Пока солдаты обихаживали лошадей и устраивались сами в комнатах позади двора, на узкой петляющей дороге, ведущей мимо аббатства к Кенбрук-Холлу, появилась вереница повозок. Глориана поняла, что в них едут слуги и везут с собой все необходимое. Она радостно обняла Дэйна и звонко расцеловала его, прежде чем кинуться навстречу вновь прибывшим.
Джудит, идущая рядом с одной из нагруженных телег, широко улыбнулась, увидев Глориану.
— Вот и вы, миледи, — сказала она. — Как вел себя с вами хозяин Кенбрук-Холла?
Глориана вспыхнула, подумав о том, как именно он «себя вел».
— Все в порядке, — сказала она. — Что здесь?
— Дары лорда Хэдлей, миледи. И конечно же, ваши собственные вещи. — Молодая женщина посмотрела на замок и вздрогнула от страха. — Мы, слуги, будем спать все вместе, — спросила она доверительно, — потому что это страшное место, здесь полно приведений, которые стонут по ночам.
— Чепуха! — отрезала Глориана. Если ночью в замке и будут раздаваться стоны, пришла ей в голову язвительная мысль, то уж никак не по вине привидений. Глориана, конечно, не стала произносить это вслух.
Повозки остановились посреди двора. Солдаты и слуги принялись разгружать их, перенося вещи в дом под присмотром хлопочущей Глорианы. Дэйн в это время ушел куда-то вместе с Максином, без сомнения, чтобы обсудить планы восстановления Кенбрук-Холла.
У Глорианы тоже было несколько предложений по этому поводу и золото, чтобы осуществить их, но она собиралась поделиться своими планами с мужем немного позже, когда они останутся наедине.
К вечеру Джудит вместе с другими служанками вымели и вычистили большой зал. От сора и паутины не осталось и следа, на пол были постелены свежие тростниковые циновки. В комнате поменьше, рядом с залом, уже горел огонь. Здесь расположились повара, и на вертелах поджаривались молочные поросята, распространяя по залу аппетитный запах.
В замок Хэдлей и аббатство отправились гонцы с приглашениями, и к вечеру начали съезжаться гости.
Приехал Гарет и вместе с ним Элейна. Позади них, чуть в отдалении, скакал Эдвард, красуясь на своем великолепном скакуне. Рядом с ним ехала в повозке Мариетта вместе со своей служанкой Фабрианой.
Во дворе, где пылали зажженные факелы, вовсю кипела работа. Глориана пошла встречать прибывающих гостей. Она надеялась, что Мариетта останется ее подругой. В то же время Глориана не испытывала угрызений совести из-за того, что вернула себе своего мужа.
Мариетта приветствовала ее ослепительной улыбкой. Она сошла с повозки, для мягкости набитой соломой, и кинулась в объятия Глорианы.
— Ты счастлива! — воскликнула девушка по-французски. — Я вижу это, потому что твои глаза улыбаются, так же как и губы.
Глориана облегченно и радостно рассмеялась и поспешила обнять свою подругу.
— Значит, ты меня прощаешь? Мариетта слегка выпятила нижнюю губку.
— Ах, в сердечных делах, — сказала она, переходя на английский, — ты оказалась вероломной. — Улыбка озарила ее лицо. — Но я буду великодушной и прощу тебя.
Краешком глаза Глориана видела, что Эдвард сошел с коня и протянул поводья своему оруженосцу, мальчику лет семи-восьми. Бедный старый серый Один! На службе его заменил великолепный конь, подаренный брату Гаретом.
Эдвард был мрачен и, как показалось Глориане, изможден. Он молча смотрел на нее.
Она безмолвно оплакивала его, своего Артура, который несколько дней назад положил в церкви к ее ногам свой меч. Глориана никогда не хотела и не просила его любви, но ей было горько и больно, потому что она не могла принять его чувства.
Прежде чем Глориана успела произнести хоть слово, к ним подошел Дэйн. Он обнял ее за талию, коротко кивнув Эдварду, потом повернулся к Мариетте и попросил ее отойти с ним, чтобы поговорить наедине.
Глориана почувствовала легкий укол ревности, когда Дэйн с Мариеттой отошли и встали чуть в стороне. Она старалась не смотреть на них, а вместо этого повернулась к Эдварду.
— Мне сказали, что мадемуазель восхищена тобой, — сказала она.
Эдвард не улыбнулся и даже не взглянул на Мариетту.
— Мариетта восхищается всеми мужчинами, по крайней мере, теоретически. По-моему, когда она познакомится с некоторыми из нас поближе, то будет разочарована. Полагаю, Кенбрук собирается отослать ее обратно во Францию?
Глориана кивнула, бросив взгляд на беседующих Дэйна и Мариетту, которые присели на бортик высохшего фонтана. Их слова не были слышны. Глориана вздрогнула, снова подумав о том невидимом и неосязаемом множестве миров, что окружают их мир.
Пожалуйста, пусть мне будет позволено остаться, — безмолвно взмолилась она. — Пожалуйста, пусть мне будет позволено навсегда остаться здесь, в Кенбрук-Холле, вместе с моим мужем.
ГЛАВА 10
Этой ночью в Кенбрук-Холле устроили большое торжество. В зале накрыли праздничные столы, а двор был наполнен светом факелов и музыкой менестрелей. Дэйн вместе с Гаретом стояли возле ямы для костра в окружении своих людей. Они пили и веселились от души. Глориана стояла возле двери рядом с Элейной. Взявшись за руки, чуть соприкасаясь головами, они тихо беседовали.
— Как приятно видеть, что этот древний замок вновь оживает, — с улыбкой сказала Элейна. Она словно еще больше похудела, казалось, будто какая-то тайная беда камнем лежит у нее на душе. Лицо ее светилось, а глаза были устремлены вдаль, видя что-то такое, чего не рассмотреть остальным.
— О, как они прекрасны, Глориана, твои сильные и благоразумные сыновья и твои дочери. Которые так мудро руководят сердцами своих мужей.
Глориана обрадовалась, что рядом с ними никого нет, и никто не может услышать опасные для того полного суеверий времени замечания Элейны.
— Ты их видишь? — спросила шепотом леди Кенбрук. — Моих детей?
Широко раскрытые глаза Элейны заблестели, словно она разглядывала какую-то разноцветную панораму. Леди Хэдлей, несмотря на помутнение рассудка, а может быть как раз благодаря этому, часто открывались видения грядущего. Многих бед и невзгод удалось избежать благодаря мудрым предупреждениям Элейны. Однажды она рассказала Гарету, что урожай будет погублен, а в другой раз поведала о том, что зима будет необычайно суровой.
— Да, — ответила Элейна, сощурив глаза, будто ее видение начало затуманиваться. Ее пальцы вцепились в руку Глорианы, как когти хищной птицы. — Я видела их.
Глориана испугалась внезапной перемены, произошедшей с Элейной.
— Что ты видела? — прошептала она, боясь услышать ответ.
— Тебе предстоит много страдать, чтобы осуществить свое предначертание, — ответила Элейна. — И Дэйну тоже. Но если ты не устоишь перед лицом всех испытаний, Глориана, твои дети никогда не будут рождены и не сыграют своей важной роли в создании нашего будущего.
Глориана нервно оглянулась по сторонам и заметила группку служанок, стоящих всего в нескольких шагах от них, в тени одной из высоких колонн, поддерживающих потолок. Схватив за руку впавшую в экстаз Элейну, она потянула ее за собой. Выйдя в боковой коридор, они оказались в большом саду старого церковного двора Кенбрук-Холла. Все вокруг было залито лунным светом.
Здесь, под этими древними камнями, лежали римские офицеры вместе со своими женами и детьми. Здесь же были похоронены и многие поколения предков Дэйна. Поместье и земли достались Дэйну в наследство от его матери Аурелии, покоящейся в семейном склепе под плитой с мраморными фигурками ангелов.
— Скажи, что мне делать, — умоляла Глориана, беря Элейну за руки. — Я так боюсь, что меня разлучат с Дэйном…
— Так и будет, — твердо, спокойным голосом сказала Элейна. — Потом придет день, когда ты окажешься на перепутье. Твой разум будет вести тебя в одну сторону, а сердце — в другую. Любая благоразумная женщина на твоем месте выбрала бы первый путь, но у тебя, Глориана, должно достать храбрости следовать другой дорогой. Твое смелое сердце, сердце львицы, приведет тебя к счастью, если ты последуешь его зову.
У Глорианы подкосились ноги, и она упала на каменную скамейку. По щекам ее струились слезы.
— Я не хочу покидать Дэйна, я не вынесу разлуки с ним! Мы и так слишком долго ждали друг друга…
— Другого пути нет, — ласково проговорила Элейна. — А теперь, Глориана, возвращайся к гостям. Позаботься о своем муже, но держи наш разговор в тайне. У Дэйна хватает собственных забот, не омрачай его счастья, не говори ему о том, что вам недолго осталось быть вместе. Это подорвет его силы, так необходимые ему для борьбы.
— Но почему? — с отчаянием воскликнула Глориана. — Почему мы не можем жить как обычные люди?
— Потому что вы не обычные люди, — строго прервала ее Элейна. — Ваши потомки — и мужчины, и женщины — будут мудрыми советчиками. Многие короли, нетерпеливые и необузданные в своих желаниях, будут прислушиваться к их советам.
Сознание всей ответственности перед историей, что лежала на ее плечах, едва не сокрушило Глориану.
— Я могла бы выдержать все, если бы только рядом со мной был Дэйн, — сказала она.
Элейна подошла к ней и положила руку на плечо.
— Так же как сталь закаляют огнем, человеческий дух испытывают разлукой. Следуй своей тропой, Глориана. Если ты отступишь, то через несколько поколений род Кенбруков угаснет, и это станет большой потерей для всей Англии. — С этими словами Элейна наклонилась, поцеловала Глориану в лоб и повернулась, чтобы возвратиться в дом.
Глориана задержалась возле низкой стены, за которой виднелась часовня и церковный двор. Она раздумывала обо всем, что услышала от Элейны. Она сумасшедшая, напомнила себе Глориана, но в глубине души знала, что Элейна сказала ей правду. Леди Кенбрук была в отчаянии, но сердце ее не покидала надежда на счастье, которое придет в награду за все испытания.
Она закрыла лицо руками, не в силах даже заплакать. Ее вырвут из жизни Дэйна, из его сердца, и она даже не знала, как долго будет длиться эта пытка.
— Ты устала, — послышался позади нее знакомый мужской голос, и Дэйн нежно взял ее за руку. — Пойдемте, леди Кенбрук, вам надо прилечь.
Глориана повернулась к человеку, которого любила и ждала с самого детства. Всхлипнув, она обхватила его шею руками и судорожно вцепилась в него.
— Что случилось, милая? — спросил Дэйн хрипло, беря ее на руки. — Элейна сказала что-то такое, что расстроило тебя? Не огорчайся, она сама не знает, что говорит.
Глориана опустила голову на его широкое плечо.
— Я не хочу разговаривать о леди Хэдлей и ее болезни, — сказала она, принося первую жертву. На самом деле ей очень хотелось рассказать Дэйну обо всем, что она услышала. Ей хотелось верить, что он смог бы что-нибудь изменить и им не пришлось бы расставаться. Но она знала, что это лишь пустые надежды, и потому не сказала своему мужу ни слова.
— У меня ноги болят. Я хочу, чтобы ты перед сном растер их душистым маслом.
Дэйн рассмеялся. Он понес ее в дом, обойдя большую залу по боковому проходу, а потом они стали подниматься по ступеням крутой лестницы. Вокруг была непроницаемая темнота, но Дэйн отлично знал дорогу. Глориане подумалось, что он провел в Кенбрук-Холле немало времени, прежде чем отправиться воевать с турками.
— Какая ты избалованная, — заметил он. — Пора взять тебя в свои руки, иначе скоро ты наденешь на меня ошейник, и мне придется плясать под твою дудку, как дрессированной обезьянке.
Глориана положила руку ему на грудь, чувствуя под своими пальцами ровное биение его сердца.
— Я всегда буду любить тебя, — прошептала она.
Они уже поднялись до верхней галереи. Дэйн внезапно опустил ее на ноги и, схватив за плечи, привлек к себе.
— В твоих словах звучит грусть. Что это значит, миледи? — встревоженно спросил он, заглядывая в ее ясные глаза.
Глориана протянула руку и нежно дотронулась до его губ. Полная луна светила ему в спину, поэтому лицо оставалось в тени, и Глориана не могла видеть его выражения.
— Я буду любить тебя до скончания своих дней и даже после, если только такое возможно, — сказала она.
Дэйн ласково взял ее за подбородок, приподняв лицо навстречу лунному свету. Глориана молилась, чтобы он не догадался о том, что был прав, что своими словами она прощалась с ним и, возможно, навсегда.
— Я люблю тебя, Глориана, — прошептал он.
А потом он поцеловал ее. Глориана не могла не ответить на его поцелуй.
— А что Мариетта? — спросила она немного погодя. — Мы ведь еще не разговаривали с тех пор, как ты беседовал с ней во дворе.
Дэйн взял ее за руку и повел за собой. Он шагал по длинной галерее так уверено, будто она была озарена светом тысяч свечей, а не слабым серебристым светом луны, едва пробивающимся сквозь высокие узкие окна.
— Мадемуазель решила остаться в аббатстве сестры Маргарет, — ответил он.
— Но я думала… я думала, ей нравится Эдвард…
— Несколько лет Эдвард будет занят совсем другим, он будет воевать, — ответил Дэйн. — К тому же он еще не готов к женитьбе.
Они карабкались вверх и вверх по ступеням крутой винтовой лестницы, и Глориана, задохнувшись, пожалела, что Дэйн не взял ее на руки.
— Что ты хочешь этим сказать? Эдвард будет воевать? Он что, уезжает? Признаюсь, я считала, что он в конце концов откажется от своих амбиций.
— Ему не придется никуда уезжать, — остановившись, ответил Дэйн, и пальцы его больно сжали руку Глорианы. — Люди Мерримонта дотла сожгли одну из наших деревень.
Глориана прислонилась к каменной стене. Во всех сегодняшних разговорах она не уловила даже намека на эту ужасную новость.
— И Гарет со своими солдатами собираются мстить?
Дэйн сжал зубы, и от его последующих слов Глориана похолодела.
— Не только Гарет, но и я со своими людьми. Такие злодеяния не останутся безнаказанными.
Глориана едва устояла на ногах.
— Что ты собираешься делать, Дэйн? — надломленным голосом прошептала она. — Совершить ответный набег на одну из его деревень? Неужели в отместку Мерримонту ты заставишь страдать ни в чем не повинных людей?
Дэйн практически силой втащил Глориану в верхнюю комнату и захлопнул тяжелые двери, прежде чем повернуться к ней. Глориана стояла, опершись рукой на стол, слегка дрожа и широко раскрыв свои прекрасные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41