– Я так и думал.– А, во-вторых, у меня так долго никого не было. После столь длительного воздержания женщины способны на большие глупости, стоит им почувствовать внимание к себе молодого мужчины.– Неужели я для вас лишь… молодой мужчина, обративший на вас внимание?– Нет, ты же знаешь, что это не так.– Так в чем же тогда проблема? Мы же, в конце концов, всего лишь целуемся.– Ты был другом Грэга.– Сегодня его имя прозвучало в первый раз за целый день. Вам это ни о чем не говорит?Она не поняла. Он догадался по ее глазам.– И не надо чувствовать себя виноватой. Это хороший знак – сегодня мы провели вместе целый день и занимались лишь тем, что развлекались. По-моему, нам это удалось довольно неплохо.– Да, это так. Мне очень понравилось.– И не думаете ли вы, что это о чем-то говорит: мы только один раз вспомнили о Греге?– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Но прошло всего лишь полгода после его смерти, и, может быть, мне… может быть…– Ну же, говорите. Может быть, вас до сих пор терзают горькие мысли?– Да, может быть.– Может быть… А может, и нет. А если даже и так, что в этом такого? Мы же говорим с вами откровенно. А свои чувства мы можем легко проверить. Уляжется первая волна, и, может, нам вовсе не захочется оставаться вместе. Хотя со мной, думаю, этого не произойдет.– И это тоже будет ужасно.– Почему?– Потому что в тебя влюблена Дженис.– Я знаю.Она подняла голову с его плеча.– Ты знаешь?– Я давно знаю об этом.– И все равно остаешься со мной?– Я никогда не обнадеживал ее. Можешь спросить у нее.Она вновь положила голову к нему на плечо и сказала:– В этом нет необходимости. Она уже во всем призналась мне.– Ну, вот видите. Так какие еще сомнения вас мучают?– У тебя все так просто.– Так оно и есть на самом деле. Все, чего я сейчас хочу, – это лежать здесь, целовать вас, любоваться первой в моей жизни рождественской елкой и, может быть, попытаться хотя бы немного скрасить и ваше, и мое одиночество. Все это действительно очень простые желания.Голос его стал тихим, вкрадчивым.– Просто мой рот… – Он придвинулся ближе. – …накрывает ваш рот…И каким же обольстительным был его рот! Он так виртуозно целовал ее, лаская ее губы, вдохновляя и ее на раскованность. Он целовал ее, так, как никто и никогда, – долго, сочно, медленно, сексуально. Его чувственный порыв передался и ей. Она заставила себя забыть обо всех условностях и вслед за ним кинулась в омут неизъяснимого блаженства. Долгие влажные поцелуи повергли в трепет и их тела. Он приподнял колено, и она позволила ему пробраться меж ее ног, с наслаждением ощущая, как давит на ее плоть его крепкая нога.Он застонал от удовольствия и провел рукой по ее спине, шее, плечам, вычертил линию позвоночника.Как давно не лежала она с мужчиной, прижимаясь к нему всем телом, чувствуя, как нарастает его возбуждение. Как давно не касались ее руки крепких мускулистых плеч, как давно не перебирали пальцы коротких жестких волос. Его волосы… они пахли как-то по-особенному, по-мужски, она уже никогда не спутает этот запах ни с каким другим.Он оказался прав – удовольствие, которое она сейчас испытывала, было несравнимо ни с чем, и отказываться от него она не желала ни за что на свете. Его влажные губы оторвались от ее губ и теперь блуждали по ее лицу, отмечая поцелуями каждую черточку, оставляя повсюду мокрые следы; кончиком языка он выписывал контуры ее щек, бровей, носа. Он прижался губами к ее шее, провел по ней языком, оживляя аромат духов, которыми она побрызгалась утром.И наконец поднял голову и заглянул в ее лицо.Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом. В его зрачках отражались огоньки, мерцавшие на елке.– У тебя это очень хорошо получается, – пробормотала она.– У вас тоже.– Я давно не практиковалась.– Хотите попрактиковаться еще? – улыбнулся он.– Я бы не прочь… но моя рука, кажется, онемела. – Рука ее действительно все это время была прижата к дивану всей тяжестью его тела.– Это поправимо, – сказал он и, подсунув руку ей под спину, переместил ее на середину дивана, а сам наклонился над ней.Они смотрели друг другу в глаза, словно искали в них согласия на то, что должно произойти.– Ли, я действительно имел в виду только это, – прошептал он. – Только поцелуи, если вы не хотите ничего другого.– Что я хочу и что могу себе позволить – это разные вещи.Он поцеловал ее в губы, опираясь всей тяжестью на локти, прижавшись коленом к ее бедру.Когда поцелуй закончился, она обвила руками его шею и притянула к себе, прижав лицом к своему плечу.Она вздохнула.– О, Кристофер, мне так уютно, что я бы могла лежать так всю ночь.– Хорошая идея, – подхватил он, постаравшись разрядить обстановку, ибо шансов побороть искушение становилось все меньше. – Мне позвонить Джои или вы сами это сделаете?Она рассмеялась.– Посмейтесь еще, – пробормотал он ей на ухо. – Так здорово.Но она замерла, прикрыв глаза и наслаждаясь минутами близости, сознанием того, что она все еще желанна, что она снова рядом с мужчиной.– Ли? – раздался над ухом его голос.– Что? – пробормотала она, лениво перебирая пальцами его волосы.Он поднял голову.– Обещайте мне, что больше не будете так шутить со мной, как это было в День Благодарения.Она сказала:– Извини меня.– Я хочу быть с вами на Рождество.– Ты будешь, обещаю. Но как нам быть, чтобы не выдать себя?– Доверьтесь мне. Вы же не догадывались о моих чувствах еще несколько недель назад? Не так ли?– Ну почему, у меня возникали подозрения.– Когда?! – воскликнул он, словно уличая ее во лжи.– Четвертого июля!– Когда мы сидели рядом за столом и ели кукурузу. И когда натыкались друг на друга, играя в волейбол. И там, на чертовом колесе. Женщина начинает чувствовать это раньше, чем мужчина.– Но почему вы ничего не сказали?– Я бы никогда и не обмолвилась об этом, если бы ты промолчал.– Почему?– Причины все те же. Мы уже говорили об этом – разница в возрасте, что подумают мои дети, да и, кроме того, мы оба еще в трауре и потому очень ранимы сейчас. Доводов «против» так много, что мне даже приходится спрашивать себя, в своем ли я уме.Он коснулся большими пальцами ее щек и нежно надавил на них. Губы ее смешно надулись и опять вытянулись, когда он убрал пальцы. Он всматривался в ее глаза, которые были прикованы к его глазам. Взгляд их был счастливым, несмотря на печальные слова, которые она только что произнесла.Когда он заговорил, в голосе его звучали теплота и искренность.– Если я когда-нибудь и представлял вас своей матерью – так это ушло. Вы мне верите?Она вгляделась в его лицо – в нем не было и тени улыбки или насмешки. Она ощутила волнение, и в то же время внутренний голос подсказывал ей, что все может обернуться слишком печально для них обоих, если они дадут волю своим чувствам. Она обхватила руками его шею и притянула к своим губам. И поцеловала. Один раз. Наспех.– Да. А теперь я должна идти.– Почему?– Потому что все эти мне очень нравится. Ты мне нравишься. Мне с тобой слишком хорошо, и я провела с тобой чудный день. И еще… я совсем запуталась.Он неотрывно смотрел ей в глаза, словно пытаясь отыскать скрытый смысл в том, что она говорила.– И еще потому, что я боюсь всего этого. А ты?Он помедлил с ответом.– Нет, я не боюсь. В отличие от вас.Потом встал и, схватив ее за обе руки, поднял с дивана.– Пойдемте. Я отвезу вас домой. Глава 12 В следующую субботу Ли закрыла магазин в девять вечера. День выдался на редкость тяжелым, и ей даже не удалось присесть хотя бы на минутку, чтобы передохнуть. Спрос на композиции из свежих цветов был настолько велик, что они с Сильвией решили нанять еще одного дизайнера, которого можно будет оставить и после праздников, когда уйдет Нэнси. Новенькую звали Лиа. Она была азиаткой, и у нее был свой, оригинальный метод составления букетов. Ее композиции были миниатюрны, асимметричны и всегда неожиданны. Ли, впервые наблюдая за ее работой, перехватила взгляд Сильвии и уже через десять минут знала, что они нашли именно то, что нужно. Они предложили Лиа оплату по десять долларов в час, сошлись на одиннадцати, когда она запросила двенадцать, и сочли, что сделка удалась.Однако даже и с новым дизайнером, и с курсирующим взад-вперед Родни, которому тоже прибавилось беготни, им едва удавалось справляться с заказами для церкви, для рождественских празднеств, с подарочными букетами, как индивидуальными, так и деловыми. Сегодня к тому же было три свадьбы, да и в магазине столпотворение. Ли даже пришлось попросить Джои поработать несколько часов – упаковывать в пакеты еловые ветки и относить их в машины, выбрасывать мусор, скрести ведра, протирать витрины, подметать пол в рабочем помещении. Она продержала его до пяти часов, потом вручила пятнадцать долларов и поцеловала в знак благодарности за помощь. Уже в дверях он обернулся и сказал:– Мы с ребятами сегодня вечером собираемся куда-нибудь сходить, так что меня дома не будет, когда ты вернешься.В девять пятнадцать Ли приехала домой совершенно измотанная. Ступни ныли, ноги болели, она к тому же порезалась своим швейцарским армейским ножом, и рука тоже болела. Можжевельник так исколол ей пальцы, что они опухли и покрылись красноватой сыпью. От нескончаемого стука топора, которым обрубали сучья хвойных деревьев, у нее разыгралась головная боль. В эти предрождественские дни, как и на праздник Святого Валентина, цветочный магазин походил скорее на плотницкую лавку. Оказавшись в пустом доме, трудно было сразу настроиться на тишину, и отсутствие малейшего шума воспринималось даже не ухом, а, скорее, сердцем.Она швырнула пальто на кухонный стул и плюхнулась на соседний рядом посмотреть почту – два конверта, что лежали на столе среди прочего хлама. Она зевнула, отсутствующим взглядом уставившись на записку, оставленную Джои. «Мам, мы с ребятами идем играть в кегли, оттуда – к Карен Хансон попить кофейку. Дома – в десять тридцать». «Комендантский час» для него начинался в десять, но она слишком устала, чтобы заострять сейчас внимание на такой ерунде. Была рождественская пора, и к тому же он сегодня помогал ей в магазине. Пусть малыш расслабится.Она разогрела банку томатного супа-пюре «Кэмпбелл», вылила его в чашку и понесла с собой в ванную, где наполнила ванну, легла в душистую пену и вытянулась, время от времени прихлебывая из чашки суп. И вскоре задремала.Она резко очнулась от дремы, почувствовав, что по ноге течет суп, окрашивая воду в оранжевый цвет. Застонав, она села, быстро вымылась, растерлась полотенцем, прошлась пуховкой по всему телу и с наслаждением влезла в теплую мягкую пижаму. В гостиной она включила лампу и телевизор, прилегла на диван и, укрывшись вязаным шерстяным платком, стала ждать Джои.Через какое-то время она опять проснулась – совершенно сбитая с толку после очередного провала в сон. На экране маячил Раймонд Бурр в старой комедии Перри Мейсона. Был субботний вечер. Она ждала Джои. Времени было… она взглянула на часы…Без десяти двенадцать!Она резко скинула с себя платок и села. Сердце бешено забилось – к дискомфорту от внезапного пробуждения примешивался безотчетный страх за Джои. Он никогда не опаздывал! Никогда! Десять – пятнадцать минут, не больше, и то только в последнее время, когда в его поле зрения появилась маленькая Сэнди Паркер.Если он не пришел вовремя, значит, что-то случилось. О Боже, не может быть, чтобы еще один! Страшные мысли вихрем пронеслись в голове, дыхание перехватило, и она с трудом поднялась с дивана. Покачнувшись, вновь села, пытаясь собраться с силами и обрести равновесие. В сознании настойчиво стучала одна мысль: если он до сих пор не пришел, значит, его уже нет в живых. Все повторялось в точности так, как и с Грегом, как с малышкой Грантом. О Боже, третий ребенок, и остается только один. Охваченная паникой, она бросилась к комнате Джои, только чтобы убедиться, что она пуста. Постель была слегка помята, но все-таки убрана еще с утра, его рабочая одежда была свалена на полу рядом с гантелями и портфелем для компакт-дисков.– Джои! – закричала она, безумным взглядом окидывая пустую комнату, и бросилась к кухне. – Джои, ты здесь?Над плитой горел свет – так, как она его и оставила. Грязных тарелок нигде не было видно.– О Боже… о Боже… – еле дыша, причитала она, сверяя свои часы с кухонными. – Где же он может быть?Была полночь, когда она набрала номер полицейского участка Аноки – не «911», который шел через центральную диспетчерскую округа, а тот, что соединял напрямую с участком на Джексон-стрит.Ответил женский голос, и Ли с трудом заставила себя говорить четко и спокойно, насколько это было возможно.– Это Ли Рестон. Я – мать Грега Рестона, то есть была его матерью, я хочу сказать. Я понимаю, что это, наверное, звучит глупо, но пропал мой четырнадцатилетний сын Джои. То есть я хочу сказать, что он не пришел домой, как обещал, а он всегда приходит вовремя. Всегда. Я просто хочу узнать, если вдруг к вам поступали… ну… какие-нибудь сведения… или еще что-то… хоть что-то о нем… если вы знаете.– Здравствуйте, миссис Рестон. Это Тони Максетти. Нет, к сожалению, нет. Ничего. Но я обязательно передам сейчас по радио сигнал тревоги для всех дежурных.– Нет! – воскликнула она, почему-то вдруг решив, что, пока ее опасения не стали предметом официального расследования, с сыном все в порядке.И уже тише добавила:– Нет. Наверняка это недоразумение, и он появится с минуты на минуту. Он пошел прогуляться с компанией приятелей, так что, наверное, ничего страшного не могло произойти.– Его зовут Джои и ему четырнадцать?– Да.– Не могли бы вы описать его?– О, послушайте, нет, нет, я не хочу… он придет… забудьте о моем звонке.– Вы уверены?– Да… спасибо вам, Тони. Я уверена, он сейчас объявится.
После звонка Ли Тони Мансетти прошла в дежурную часть, но никого из офицеров там не было. Рождественская пора была самой горячей для полиции, и в особенности – субботние вечера. Самоубийства, ночные кражи со взломом, ограбления на улицах и море пьяных. Семейные скандалы вспыхивали по совершенно нелепым поводам: супруги спорили, с чьей родней праздновать Рождество, кто сколько денег потратил на рождественские подарки, кто с кем флиртовал на рождественской вечеринке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52