Прогнувшись, она высоко подняла бедра, обхватив ладонями голову Дэйна. Она услышала его стон, почувствовала, как он на миг замер внутри нее, чтобы в следующее мгновение влить в нее свою горячую влагу.
Поддерживая друг друга, они стояли, окруженные бурлящей водой. Гаснущая страсть разливала по телам влюбленных сладкую истому. Души их словно на краткий миг освободились от своих телесных оболочек и слились в единое целое.
Наконец, словно пестрокрылые птицы, стали возвращаться мысли, вспугнутые бешеным стуком сердец. Дыхание замедлилось.
Первым смог заговорить Дэйн. Он взял Глориану за подбородок и, приподняв ее лицо, заглянул в лучистые глаза жены.
— Я люблю тебя. И буду любить вечно, — прошептал он.
Кончиком пальца она провела по его губам. Слабость, охватившая Глориану после удовлетворения всепоглощающей страсти, еще не оставила ее, но перед глазами с необычайной четкостью стояли строчки из манускрипта профессора Стайнбета.
— Ты женился на Мариетте де Тройе? — спросила она, но в ее голосе не было упрека. Дэйну нужен был наследник. А в тринадцатом веке браки чаще заключались из соображений продолжения рода, чем по любви. Если даже он и взял себе в жены другую женщину, то это нельзя было расценивать как предательство или измену по отношению к Глориане или их чувствам.
— Нет, — ответил он. Он прямо смотрел ей в глаза, не пытаясь отвести взора. — Но мы с ней помолвлены и должны были пожениться через две недели.
— Значит, я вернулась как раз вовремя, — поддразнила Глориана. Она почувствовала такое облегчение, что слезы брызнули у нее из глаз. Вдруг лицо ее посерьезнело. — Ты полюбил ее, Дэйн? — спросила она мягко.
Он крепче обнял ее.
— Ты и сама знаешь ответ на свой вопрос. Мне нужна только одна женщина, Глориана, и эта женщина — ты. — Дэйн замолчал, улыбнувшись уголком рта. — Если хочешь знать, леди также не питает ко мне никаких чувств. Она ясно дала мне понять, что с большей охотой окончила бы свою жизнь в монастыре.
Глориана приподняла бровь.
— В том самом, куда ты когда-то хотел упрятать меня, — напомнила она.
Дэйн рассмеялся и нежно поцеловал ее в шею.
— Да. Каким я тогда был глупцом! — признался он. — Поднимайтесь, миледи. Сначала мы выкупаемся, а потом ляжем в кровать, и там я докажу вам свою любовь.
Глориана позволила Дэйну взять себя на руки и вынести из бассейна. Он аккуратно положил ее на ступени и, зачерпнув воды, принялся смывать грязь с ее лица. Глориана совершенно забыла об этой своей маскировке, и теперь ей стало очень неловко. Но Дэйн своими легкими нежными прикосновениями заставил Глориану забыть о стыде. Теперь она чувствовала только ласки любимого.
Потом он принес для нее свежее платье. Обтершись кусками мягкой материи, они оделись. Малиновый костюм комедианта и одежду из двадцатого века оставили лежать на ступенях рядом с догорающими свечами. Обнявшись, влюбленные стали подниматься наверх в башню по ступеням крутой лестницы.
Переступив через порог, Глориана увидела, что их уютная Спальня уже давно находится в запустении. Как и весь замок, комната была погружена во мрак. Лишь призрачный серебристый свет луны лился в окна. Глориана поняла, что Дэйн уже давно не был здесь. Вся мебель оставалась на своих местах, но покрылась толстым слоем пыли. Во всех углах поблескивали ниточки паутины.
Поставив на стол лампу, Дэйн подошел к кровати и, сняв покрывало, пару раз встряхнул его. Глориана стояла в дверях, от всей души надеясь, что в соломенном тюфяке нет мышиного гнезда. Но все же она понимала, что ничто на свете не помешает ей разделить ложе со своим супругом. Ничто, кроме броска во времени.
При мысли об этом Глориана задрожала. Дэйн почувствовал ее волнение и обернулся, чтобы взглянуть ей в лицо.
— Что случилось? — спросил он. Она нервно оглянулась по сторонам.
— А что если мои исчезновения как-то связаны именно с этой комнатой, — пробормотала она. — Ведь это однажды уже случилось здесь…
Дэйн оставил попытки привести постель в порядок, подошел к Глориане и взял ее за руки.
— Если хочешь, мы найдем другую комнату или вернемся в Хэдлей.
Но Глориана отрицательно замотала головой. Их спальня в башне была для нее своего рода святилищем. Ведь именно здесь Дэйн впервые занимался с ней любовью, здесь они вместе смеялись, спорили и играли в шахматы.
— Я хочу остаться, — ответила она. Дэйн нежно провел пальцем по ее щеке.
— Боюсь, мы нигде не сможем укрыться от вашей магии, миледи. Но пока мы вместе, на час или на тысячу лет, не будем терять ни минуты драгоценного времени.
— Какой вы практичный человек, милорд, — поддразнила Глориана, обнимая Дэйна за шею. Она грустно улыбнулась ему, потому что понимала: в любой момент они снова могут быть разлучены, и, возможно, на этот раз навсегда. Мысль о расставании пугала Глориану, но зато делало каждую секунду драгоценным подарком.
— Мы будет жить настоящим, но нам о многом нужно поговорить.
Дэйн вздохнул, уткнувшись лицом в медные волосы Глорианы. Своими сильными пальцами он принялся массировать ей плечи и спину, и Глориана почувствовала, как в ней вновь загорается желание. Прежде чем заговорить, Дэйн еще раз тяжело вздохнул.
— Много страданий выпало на долю Сент-Грегори, Глориана. — Дэйн взглянул в ее встревоженные глаза. — И я не могу смягчить удар: Эдвард погиб от моей руки, Гарет тоже умер — его унесла лихорадка.
Дэйн замолчал. Глориана уже знала о трагедиях, разыгравшихся в ее отсутствие, но не стала говорить об этом Дэйну. Она молча ждала продолжения.
— Нет прощения человеку, убившему своего собственного брата, — хрипло проговорил Дэйн. — Но видит Бог, Глориана, я не хотел этого.
— Как это случилось?
Дэйн выпустил Глориану из своих объятий и подошел к открытому окну. Опершись ногой на низкий подоконник, он задумчиво смотрел на далекое озеро. Его широкие плечи были слегка ссутулены.
— После того как ты пропала, Эдвард начал преследовать меня. Он считал, что я убил тебя, и искал какой-нибудь след или улику, чтобы доказать мою вину. Его уже ничто не интересовало, кроме моего предполагаемого преступления, и никто, даже Гарет, не мог переубедить его. Он снова и снова вызывал меня на поединок, но я поворачивался к нему спиной. Однажды ночью он набросился на меня, спрыгнув с невысокой стены. Я был сильно пьян, — Дэйн замолчал, проведя рукой по своим давно нестриженным волосам. — Когда я понял, что передо мной Эдвард, было уже слишком поздно. Я воткнул ему нож в горло по самую рукоятку, думая, что на меня напал грабитель или один из моих собственных солдат, желающий за что-то расквитаться со мной.
Глориана даже не замечала, что по щекам у нее текут слезы. Раньше, когда она прочла обо всем в полуистлевшем манускрипте, смерть Эдварда представлялась ей какой-то нереальной, невозможной. Но сейчас, когда она услышала о случившемся от Дэйна, ей пришлось поверить, что невольное злодеяние свершилось на самом деле.
— Это ужасно, Дэйн, — прошептала она.
Дэйн повернулся к ней. Его лицо было погружено в тень, но Глориана догадывалась о том, что он должен сейчас чувствовать.
Дэйн долгое время стоял, молча глядя на Глориану.
— Потом умер Гарет, — сказал он наконец. — Он тяжело болел, но мог бы поправиться, если бы гибель Эдварда не подорвала его силы. Тяжелая для всех нас утрата сломила дух Хэдлея: он относился к парнишке скорее как к сыну, нежели как к брату.
Глориана кивнула. Но она знала, что это еще не все. Дэйн пока ни слова не сказал об Элейне.
— Элейна умирает, Глориана, — проговорил он.
— Она ведь долго и тяжело болела.
— Да, — согласился он. — Но теперь она целыми днями сидит молча, от нее не добьешься и слова. Она бы уже давно умерла от истощения, но монахини кормят ее с ложки. А она просто сидит, уставившись в одну точку невидящим взглядом.
Горе было безмерным. Элейна была для Глорианы лучшей подругой, Гарет — мудрым советчиком и опекуном, Эдвард — дорогим братом, с которым они вместе росли.
— Не вини себя одного, — сказала она печально. — Если бы я не исчезла тогда…
Дэйн подошел к ней, положил руки ей на плечи.
— Ты не по своей воле перенеслась в другое время, так что это не твоя вина, Глориана нежно дотронулась до его лица.
— И не твоя, — проговорила она. — Эдвард все равно не успокоился бы, пока не вызвал тебя на поединок. А Гарет смирился с болезнью и со смертью, отказавшись от борьбы.
Дэйн уткнулся своим лбом в лоб Глорианы. Волна дрожи прокатилась по его телу.
— Обними меня покрепче, — прошептал он, прижимаясь к ней. — Помоги мне забыть, хотя бы ненадолго, обо всех тех несчастьях, которые тяжелым грузом давят мне на плечи.
Дэйн, который, казалось, был потерян для нее навсегда, так же как и Гарет и бедный глупый Эдвард, стоял сейчас рядом. Глориане захотелось утешить его, отдать ему всю свою любовь, и слезы счастья и горя текли по ее щекам.
Глориана нашла руку Дэйна и молча повела его к постели. От пыльной кровати, несколько лет дожидавшейся хозяев, пахло плесенью. Глориана постелила одеяло поверх матраса и вновь обернулась к мужу. Она стала раздевать его — сначала стянула тунику, потом штаны и, встав перед ним на колени на холодный каменный пол, стащила с ног мягкие кожаные сапоги, потом отбросила в сторону и панталоны.
Теперь Дэйн остался перед ней абсолютно обнаженным. Глориана, не поднимаясь с колен, принялась покрывать поцелуями стальные мышцы его ног.
Дэйн задрожал, полностью находясь сейчас в ее власти. Верхушку его мощного жезла дразнили жесткие курчавые волосы на его животе. Когда пальцы Глорианы обхватили его упругую плоть, с губ Дэйна сорвался стон.
Она взяла в рот его член и принялась посасывать, дразня кончиком языка. Дэйн вскрикнул от восторга и невыразимой сладкой муки, в которую его повергла Глориана. Это было ему наказанием за то, что он заставил ее так долго ждать удовлетворения в римских банях.
Вечерний ветер веял прохладой, но тело Дэйна блестело от пота. Свободной рукой Глориана ласкала плечи, грудь, живот мужа. Она продолжала дразнить его, и Дэйн от нетерпения подался вперед. Тогда она сильнее обхватила губами его напряженную плоть, и сладкая мука продолжалась. Но всякий раз, как она чувствовала, что Дэйн готов кончить, она прерывала свои ласки, заставляя Дэйна стонать от разочарования.
Он наслаждался этой игрой, покуда хватило сил, но в конце концов он нежно взял ее за руки и поднял с колен, подталкивая к кровати. Дэйн уложил жену на соломенный матрас и стащил с нее платье. Присев на корточки перед кроватью, он развел в стороны ее колени. Глориана вздрогнула, почувствовав, как его руки медленными движениями поглаживают внутреннюю сторону ее бедер.
— А теперь, миледи, приготовьтесь, — прошептал он, и его горячее дыхание обожгло треугольник мягких курчавых волос внизу ее живота и влажную, ждущую ласки плоть. — Сейчас я отомщу вам за то, что вы только что проделали со мной.
Глориана застонала и выгнула спину, бесстыдно подставляя себя под его ласки.
Он засмеялся, и его пальцы начали ласкать ее, очерчивая маленькие круги вокруг розовых раскрывшихся лепестков — средоточия ее желания.
— Это лишь начало, жена моя. Я заставлю вас метаться по кровати до самого утра.
От его слов и ласк сознание Глорианы начало мутиться. Она отшвырнула свое платье и откинулась на матрас. Лунный свет заливал ее обнаженное тело, серебря его.
Наконец он припал к ней губами, медленно проведя языком по влажной ложбинке. Глориана вскрикнула, опершись ногами на его плечи, Дэйн рассмеялся, и этот звук упругой волной прокатился по всему существу Глорианы, заставив ее податься вперед, навстречу ласкам мужа, и вновь вскрикнуть от вожделения.
Дэйн поднял голову, чтобы взглянуть на нее. Сквозь шум в ушах к ее сознанию пробился его голос.
— Я знаю, каких ласк ты ждешь от меня, но тебе придется потерпеть, — поддразнил он.
Глориана не в состоянии была унять дрожь в своем теле, справиться с охватившим ее желанием.
— Прошу вас, милорд, — молила она, — не заставляйте меня ждать дольше…
Дэйн губами принялся ласкать ее разгоряченную плоть.
— Ваша просьба услышана, миледи» — сказал он. Глориана лежала перед ним, раскинувшись на матрасе. Ее блестящее от пота тело вздрагивало от страсти, словно капелька росы на травинке, переливающаяся в солнечных лучах.
— Но пока она не может быть удовлетворена, — неумолимо продолжал Дэйн. — Во-первых, я получаю слишком большое наслаждение, чтобы остановиться, а во-вторых, я еще не забыл, как вы только что сами мучили меня.
Глориана металась по кровати, как в лихорадке, вцепившись в покрывало.
Дэйн продолжал дразнить ее своими ласками, но тем большее наслаждение получили они оба этой ночью. Лишь на рассвете любовники погрузились в глубокий без сновидений сон. Они лежали, не в силах даже пошевелиться, не расплетая своих объятий. Когда наступило пробуждение, солнце уже стояло в зените.
Дэйн, как всегда, поднялся первым. Ночью кто-то из слуг, наверняка предупрежденный заранее предусмотрительным Дэйном, побывал в Кенбрук-Холле. В комнате появился большой кувшин с водой и корзинка, в которой были сыр, кусок холодной жареной оленины, две цесарки и румяные хрустящие булочки. Аппетитные запахи окончательно вырвали Глориану из объятий сна. Она открыла глаза и приподнялась на локтях.
— Я безумно проголодалась, — сказала она.
Дэйн рассмеялся.
— Если принять во внимание, чем вы были заняты этой ночью, мадам, — поддразнил он, — это совершенно естественно. — Дэйн взял корзинку с едой и поставил ее на кровать. Так они и позавтракали — не одеваясь, сидя на постели лицом друг к другу, скрестив ноги.
Глориана ни слова не сказала в ответ на ехидное замечание Дэйна. Она только сморщила носик и с жадностью набросилась на ножку цесарки. В нетопленой комнате было прохладно, и Глориана накинула платье.
— Не пристало джентльмену, — сказала она, вновь присаживаясь на кровать и жестикулируя косточкой, — напоминать леди о ее страсти.
Дэйн рассмеялся.
— Если бы я был джентльменом, а не рубакой, а ты — леди, а не маленькой шлюшкой, то я бы еще подумал о каких-то церемониях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41