Она прижалась к его плечу (будто не было запаха конского пота) и начала тереться о него.
– Чего бы тебе хотелось?
– Чтобы ты меня раздела…
Она принялась расстегивать пуговицы еще до того, как он закончил фразу:
– …и принесла мне рюмку мадеры, пока я буду лежать в ванне.
Она будто девочка надула губки:
– А мне показалось, что ты задумал что-то другое…
– Знаю. Но ты ошиблась, дорогая.
«Как это часто с тобой бывает», – мысленно договорил он.
– Наверное, ты устал после долгой поездки.
Полковник хотел съязвить, что, мол, это же можно сказать и о ней. Однако он просто кивнул головой:
– До Серапеума и обратно дорога довольно долгая, старушка.
Он знал, что Амелия ненавидит, когда он называет ее старушкой. Именно поэтому он время от времени вставлял в разговор это обращение.
– Кстати, как наша подопечная?
– Чертовски хорошая наездница эта леди Элизабет.
– Чему удивляться? Она всегда казалась мне чересчур крупной и массивной девицей.
Полковник игнорировал ее злые слова.
– Прекрасно держится в седле.
Амелия прошлась вокруг него, обольстительно покачивая бедрами, и кокетливо напомнила:
– Бывало, ты говорил так обо мне.
Хилберта это ничуть не развлекло. В последнее время Амелия стала будить в нем не желание, а раздражение. В ней не было никакой тонкости. Никакого аристократизма. Не то что Элизабет Гест, в одном пальчике которой было больше изящества, чем во всем пышном теле Амелии.
Видимо, на его обветренном лице отразилась тень от вращения.
– Ты успел привязаться к этой девице, не так ли, Хилберт? – спросила Амелия.
– Наверное, да. Она прекрасная и умная молодая женщина с добрым сердцем.
Амелия не сдержалась и ужалила, как ядовитая змея:
– Вот уж не думала, что тебя привлекает доброе сердце! Скорее пара красивых высоких грудей, за которыми оно бьется.
– У тебя всегда в мыслях одно и то же, – произнес полковник с глубоким отвращением.
– Именно поэтому ты на мне и женился! – ответила она чересчур громко.
Он нанес ответный удар:
– Но мы ведь так и не собрались оформить это официально, если я не ошибаюсь?
Повернувшись к нему спиной, Амелия небрежно бросила через плечо:
– К счастью. Ты стареешь, Хилберт, и в постели с тобой скучно.
Он резко развернул ее и, ткнув стеком в подбородок, поднял ей голову.
– Мне кажется, дорогая, что на этот раз ты зашла слишком далеко.
Властный тон мгновенно подействовал на Амелию. У нее на глазах выступили слезы, ровные белые зубки впились в нижнюю губу, подбородок с ямочкой задрожал.
Глубоко вздохнув, она прошептала:
– Мне очень жаль, Хилберт. Я это несерьезно.
– Я знаю, что тебе жаль, радость моя. Тебе всегда бывает жаль.
Эту сцену они проигрывали уже много раз, и всегда она заканчивалась более или менее одинаково. И, как прежде, он пытался определить, действительно ли она искренне раскаивается или это он недооценивает ее актерский талант.
– Позволь, я помогу тебе снять куртку и сапоги, – смиренным тоном попросила Амелия. – Ты же хочешь помыться, прежде чем идти пить чай.
– Конечно, от меня же чертовски воняет.
– Это запах мужчины, дорогой, и тебе он идет.
Амелия завела иную песню, хотя совсем другое доносилось из ее уст всего несколько минут назад. Она вдруг оживилась и защебетала:
– Кто-то из офицеров говорил, что мы будем несколько суток стоять в Миние, около Бени-Хасана, чтобы можно было ночевать в пещерах.
Они вернулись на нейтральную территорию, где оба чувствовали себя уверенно, – к их общей роли опекунов леди Элизабет.
– Да, лорд Стенхоуп очень определенно высказал свои пожелания на этот счет.
Амелия почистила щеткой куртку мужа и повесила ее в шкаф, а потом подставила ему свою округлую попку, чтобы он опирался на нее, снимая сапоги.
– А нам обязательно ночевать в пещерах?
– Боюсь, что да. Все уже заказано.
Она содрогнулась, и ее страх не был наигранным.
– Я не люблю пещеры, гробницы и все, что находится под землей.
– Знаю, что не любишь, старушка. Но ты будешь вести себя как надо. Как всегда.
– Да, Хилберт.
– В конце концов все это окупится.
– Знаю. – Она отставила его сапоги в сторону. – Я велю кому-нибудь из слуг, чтобы их сейчас же начистили.
Хилберт Уинтерз решил, что Амелия все-таки прекрасно о нем заботится. Наверное, это было одной из причин, почему он с ней до сих пор не расстался.
Глава 12
Элизабет была целиком и полностью согласна с Амелией Уинтерз – чуть ли не впервые за все время их знакомства. Было нечто таинственное и даже пугающее и том, что им предстоит ночевать в чьей-то гробнице.
Конечно, владелец отеля называл их «пещерами», заботясь о наиболее нервных своих постояльцах, но тем не менее это все равно были гробницы. Говорили даже, что в одной из них по-прежнему находится мумия!
В «пещерах» хоронили, разумеется, не фараонов и цариц, а надсмотрщиков, ремесленников, правительственных служащих и членов их семей. Расположенные в высоких скалах, нависших над берегом Нила и скопищем деревушек у самой воды, они по размеру были, как правило, не больше скромной спальни.
Элизабет шла по террасному саду в сопровождении хозяина гостиницы.
– Вам предоставлена одна из самых красивых пещер, – говорил он ей вкрадчиво. – Там много росписи. Это погребальная камера Исиды, жены деревенского надсмотрщика, жившего во времена девятнадцатой династии.
– Она поистине великолепна! – вскричала Элизабет, войдя в свой «гостиничный номер».
– Да, великолепна, – подтвердил владелец и перешел к более практическим вопросам: – Насколько я знаю, ваша служанка распаковала вещи, пока вы обедали. На столике у кровати есть легкие закуски. Если ночью вы пожелаете еще чего-нибудь, пожалуйста, позвоните в колокольчик. Кто-нибудь немедленно к вам придет.
Элизабет несколько удивленно посмотрела на него.
Хозяин гостиницы с улыбкой объяснил ей:
– Все очень просто, миледи. В течение всей ночи у нас дежурят несколько слуг, готовых позаботиться о наших гостях.
– Понятно, – отозвалась она. – Я уверена, что мне ничего не понадобится. Благодарю вас. Вы были очень добры.
– Приятных впечатлений и приятных снов вам, миледи. – Прежде чем уйти, он остановился у двери и несколько раз по-восточному поклонился. – Сейчас я пришлю сюда вашу служанку.
Элизабет попрощалась с гостеприимным хозяином необычной гостиницы и внимательно осмотрела «комнату», в которой ей предстояло провести ближайшие две ночи.
Стены и свод пещеры удивляли богатством красок. Девушка видела ночное небо, усеянное мириадами звезд, древних грозных богов, плодородные поля Иару с прохладными ручьями и финиковые пальмы…
На дальней фреске были изображены носильщики с экзотическими товарами тропической Африки. Элизабет представила, что они несли золото, эбеновое дерево, шкуры леопардов, хвосты жирафов, страусовые перья, благовония, древки для копий… В углу картины прыгали несколько маленьких обезьянок.
На другой стене был нарисован богатый жертвенник – много свежего мяса, ощипанных уток и гусей, корзин с ковригами хлеба, с гроздьями сочного темного винограда, с луком и другими овощами, а также несколько кувшинов с пивом. Запасы пищи и питья, которые понадобятся умершей женщине в потусторонней жизни.
Нашла Элизабет и изображение самой Исиды – стройной, гибкой и вечно молодой.
– Ты была прекрасна… поистине прекрасна, – благоговейно прошептала Элизабет.
Три тысячи лет назад умерла Исида, но фреска сохранила ее образ. Элизабет любовалась обведенными черной краской глазами, черным париком, платьем густо-синего цвета, великолепными золотыми и серебряными украшениями.
– Интересно, что стало с твоей мумией? – не удержалась от вопроса Элизабет. – Надеюсь, ты не рассердишься на то, что я буду спать в твоей гробнице.
– Pardon, миледи, – сказала Колетт, входя в пещеру. Она спешила заняться обычным вечерним туалетом своей госпожи.
– Ничего, Колетт. Я просто говорила сама с собой.
Элизабет быстро отвернулась и начала готовиться ко сну.
Прошло довольно много времени, прежде чем молодая француженка с тревогой в голосе пожелала Элизабет доброй ночи и отправилась в отведенную ей крохотную комнатку, заявив на прощание:
– Все равно я не могу понять, зачем надо спать в катакомбах, миледи. Не сомневаюсь, что меня всю ночь будут мучить кошмары.
– Постарайся не думать об этом. Увидимся утром.
Когда служанка была уже у выхода, Элизабет радостно крикнула ей:
– Спокойной ночи, Колетт!
Оставшись одна, Элизабет села за старинный столик, чтобы сделать запись в своем дневнике. Но под пристальным взглядом Исиды с фрески ей никак не удавалось сосредоточиться.
Подперев рукой подбородок, она стала смотреть на изображение прекрасной женщины, которая жила за тридцать веков до нее.
– Интересно, были ли у тебя захватывающие приключения? – Она вздохнула. – Ты любила мужа? У вас были дети?
Любовь…
В последние недели Элизабет много думала о ней. И пришла к выводу, что определенно не влюблена в лорда Джонатана – Джека. В него нельзя влюбляться: это было бы очень неразумно с ее стороны и слишком опасно.
Но пожалуй, она им увлеклась.
Сегодня за обедом Джек был молчалив. Душой общества оказался любезный и очень милый граф Полон-ски. Он всюду бывал, все перепробовал, был со всеми знаком – и так интересно обо всем рассказывал. Он даже поведал чудесную историю о принце Уэльском и некоей миссис Л. И причем в подробностях, отчего Элизабет покраснела, хотя и получила удовольствие.
Вздохнув, Элизабет отложила перо и закрыла альбом в кожаном переплете.
– Нет, не могу я здесь спокойно писать о прошлом дне. Потом запишу.
Она приготовилась спать: привернула фитиль лампы и скользнула под одеяло, не забыв опустить противомоскитную сетку. Но тут же снова встала, взяла дневник со столика и спрятала его под подушку.
Через какое-то время Элизабет проснулась. Поначалу ей казалось, что она встревожена сновидением – ей, конечно же, опять приснился Джек.
Девушка села на постели и устремила взгляд в темноту. Сквозь крохотное окошко, проделанное в передней стене усыпальницы, проникал очень слабый свет. Да и то лишь потому, что было полнолуние.
Она сидела, стараясь успокоиться, и ждала, когда сердце начнет биться ровно. Казалось, вокруг было тихо – или она ничего не слышала из-за гула в ушах и прерывистого шумного дыхания? Все тело ее покрылось потом. Ночная рубашка противно липла к коже.
Неужели ее снова беспокоят сны о Джеке? Сны, в которых он целовал ее, ласкал и прижимал к себе, так что она ощущала его налитые силой мышцы и ту особую часть тела, которая делает мужчин такими непохожими на женщин… Он шептал ей на ухо что-то завораживающее, обещал доставить ей удовольствие с помощью одного только языка…
Элизабет содрогнулась.
Или, может быть, ее разбудил более мрачный, совсем не такой приятный сон?
Со времени смерти милой Анни ее мучило одно и то же видение. И она в испуге просыпалась посреди ночи, тело ее покрывалось холодным потом, а сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот разорвется.
Кто-то преследовал ее.
Элизабет не могла понять, кто и за что ее преследует. Было ясно только одно: если ее поймают, ей придет конец. И всегда рядом была Анни, требовавшая заботы, мешавшая ей бежать. И хотя Элизабет сознавала, что безжалостный преследователь вот-вот догонит ее, она не бросала свою младшую сестру. Но рука Анни выскальзывала из ее руки, и они разлучались.
Глядя в темноту, Элизабет впервые поняла, что так и не знает, что должно произойти потом: всякий раз она просыпалась с плачем – не было конца у этого кошмарного сна.
Девушка утерла слезы. Что разбудило ее этой ночью?
Тук.
Тук. Тук.
Элизабет замерла от страха. Крошечные волоски на ее затылке вдруг встали дыбом. Кожу головы странно покалывало. По всему телу вдруг побежали мурашки.
Реальность ударила ее, словно прикосновение ледяных пальцев к позвоночнику.
В пещере еще кто-то есть!
Элизабет почувствовала, что в горле у нее сухо, как в пустыне во время песчаной бури. Сердце ее трепетало, как пойманный мотылек. Дыхание перехватило – ей казалось, что она вот-вот задохнется.
Страх.
Впервые в жизни Элизабет нутром почувствовала всю глубину этого самого примитивного чувства. Нет, наверное, не впервые: впервые она испугалась по-настоящему в ту ночь, когда умирала Анни.
Однако сегодняшний ее страх был совсем иным. Это был страх перед неизвестным, страх жертвы, бессильной против хищника, страх беглеца, которому не удается уйти от погони. Руки и ноги у нее похолодели. Сознание было четким, а тело словно парализовало. Это походило на страшный сон, на кошмар – только она не спала!
Тут Элизабет различила темную фигуру в широком одеянии и с трудом сдержалась, чтобы не закричать. Кто-то был прямо здесь!
Это призрак?
Можег быть, это вернулась мумия Исиды и. хочет получить обратно свою усыпальницу?
Элизабет очень живо представила себе, как закутанный в льняную материю мертвец встает из гроба и идет при свете луны. Ей показалось, что пахнет смолой, кото-рой в древности пропитывали погребальные пелены.
Элизабет укорила себя за то, что дала волю фантазии. Конечно, это не призрак и не вышедшая из гроба мумия. Это живое существо из плоти и крови. Иначе просто быть не может.
Сквозь противомоскитный полог она разглядела, что незваный гость направился к ее дорожному сундуку. Кем бы ни был пришелец, он явно намеревался порыться в ее личных вещах!
Думай, Элизабет, соображай! Нечего жаться в постели! Никакой рыцарь в сверкающих латах не примчится на своем верном скакуне, чтобы спасти тебя от того, кто проник в пещеру. Надо самой что-то делать.
Где ее решимость? Ее сила воли? Ее отвага? Милая, нежная Анни говорила, что в Элизабет ее больше всего восхищает отвага. Разве младшая сестра не была бы разочарована, если бы сейчас увидела, что она съежилась под одеялом и притихла, как мышка?
Элизабет услышала, как тихо скрипнула крышка сундука. Ее передернуло от отвращения. Сейчас кто-то будет рыться в сундуке, чьи-то руки коснутся нижнего белья, тончайших батистовых сорочек и панталон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34