Нащупав за спиной ручку стеклянной двери, он сказал:– Все, что тебе нужно сделать, Ли, – это позвонить.С этими словами он прошел в кабинет, оставив ее одну в пустынном школьном коридоре.
То хрупкое душевное равновесие, которого она достигла в последнее время, разом рухнуло, стоило ей увидеть его лицо, услышать его голос, ощутить его волнение при встрече с ней. Страсть… Боже, она никогда не испытывала ее с такой силой, как в те мгновения их мимолетной встречи в школьном коридоре.В последующий день и даже два, вспоминая ту сцену в подробностях, она вновь испытывала те же чувства – душевный трепет и физическое влечение. Как легко удавалось ему зажечь в ней этот огонь! Ему достаточно было вступить в ее биополе – и она тут же воспаряла к высотам неземного блаженства.Но спуск на землю, возвращение к тоскливой тишине собственного дома были так безысходны!Она вновь была во власти слез, с трудом вникала в смысл того, о чем говорил ей Джои, часто вздыхала, совсем забросила домашние дела. В магазине временное перемирие, установившееся было между сестрами, оказалось под угрозой, когда Сильвия однажды подошла к ней с разговором. Ли в этот момент пересчитывала нарциссы, стоявшие в большом белом ведре.– Ли, у Барри на фирме работает один человек… твоего возраста и…– Нет, спасибо.– Ну, может быть, ты позволишь мне договорить?– К чему договаривать? И так все ясно: вы знакомите меня с этим парнем и перестаете мучиться угрызениями совести по поводу того, что сделали с Кристофером и мной.– Меня совесть не мучает.Ли в упор посмотрела на Сильвию.– А напрасно. Если бы не ты, я бы сейчас уже была замужем.У Сильвии, однако, хватило совести зардеться.Ли отсчитала двенадцать нарциссов и, обмотав их стебли резинкой, подрезала и поставила в воду.– Я тут подумала, Сильвия… Тебя не заинтересует мое предложение: я хочу выкупить твою долю. У Сильвии отвисла челюсть.– Боже мой, Ли, неужели ты так против меня настроена?– Можно было бы и мне продать свою долю тебе, но мне все-таки не обойтись без стабильного дохода: Джои всего через три года окончит школу, и нужно помочь ему с колледжем. Да и я должна быть чем-то занята, когда он уедет учиться и я останусь одна. Поэтому я хочу выкупить твою половину, а не наоборот.Сильвия кинулась к Ли и коснулась ее руки. Рука была мокрой и сжимала швейцарский армейский нож. Это прикосновение сестры было первым после размолвки.– Ты в самом деле хочешь этого, Ли?Ли отдернула руку и занялась цветами.– Да, думаю, что да.– Ну, а я совсем не хочу.Все нарциссы были подрезаны и рассортированы. Ли понесла их в торговый зал магазина.– И все-таки подумай над моим предложением.
Мать позвонила ей домой на следующий же день, явно обеспокоенная сообщением Сильвии о том, что в поведении Ли начинают проявляться опасные симптомы отчуждения от семьи.– Ли, мы с папой тут подумали – не хотите ли вы с Джои заехать к нам пообедать как-нибудь вечерком на неделе?– Нет, извини, мама, мы не приедем.Пег была ошеломлена не меньше Сильвии.– Но…– Мама, ты меня отвлекла от важного дела. Я не могу сейчас разговаривать.– Хорошо. Что ж… позвони как-нибудь.Ли не ответила. Ей доставило колоссальное удовольствие опробовать свою новую тактику в разговоре с матерью.Само собой разумеется, позвонила и Дженис. Теперь уже было очевидно, что телефонные провода, связывавшие этих трех заговорщиц, накалились до предела.– Привет, мам, – сказала Дженис.– Привет, Дженис, – холодно ответила Ли.– Как ты себя чувствуешь?– Одиноко, – прозвучал ответ. «Три – ноль в Мою пользу», – думала про себя Ли, пока Дженис замешкалась, не зная, как продолжить разговор.– Мам, звонила бабушка, она сказала, ты подумываешь о том, чтобы порвать с тетей Сильвией. Ты не можешь этого сделать.– Почему?– Потому что… потому что ваш бизнес так процветает и тебе нравится то, чем ты занимаешься.– Знаешь, Дженис, я просто привыкла к этому. Но в любом случае все это теперь не имеет особого значения.– Но ты стала таким профессионалом.– В последнее время и это не приносит удовлетворения.– Если бы я приехала домой в эти выходные, мы могли бы поговорить об этом?– Нет. Это решение я хочу принять сама. И к тому же в этот уик-энд я занята. В субботу я работаю, а в воскресенье, после молебна, будет кондитерская ярмарка. После обеда мы с Донной Клементе собирались пойти на концерт.На этот раз ей удалось поразить Дженис, которая рассчитывала услышать от матери умоляющую просьбу приехать домой и наконец помириться.Ли вдруг осознала, что не хочет мира. Злость взяла верх и пробудила в ней азарт и жизнестойкость, которых ей так не хватало с самого начала конфликта. Когда Дженис повесила трубку, Ли отчетливо представила, как дочь ее, опешив от изумления, застыла с трубкой в руке, беспомощным взглядом уставившись на стену, словно видела там, как расходятся их с матерью пути.Но гнев, который она обрушила на самых дорогих ей людей, поколебал и ее душевное равновесие.Она стала грубой и резкой на работе.Часто плакала.Срывала свою злость на Джои, который вовсе не заслуживал этого.Как-то вечером, после ужина, он зашел в ванную и застал ее ползающей на четвереньках вокруг унитаза с тряпкой в руках. Джои был виден лишь ее зад, так что он не мог сказать наверняка, плачет ли она.– Что ты делаешь, мам? – простодушно спросил он.– Что за глупый вопрос! – взорвалась она. – Неужели не видишь, что я делаю? Драю стульчак, который ты умудряешься описать всякий раз, как ходишь в сортир! Почему мальчишки не могут попасть своей струей в такую большую дырку? Ума не приложу! И женщины обязаны потом убирать за ними! Отойди! Ты мне мешаешь!Она отползла назад, уперевшись в его щиколотки, и он поспешил отойти в сторону.– Я вымою сам, если хочешь, – сказал он, обидевшись на ее резкий выпад.– О да, конечно, теперь ты готов. После того как я уже это сделала! Посторонись-ка лучше!Он ретировался в свою комнату и заперся там. Уже потом, засыпая поздно вечером, он слышал, как тяжело и надрывно плакала мать – так же, как и в ту ночь, когда порвала с Кристофером.
На следующий день раздался телефонный звонок на работе. Ответила Сильвия.– Это Ллойд, – сказала она сестре, положив трубку на прилавок.Ли вытерла руки о пиджак и почувствовала, как надежда закрадывается в ее израненную душу. Ллойду всегда удавалось поднять ей настроение, вселить уверенность в своих силах. А она так давно не говорила с ним и не виделась. Когда она взяла трубку, лицо ее, как и голос, выдавали искреннюю радость.– Ллойд?– Здравствуй, милая.– О, как это замечательно – вновь услышать тебя.– Как сегодня идут дела в твоем магазине?– Я вся в нарциссах и в ивовых прутьях. Похоже, скоро весна?– Должно быть, поскольку я как раз подхватил весеннюю простуду. Сейчас я уже подаю признаки жизни и вот подумал, не согласишься ли ты развлечь старого холостяка, отужинав с ним где-нибудь.– Сегодня?– Хотелось бы. На этой неделе я пару раз поел в диетическом ресторане для пожилой клиентуры, и меня до сих пор тошнит. Как ты смотришь на то, чтобы отведать жирных сочных бифштексов в «Виньярде»?– О, Ллойд, это было бы так здорово.– Тогда я заеду за тобой в семь.– Я буду готова.Повесив трубку, Ли обратила внимание, что Сильвия с интересом наблюдает за ней, но так и не удовлетворила ее любопытства.
В «Виньярде» Ллойд заказал графин красного вина. Когда официантка наполнила бокалы и отошла от столика, он сделал глоток вина и сказал:– Что ж, я перейду сразу к делу, Ли. – От его деловитого тона ей стало не по себе, она почувствовала, как свинцом наливается ее тело. – Речь пойдет о Кристофере Лаллеке.– О, папа, и ты тоже…– Нет-нет, я совсем не о том, – с неожиданным восторгом сказал он. – Я вовсе не принимаю сторону тех глупцов, которые считают себя вправе диктовать тебе, как жить.– Ты не с ними? – изумилась она.– Ни в коем случае. Я пригласил тебя сюда, чтобы немного образумить, но не в том смысле, как это понимают они. Итак: откуда вдруг такие заявления, что ты не собираешься больше видеться с Кристофером?– Тебе, должно быть, позвонил Джои.– Он мне звонит регулярно, между прочим. И рассказывает, как трудно стало жить с тобой в последнее время, как ты рыдаешь ночи напролет. А совсем недавно он рассказал мне о вашем долгом разговоре в картинной галерее. Кстати, после того дня, что вы провели вместе, он считает тебя самой выдающейся в мире мамой. Но вернемся к сути нашего разговора: ты порвала с Кристофером.– Да, это так.– Очень благородно… и очень глупо, тебе не кажется?Она была так ошарашена, что не смогла вымолвить ни слова в ответ.Ллойд накрыл ладонью ее руку, лежавшую на столе.– Ли, дорогая, я давно знаю тебя. Я видел тебя в печали и в радости, но никогда не видел более счастливой, чем в эти несколько месяцев, что ты встречалась с Кристофером. Да, прости мне мою откровенность, но я не помню тебя такой счастливой, даже когда ты была замужем за моим сыном. Я уверен, он не будет на меня в обиде за эти слова, потому что у вас был очень хороший брак, и, видит Бог, я нисколько не отрицаю этого. Но этот… этот юноша зажег твои глаза таким блеском, что он ослепляет тех, кому не ведомы столь пламенные чувства. Вполне возможно, что они немного завидуют тебе.Он выпустил ее руку, сделал еще глоток вина и, задумчиво разглядывая свой бокал, продолжал:– Нелегко, прожив в браке двадцать, тридцать, сорок лет, вдруг увидеть, как кто-то, близкий тебе по возрасту, влюбляется и маячит перед глазами эдаким заново созревшим персиком. Я не хочу сказать, что у твоей матери и сестры несчастливые браки. Я просто имею в виду, что даже самые удачные браки с годами утрачивают прелесть новизны. Немножко стареют, что ли… А что касается моей внучки… Ну, тут-то все объяснить легко. Вполне естественно, что она обозлилась, – как же, собственная мамочка обскакала! Но ни в коем случае не позволяй никому из них отговаривать тебя от твоего счастья. Ты его выстрадала. Подняла детей, отдала им девять лучших лет своей жизни, и ни разу за все эти годы ты не подумала о себе. С Кристофером ты впервые поставила свои желания и чувства чуть выше интересов своих детей, и, ты уж извини меня за эти слова: давно пора было это сделать. Ты ведь знаешь, дети могут вырасти эгоистами, если отдавать им себя без остатка.– В последнее время я совсем ничего не даю им, – призналась она.– Ну, это явление временное. Просто, когда человек несчастен, ему и отдавать-то особенно нечего. Так что же ты собираешься предпринять?– Не знаю.– Тебе не кажется, что пришло время дать всем отпор? Всем: и матери, и сестре, и дочери?– Мне казалось, что этим я сейчас и занимаюсь.– Нет. Сейчас ты вполне оправдываешь поговорку: «Себе навредить, чтоб другому досадить». А нужно сделать вот что: пойти к мужчине, которого ты любишь, и сказать ему, что выйдешь за него замуж, и пусть все кругом лопнут от злости и зависти.Ли невольно рассмеялась. Официантка принесла заказанные ими салаты, и Ллойд, сделав минутную паузу в своем монологе, взялся за вилку.– Я подумал еще вот о чем. Размышлял я над этим довольно основательно с того самого вечера, как ты мне рассказала о той кутерьме, что затеяли эти глупые женщины. Так вот: я думаю, что Билл, если б мог, благословил бы тебя. Он бы порадовался твоему счастью. В конце концов, ты же мать его детей. И если ты счастлива, то и дети твои непременно будут счастливы в этой жизни.– Ты в самом деле так считаешь, папа?– Да.– Мама бросила мне упрек, что я предала Билла, вступив в связь с Кристофером.Ллойд покачал головой.– Честное слово, ну что за женщина! Она хочет всем добра, но иногда у меня возникает желание дать ей по заднице. Матери считают… впрочем, что я говорю – ты же сама мать. Так вот, матери твердо верят в то, что знают, как надо жить их дочерям. Когда же к их советам не прислушиваются, могут стать довольно агрессивными. Они убеждают себя в том, что делают это исключительно во благо своих дочерей, но на самом деле просто стремятся настоять на своем.– О, Ллойд, даже не могу передать тебе, какое облегчение я испытала от твоих слов.– Я говорю правду, вот и все. В конце концов, я ведь не член вашей семьи и могу оценить ситуацию непредвзято, со стороны. А теперь давай, ешь свой салат и не смотри на меня так, будто вот-вот сорвешься со стула и бросишься мне на шею. А то люди вокруг подумают, что это я занимаюсь растлением малолеток.– Ллойд Рестон, – сказала она и тепло улыбнулась ему, – ты самый милый, самый чуткий, самый замечательный в мире мужчина.– Что ж, близко к истине, хотя я вобрал в себя не все добродетели. Мне кажется, пальму первенства справедливо отдать тому парню, которого ты любишь. Я имел возможность понаблюдать за вами и убедился воочию, сколь высоко ваше взаимное уважение и восхищение и как чертовски весело и интересно вы проводите время вместе.– Да, это так.– И позволь уж мне такую дерзость… Я так понимаю, что у вас с ним близкие отношения. Что ж, дай Бог тебе счастья и в этом, Ли. Твоя мать и сестра уже, наверное, забыли, что такое секс. Ты извини, что я так говорю, но за все годы, что я знаком с твоей сестрой, лишь однажды на моих глазах она прикоснулась к своему мужу. Насколько я помню, это случилось на пикнике, – Барри занозил шею, и Сильвия вытаскивала занозу. Что до твоих родителей – не мне говорить об этом, но, учитывая их возраст, подозреваю, что секс уже у них позади. Так я вот что хочу сказать: если ты встретила сильного в сексуальном плане мужчину, который любит каждую твою клеточку и готов вылизывать тебя с головы до пят, – держись за него. А теперь ешь, я сказал.Ли ощутила такую легкость во всем теле и на душе, что ей казалось, она сейчас воспарит к самому потолку.– Можно мне только одно слово? – попросила она.– Только быстро. У меня живот сводит от голода.– Я люблю тебя.Ллойд взглянул на свою счастливую невестку:– Еще бы. Я так давно кручусь вокруг тебя, что другого выбора у тебя просто и быть не могло.И он уткнулся в свой «кайзеровский» салат.Она уткнулась в свой.Промокнув салфетками рты, они понимающе обменялись взглядами и заговорщически улыбнулись друг другу. Глава 19 Она все решила для себя еще в дороге, пока Ллойд вез ее домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52