Но вернуть истинное доверие было невозможно. Наконец он холодно спросил:
– Почему ты вышел из укрытия?
– Меня тошнит от грязных туземцев и вонючих лачуг. Я хочу быть там, где, по крайней мере, буду слышать родной язык! – легкомысленно бросил тот.
– Тогда поезжай вперед и найди легата Петиллия. Доложись ему. Он человек справедливый. И решит, что с тобой делать. – Луций положил руку Квинту на плечо. Его рассеянный мягкий голос преисполнился былого очарования и убедительности:
– Почему бы мне не поехать с тобой, Квинт? Верховное командование никогда не узнает. Ты теперь офицер, можешь делать, что хочешь. Я укроюсь среди твоих людей. Никто ничего не заметит. Клянусь Меркурием, я скучал по тебе… моему старому товарищу!
У Квинта заныло в груди. Он вспомнил трусливые мысли, от которых страдал еще вчера. Вспомнил всю былую привязанность к Луцию. Думал, что если Луций взаправду устыдился, он хочет искупить свое былое бесчестие.
Но – Квинт заставил себя взглянуть на события с другой стороны – он офицер, обличенный ответственностью, а легионеры подчиняются строгой дисциплине. Они собираются вступить в битву, где не должно быть места никаким личным привязанностям. А Луций, если называть вещи своими именами, – обычный дезертир. И решать должен не Квинт.
– Извини. Я не стану тебя прятать. Если хочешь присоединиться к легиону, доложись нашему легату.
– Он ненавидит меня, Квинт… всегда ненавидел… он закует меня в кандалы… велит меня запороть… я не…
– Тогда возвращайся на остров Терновника, где можно торчать до конца дней своих. Я мешать не буду.
Луций бросил на него странный взгляд, и нем была ненависть, и, тем не менее, мольба. Безвольное патрицианское лицо на миг выразило отчаяние. Квинт стиснул зубы и отвернулся. Луций медленно тронул поводья и выехал из колонны. Задержался у обочины, потом исчез между деревьями, но в каком направлении, – Квинт не видел. И было Квинту чрезвычайно тошно.
Вскоре они пересекли еще одну мелкую речку и достигли развалин Лондона – еще более страшных обгоревших руин, чем являл собой Колчестер.
Лица легионеров побледнели, когда они вспомнили стоявший здесь недавно процветающий городок, и тысячи людей, которые остались здесь, чтобы встретить смерть.
Легионы свернули на север и некоторое время продвигались по древней британской дороге, пока в глубине Эппингсского леса не вступили на позицию, определенную Светонием. Это была воронкообразная лощина, с узкой стороны которой, защищенной плотным кустарником и лесом, было достаточно места для размещения римских войск, широкий ступенчатый выход из лощины открывался на кремнистую равнину, также окруженную лесом.
Квинт сначала не понимал стратегических выгод этого места, покуда Светоний не приказал всему войску строиться в боевом порядке, в чем они и практиковались весь остаток дня и даже ночью, до тех пор, пока каждый не уяснил свою позицию и задачи, пехотинцы, вооруженные двумя дротиками, или пилумами, тяжелыми и легкими, расположились в центре, ибо передовые ряды не могли надеяться сдержать атаку многократно превышающих сил противника, кавалерия располагалась на флангах, по склонам лощины, легионеры должны были не двигаться, когда британцы появятся в поле зрения, но прикрыв головы щитами ждать, пока Светоний не даст сигнал метать смертоносные дротики. Светоний сам возглавлял предполагаемые силы Боадицеи во время учений выезжая с севера на равнину, уточняя точное расстояние между двумя армиями, необходимое для нанесения верного удара, выверяя место расположения всех своих отрядов, и, наконец, наблюдая, как исполняются действия после того, как он подаст сигнал к атаке.
В полночь войскам было разрешено отдохнуть. Каждый солдат съел сухой паек и выпил ключевой воды. Квинт сделал то же самое, и, задав Фероксу овса, пошел искать легата Петиллия.
Легаты и трибуны совещались со Светонием у костра возле края лощины. Армия двигалась налегке и даже у губернатора не было палатки, Квинт подождал, пока Петиллий согласно кивнув головой губернатору, не отошел от костра и не увидел его.
– В чем дело, центурион? Затруднения с новой командой?
– Нет, легат. Они выше похвал. Прости, что я тебя беспокою, но… Луций Клавдий Друз нашел тебя сегодня?
– Луций Клавдий Друз? – Петиллий нахмурился. – Ты о том оптионе, что дезертировал? Конечно, нет. Что ты имеешь в виду?
– Вот что, – сумрачно ответил Квинт и рассказал о своей встрече с Луцием, не упомянув, правда, где она случилась, а также места, где скрывался Луций. – Не знаю, прав ли я. Он… я думаю, что он отчаянно стыдится в глубине души. Наверное, он хочет сражаться, а у нас на счету каждый человек, но…
– Но он – гнойник, который следует отсечь. Это проклятье 'нынешнего аристократического Рима, и даже наш император Нерон… – Петиллий прикусил язык. – Нет, ты был прав. Если бы он пришел, я не был бы к нему излишне строг. Забудь об этом и ступай отдыхать.
Глава десятая
Возвращение памяти. – Звук трубы. – Проблема верности. – Поражение Боадицеи. – Сны и лихорадка. – Надежда на будущее.
Некоторым опытным легионерам удалось в ту ночь немного поспать, но Квинт не принадлежал к их числу. Он сидел рядом с Фероксом, привалясь к скале, и, глядя в ночь, размышлял. Думал о матери и сестре, и о поисках, которые привели его в Британию и некогда казавшимся ему самым важным, что есть на свете. Потом подумал о Регане, – он все еще носил ее пряжку, приколов ее к белой льняной тунике под начищенной центурионской кирасой, – о Регане, что была далеко, на другом конце Британии, в странном доме Верховного друида вокруг живого дерева. Возле этого Дерева он поцеловал ее, там они признались друг другу во взаимной любви.
«Ты не вспомнишь этого, Квинт – иначе бы я не допустила… » Но теперь он помнил! Пока он сидел здесь, в лощине, в ожидании битвы, последние туманы внезапно рассеялись. Трава забвения больше не затуманивала память о том удивительном дне.
– Регана… – прошептал он. Мольба, исполненная страстной тоски и желания была столь сильна, что ему казалось, будто девушка может ее услышать. Но она тут же пресеклась – бледные лучи рассвета уже пробивались сквозь деревья.
Квинт внимательно осмотрел Ферокса – копыта, седло и уздечку, затем поднял своих людей и велел им снова проверить лошадей и оружие. Пожелал доброго утра Руфию. Тот отдал честь и сказал:
– Похоже, будет отличный день, центурион.
– Похоже на то, – ответил Квинт, и, обернувшись, увидел Диона и Фабиана.
– Отличный день, чтобы приканчивать королев? – хихикнул Дион. – А мы пришли, чтобы позавтракать с тобой. Чувствительный порыв. Виват пшеничным сухарям! – И он раскусил сухарь крепкими ровными зубами.
Фабиан неторопливо улыбнулся Квинту.
– Все, что беспокоит Диона, это его брюхо, как ты должно быть, помнишь.
– Помню, – Квинт усмехнулся в ответ. Он был глубоко рад видеть их обоих, понимая, хотя никто не допускал и намека на это, что оба пришли с ним попрощаться, на всякий случай. – Где вас разместили?
– В Четырнадцатом, в пятой когорте, как раз за штурмовыми отрядами, – сказал Фабиан. Оба гонца были сейчас в полном армейском вооружении, при двух дротиках, легком и тяжелом, и коротких мечах.
– Я, по правде, в лучшем положении, – заявил Дион. – Как выгодно порой быть коротышкой! Отступив немного, я могу полностью спрятаться за спиной этого здоровенного галла. Очень удобно!
Квинт и Фабиан, знавшие отвагу Диона, не обращали внимания на его болтовню.
– Интересно, когда Боадицея почтит нас своим прибытием? – спросил Квинт.
– Думаю, вскоре после рассвета, – отвечал Фабиан. – Один из наших шпионов-кантиев сообщил, что в эту ночь она стояла лагерем в Браухинге.
Едва он договорил, над лагерем раздался трубный сигнал тревоги.
– Ну, мы пошли развлекаться. – Дион хлопнул Квинта по плечу. – Доброй охоты!
– И вам того же.
Они пожали друг другу руки. Спеша через лощину к своим постам, Фабиан с Дионом задержались у грубого каменного алтаря, Юпитера, дотронувшись до него на ходу. Да, подумал Квинт, вознесший клятву у этого алтаря несколько раньше, может быть верховный бог сохранит сегодня Рим под своей защитой. Он обернулся и убедился, что все его люди уже поднялись в седла.
Кирпично-красный диск солнца поднялся над лесом. Лучи его озарили лощину, где ожидали легионеры. Затем собрались облака и небо стало жемчужно-серым. С севера потянуло холодным ветром. Все еще ничего не происходило. Лошади переминались, пощипывая чахлую траву. Люди приглушенно переговаривались. Напряжение разбил губернатор, подъехавший на высоком гнедом коне.
Светоний окинул взглядом расположение и экипировку солдат.
– Повтори, что ты должен делать, – приказал он Квинту.
– Ждать… Не двигаться, когда легионы пойдут в бой сразу после твоего сигнала. Затем атаковать здесь, – Квинт указал вправо, на склон, – следовать внизу за легатом Петиллием и пробиваться, сквозь врага навстречу левому крылу кавалерии.
Губернатор кивнул.
– И сомкнуть клещи. Легат Петиллий решит, когда поворачивать. – Он тронул поводья и поехал к следующему центуриону и его отряду. В два часа Светоний проверил все свои силы и вернулся обратно, заняв место в тылу пехотинцев.
Это сон, и ничего не случится, думал Квинт, как и все неотрывно вглядываясь в кремнистую равнину. Не было ни проблеска солнца, ни дождя, лишь пасмурное серое небо и порывистый ветер.
Именно ветер принес первое предупреждение, когда Квинт в двадцатый раз проверял острие кавалерийского копья и взвешивал на руке тяжелый щит.
Дрожь прошла по затихшим сомкнутым рядам легионеров, когда они услышали отдаленный шум – смешение грохота и воплей. Трубач губернатора дал долгий пронзительный сигнал, легионеры передовых рядов, все, как один подняли щиты и сомкнули у себя над головами, образовав знаменитую римскую «черепаху», металлическое укрытие, защищавшее от града копий, стрел и камней. Шум с севера нарастал, но все еще никого не было видно.
Квинт, сосредоточившись на равнине, не слышал ни шороха сыплющихся поблизости камешков, ни топота копыт, пока Ферокс не дернулся, когда морда другого коня коснулась его крупа. Квинт резко обернулся и увидел Луция, глядевшего на него с тем же выражением неуверенности и вызова, как и вчера, когда он появился с острова Терновника.
– Какого Гадеса? – прошипел Квинт. – Откуда ты взялся?
– Следовал за легионами, переждал ночь, подъехал по тропинке сверху лощины.
– Так возвращайся туда и не путайся под ногами! Не хватайся за копье и не двигайся, пока не увидишь, что мы двигаемся. Следи, когда легат Петиллий – он впереди, на белом коне – даст сигнал, понял?
Луций сглотнул:
– Презираешь меня, Квинт, правда? То есть, я хотел сказать…
«Да, мой центурион, понял», – горько добавил он про себя, но подчинился и выехал по склону на место, указанное Квинтом.
Затем Квинт забыл Луция, забыл обо всем, кроме отдаленного края равнины, когда тысячи завывающих британских воинов вывалились из-за деревьев.
Равнина быстро чернела, наполняясь фигурами, сжимавшими дубинки, копья и круглые маленькие бронзовые щиты. Повсюду Квинт замечал лучников, а потом, вслед за конными воинами загрохотали ряды боевых колесниц. Смертоносные кривые ножи блистали, крутясь на осях их колес.
Римляне не двигались, не издавали ни звука. Британцы понятия не имели об их числе, ибо форма лощины открывала обзор только легионерам.
Британцы, глядя на лощину, перестали победоносно вопить и замерли, явно чего-то ожидая. Квинту со склона было хорошо видно, и когда в поле зрения показалась большая боевая колесница, он понял, кого они ждали. Седоки узнавались безошибочно.
Боадицея, не уступавшая ростом никому из племенных вождей, окружавших ее колесницу, кричала и потрясала копьем. Грива ее рыжевато-золотистых волос развевалась по ветру. На ней был бронзовый шлем, на груди блистало королевское ожерелье. За ней, цепляясь за высокие борта колесницы, жались ее дочери, в то время, как королева, нахлестывая лошадей, мчалась перед своим внезапно утихшим войском.
Квинт видел, что она обращается к своим воинам, и улавливал обрывки фраз. «Месть!» «Очистим нашу страну от ненавистных тиранов!» «Убивайте всех, без снисхождения!» Выкрикнув это, она бросила поводья и вытащила что-то из-под широкого плаща. Маленькое животное выпрыгнуло из колесницы на землю.
Квинт опознал зверька по длинным ушам. Это священный заяц, понял он, а британцы испустили дикий восторженный вой, когда заяц развернулся и побежал на восток.
– Победа! Андраста! Андраста! Заяц побежал в сторону солнца за победой! – Хриплый торжествующий крик королевы перекрыл все остальные.
Они же пьяны, подумал Квинт, пьяны от самоуверенности, так же как от верескового эля, который, без сомнения, хлестали всю ночь, им казалось невероятным, чтобы римляне решились атаковать, теперь, после несчетных побед британцев. Без сомнения, они считали, что римляне в страхе побегут. Но огромная неорганизованная толпа британцев уже продвигалась вперед, чтобы дать места новоприбывшим. Это были повозки, сотни повозок, заполненных женщинами и даже детьми. Квинт видел их длинные развевающиеся волосы.
О Марс, как они уверены, – подумал он с ужасом, обратившимся в ярость. Они привезли свои семьи полюбоваться на избиение римлян, как мы приходили в Большой Цирк посмотреть, как наказывают рабов.
И как их много! Верно, половина британских племен присоединилась к Боадицее, ибо надвигающаяся орда собрала много тысяч воинов, не считая женщин и детей в повозках.
Начинается, подумал Квинт, и дрожь прошла по его телу, хотя он не чувствовал страха, только холодное, расчетливое ожидание.
Колесница Боадицеи скрылась среди воинов, и конные племенные вожди заняли ее место. Взглянув направо, Квинт узнал Навина в триновантском шлеме. «Как ты и предрекал, Навин, пришло время и мы встретились как враги», – мрачно пробормотал Квинт.
Передовая линия британцев начала быстро выстраиваться. Как и ожидали римляне, она состояла из лучников и пращников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26