтому приближение праздника не очень ощущалось. Правда, мальчиков Томас взял с собой в город поискать омелу, с разрешения бабушки, конечно.
Также и здесь по всему дому разносились разнообразные аппетитные запахи. Уже целую неделю миссис Хэммер готовила что-то к Рождеству. Фэнси хотела было помочь поварихе, но бабушка сказала, что та на кухню кроме посудомойки никого не пускает. Это было владение миссис Хэммер, и она ревниво его охраняла.
Девушка снова вздохнула. Праздно проводимое время сводило ее с ума. Она не была рождена для жизни леди, все обязанности которой сводились к тому, чтобы только наряжаться в шелка, бархат, атлас и принимать гостей после обеда. А Фэнси просто ненавидела сидеть за инкрустированным деревянным столом, подавая гостям бабушки чай в серебряных подстаканниках.
Но больше всего она ненавидела поддерживать разговор с их глупыми дочками, которые без умолку болтали о вечерах, балах, женихах и туалетах. Глупость этих девиц раздражала Фэнси. Такие же самые чувства она испытывала и к молодым людям. Хотелось смеяться, глядя на их кружевные рубашки и узкие панталоны. Лица у них были бледные и гладкие, словно у томных, избалованных девушек, а руки – слабые, мягкие, изнеженные. И это выглядело странным для нее, привыкшей к домашней работе, и потому имевшей далеко не белые ручки.
Фэнси с самого начала поняла, что бабушка тешит себя надеждой выдать ее замуж за одного из этих молодых людей, так как проницательная старая дама беспокоилась, что какой-то грубый лесоруб мог завоевать сердце ее дорогой внучки. Но добрая бабушка не знала, что эти неженки никогда не смогли бы понравиться Фэнси, и не только из-за тоски по Чансу Доусену. Просто она привыкла к тому, что мужчины должны быть широкоплечими, сильными, загорелыми, способными защитить себя и свою семью в случае необходимости. А эти молодые щеголи из Сан-Франциско разве могут кого-нибудь защитить? Да их самих нужно защищать от всего на свете.
Чтобы отвлечься от мыслей о Чансе, от тоски по суровому горному краю с высокими соснами, Фэнси садилась к окну и смотрела на залив, на бесконечный ряд складских помещений, вытянувшихся вдоль пирса, на многочисленные корабли под флагами самых разных стран, среди которых были клиперы и бриги из Южно-Китайского моря, груженные копрой, китайские джонки, старые китобойные суда, вернувшиеся после годичного плавания по Арктике и несколько парусных судов. А чуть подальше в заливе располагался рыболовный флот.
Затем она стала рассматривать снующих по берегу людей. Здесь можно было увидеть жителей островов Гилберта и выходцев с Гавайев, матросов из Индии в белоснежных тюрбанах и крепко сбитых русских моряков, черноглазых итальянских и греческих рыбаков, индейцев с Аляски и латиноамериканцев. «Просто бурлящий котел какой-то», – подумала она. На берегу залива редко можно было встретить приличных людей, за исключением пассажиров кораблей.
Женщины никогда не появлялись здесь одни, поскольку берег был наводнен бродягами и другими охотниками за удачей.
А если двинуться дальше по набережной Барбара-Коуст, то попадешь в квартал, состоящий сплошь из танцевальных залов, салунов и публичных домов. Здесь любого прохожего могли запросто опоить и отправить матросом на каком-нибудь корабле.
Бабушка называла район Барбара-Коуст исчадием ада.
Затем Фэнси стала смотреть в сторону Керни-стрит – место еще более дикое и странное. Эта улица была главным средоточием отбросов общества, разных карманников и головорезов. Девушка вздохнула и удивленно покачала головой: так близко соседствуют нищета и грязь этой улицы с роскошью Ноб-Хилла. Как объяснить, что одни необычайно богаты, а другие влачат свое существование в нищете? Может, все это дело случая? Кому как выпадет удача? И можно ли сказать, что люди, живущие в достатке, счастливее тех, что побираются на пристани?
Что касается Фэнси, то, на ее взгляд, счастливыми нельзя назвать ни одних, ни других, а лишь тех мужчин и женщин, которые упорно трудятся, честно зарабатывая себе на благополучную жизнь. Как ее друзья в поселке лесорубов.
Тихий стук в дверь отвлек внимание девушки от окна.
– Войдите, – ответила она.
Маленькая ирландка Кэти просунула голову в дверь.
– Ваша бабушка просила напомнить вам, что уже пришло время идти смотреть парад.
– Спасибо, Кэти. Скажи ей, что я скоро спущусь вниз.
Каждую субботу после обеда она и миссис Эшли ходили смотреть любительский парад. С двух часов дня до пяти длинная процессия молодых женщин вышагивала туда и обратно вдоль пяти кварталов между рынком и районом Пауэл, и далее к Саттер-стрит и Керни-стрит. Это было занятием и развлечением среднего класса – еще одно доказательство для Фэнси, что именно эта категория людей живет более интересно. Танцовщицам и проституткам не разрешалось принимать участие в параде, а высший класс считал ниже своего достоинства выставлять себя напоказ.
Фэнси надела нарядную маленькую фетровую шляпку и завязала пышный бант с правой стороны. Если шляпку не завязать, ветер мигом сдует ее с головы. Ветер! Она поморщилась. Девушка никак не могла привыкнуть к нему, но, судя по всему, привыкать придется, так как Томас сказал, что западный ветер дует здесь десять месяцев в году.
Надев поверх платья обтягивающий фигуру жакет серебристо-серого цвета и подходящие по тону перчатки, Фэнси спустилась вниз по лестнице, опираясь на перила из красного дерева.
Она тихонько вздохнула. Не было сомнений, что после парада ей с бабушкой придется отправиться обедать в ресторан «Пудл-Дог». Все высшее общество города будет там. А ей хотелось посетить китайский квартал. Но когда она как-то раз высказала вслух это желание, бабушка ответила категорическим отказом, заметив, что люди, обитающие там, употребляют опиум и продают в рабство девушек. А кроме того, добавила она, по этим улицам ходить очень опасно.
Фэнси, скрыв свои грустные размышления, улыбнулась бабушке, ожидавшей внизу лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38