— Ты не такая, как другие женщины. Тебе в голову приходят какие-то странные идеи.
— А может быть, я просто сумасшедшая? — предположила она. — Как леди Элейна.
— Элейна не сумасшедшая, — спокойно ответил Дэйн, — просто она видит и. слышит больше, нежели обычные люди.
Глориана замерла на стуле. Она хотела было заговорить, рассказать ему обо всем, что знала и о чем догадывалась, но вдруг комната закружилась у нее перед глазами, а в ушах раздался какой-то свистящий звук. Голубой туман окутал все вокруг, скрывая Дэйна, перед ней словно упала пелена из тончайшего колышущегося газа.
В удивлении и ужасе Глориана смотрела, как комната видоизменяется, превращаясь в странное свое подобие. Пол стал другим, а стены были увешаны множеством красочных картин. Странно одетые люди ходили кругом, разглядывая полотна, быстро разговаривая между собой на непонятном, но знакомом ей с детства языке. Глориана все еще сидела, но стол перед ней исчез, и ей казалось, что и стула под ней тоже нет. Маленький мальчик, единственный, кто обратил на нее внимание, был одет в точно такие же штаны, рубашку и ботинки, какие были спрятаны на чердаке в ее доме и деревне.
— Леди, — произнес он, указывая на нее.
Глориана испугалась, что судьба разлучит ее с Дэйном, возможно, даже навсегда. Она беззвучно, но пламенно молила Бога о возвращении в тринадцатый век, потому что там был ее настоящий дом.
Она не отдавала себе отчета в том, сколько прошло времени, прежде чем она снова оказалась в знакомой комнате, рядом с Дэйном. Он вылез из ванны и стоял рядом с ней. На нем была только наспех накинутая мокрая рубашка. Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
— Господи, Глориана, что здесь произошло? — спросил Дэйн страшным шепотом. Он был бледен, как полотно, его трясло с ног до головы.
— Я не знаю, — ответила она срывающимся голосом, когда смогла наконец говорить. — Что именно ты видел?
Дэйн подвинул стул и сел напротив Глорианы.
— Что это был за фокус? — спросил он, прищурившись. Он все еще слегка дрожал, этот храбрый солдат, воевавший со свирепыми турками. — Готов поклясться, Глориана, что в этом вине было не только снотворное. Ты исчезла на моих глазах. — Дэйн взял ее за руки. Они были холодными, как лед, и он стал растирать ей пальцы. — Либо я сошел с ума, либо ты волшебница и умеешь творить заклятия.
Глориана поежилась: с обвинениями в колдовстве не шутят. Многие несчастные, судимые как ведьмы и колдуны, исчезли навсегда, а наказания, выносимые за сношения с нечистой силой, были такими жестокими, что волосы вставали дыбом.
— Я не ведьма, — прошептала она испуганно. — Пожалуйста, даже не думай о таких вещах!
— Но я же видел, как ты исчезла! — настаивал Дэйн, положив руки ей на плечи.
Глориана опустила голову.
— Конечно же, дело в вине, — сказала она, — вот и все!
— Посмотри на меня! — приказал Дэйн. Силы оставили Глориану. Она подняла на него глаза.
— Я не могу тебе объяснить, — воскликнула она с отчаянием, — потому что и сама не все понимаю. Я была здесь, а потом… потом я все еще оставалась в этой комнате, но очутилась… в другом времени. Там были люди, но на них была странная одежда…
Такой ответ явно не удовлетворил Кенбрука. Он глядел на нее с удивлением и интересом, как какой-нибудь ученый на неизвестный ему вид букашки, найденный под заплесневелым листком.
— Такое уже случалось раньше? — спросил он резко.
— Только однажды, — призналась Глориана, с трудом выговаривая запретные слова. — Когда я была маленькой девочкой.
— Расскажи мне.
Глориана обхватила себя руками и наклонилась вперед. Она не могла спокойно усидеть на месте, ей не хотелось ничего рассказывать, не хотелось даже вспоминать о том, что случилось много лет назад в далеком детстве.
— С группой других детей из школы в Брайсбруке я… мы… мы пошли посмотреть на деревню, замок, и там были ворота… Меня отослали в эту школу, потому что мама с папой отказались от меня… и…
Дэйн поднял Глориану со стула, усадил к себе на колени и обнял ее за талию.
— Эдвенна? Отказалась от тебя? — переспросил он мягко и, чтобы успокоить Глориану, нежно погладил ее по голове. — Этого не может быть. Она обожала тебя, жила только ради тебя.
Глориана обвила руками шею Кенбрука.
— Эдвенна, — прошептала она едва слышно, вспоминая добрую женщину, потом повернулась к мужу и взглянула в его испуганные глаза. — Эдвенна была моей приемной матерью.
— Да, ты найденыш, — сказал Дэйн, — теперь я вспомнил.
— Это западня, и я в нее попалась, — прошептала про себя Глориана, а вслух сказала: — Мне очень хочется поделиться с кем-нибудь своими воспоминаниям, но я боюсь, милорд.
— Что же это за страшная тайна, что ты боишься рассказать ее даже своему мужу? — Дэйн говорил медленно, тихо, вкрадчиво. Стараясь успокоить Глориану, он и сам постепенно взял себя в руки.
— Мужу, который мечтает заточить меня в монастырь, чтобы иметь возможность жениться на другой, — напомнила ему Глориана. Сердце выпрыгивало у нее из груди, кровь бешено пульсировала, Глориане казалось, что она вот-вот потеряет сознание.
— Я как раз хотел сказать тебе, перед тем как вино Гарета начало действовать… Во мне что-то изменилось, наш брак не будет расторгнут. Расскажи мне свой секрет, Глориана.
Она закусила нижнюю губу, а потом наконец сказала:
— — Ты не поверишь мне. Не сразу, по крайней мере. Но я смогу подтвердить свои слова, как только мы вновь окажемся на свободе.
Кенбрук откинулся на спинку стула и, молча глядя ей в глаза, ждал продолжения.
Глориана вцепилась себе в волосы.
— Но когда ты увидишь мои доказательства, то сочтешь меня ведьмой…
— Для этого у меня уже есть причины, — перебил Дэйн и взял ее за руки. — В конце концов я только что видел, как ты исчезла прямо у меня на глазах.
Она в ужасе уставилась на него.
— Ты же знаешь, что со мной сделают! А во мне нет зла, клянусь тебе, нет!
— Никто не причинит тебе вреда, — продолжал Кенбрук. — Кроме того, я и не собираюсь никому рассказывать о том, что здесь произошло. У меня для этого есть весьма веские причины, и я не хочу, чтобы меня приняли за сумасшедшего!
Его слова были очень похожи на правду. В лучшем случае его примут за сумасшедшего, в худшем — обвинят, как и Глориану, в сношении с нечистой силой. Глориана знала, что может, не боясь, довериться ему, но все же не решалась заговорить, не могла подобрать слов, чтобы сделать признание. Она молчала, пытаясь собраться с мыслями. Кенбрук проявил необычайное терпение и не стал торопить ее.
Прошло долгое время, прежде чем она решилась наконец заговорить:
— Все не так просто, как может показаться. Время совсем не мгновение, сменяющее мгновение, и не год, сменяющий год. Мироздание, оно имеет много слоев, как… луковица или ствол дерева. Каждый из этих слоев — отдельный мир, но вместе они единое целое.
Кенбрук слегка нахмурился и кивнул, чтобы она продолжала.
— Мы с тобой из разных слоев. Кенбрук рассмеялся и встряхнул головой.
— Выражайтесь яснее, миледи, если хотите, чтобы вас понимали. Я солдат, а не ученый.
— Представь себе историю в виде ствола старого могучего дуба. У такого дерева много, очень много годовых колец. — Глориана задумалась на несколько мгновений. — Каждое кольцо представляет разное время.
— Продолжай.
— Я родилась в далеком будущем, — решившись, выпалила Глориана, закрыв глаза. — То время наступит еще очень не скоро.
— Значит ты хочешь сказать, что явилась сюда из будущего. — Эти слова прозвучали так, будто в этом не было ничего необычного. Голос Дэйна не выражал ни веры, ни недоверия.
Глориана уставилась на него, удивляясь его спокойствию и выдержке.
— Да.
— А из какого года?
— Тогда я была совсем маленькой, — сказала Глориана, всматриваясь в его лицо, пытаясь понять, верит он ей или нет. Но его лицо выражало только удивление и безмерный интерес. — Я не помню года, а может быть, я его даже и не знала. — Ей нужно было знать, что думает обо всем этом Дэйн. — Но ты же мне веришь, правда?
Кенбрук долго смотрел на нее, не говоря ни слова.
— Я склонен верить, что ты говоришь правду, — сказал он наконец. — Если ты могла исчезнуть — а я в полной мере верю своим глазам, и я отнюдь не склонен к фантазиям, — вполне возможно, что ты могла и совершить путешествие во времени. Честно скажу, одно ничуть не удивительнее другого.
Глориана так обрадовалась, что приникла к нему, опустила голову ему на плечо в облегченно вздохнула.
— Спасибо, — сказала она.
Дэйн погладил ее шелковистые волосы.
— Мы еще поговорим об этом, и ты покажешь мне свои доказательства потом, когда мы выберемся отсюда. — Он нежно поцеловал ее в лоб. — Если бы я потерял тебя , то не пережил бы этого, — произнес он с такой любовью, что сердце Глорианы сжалось.
Она выпрямилась и посмотрела в ярко-голубые глаза Дэйна.
— Нечестно было бы, — проговорила она, — так шутить надо мной только потому, что ты сидишь взаперти и желаешь развлечься.
— Ты моя жена, — сказал он, — ею ты и останешься. Ты будешь моей.
Глориана вспыхнула.
— Прямо сейчас?
— Только если ты сама этого хочешь. Она спрыгнула с его колен. Да, ен хотелось, чтобы Дэйн подтвердил свой брак с ней. Она не сомневалась, что это доставит ей удовольствие. Так почему же она все-таки колеблется? Почему сердце у нее бьется так, словно сейчас выскочит из груди?
Дэйн поднялся со стула, на губах его играла легкая улыбка.
— Наверное, тебе понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли.
Глориана шагала по комнате, сцепив пальцы дрожащих рук.
— Солнце в зените, — прошептала она. — К тому же кто-нибудь может подслушивать у двери. — Вдруг ужасное подозрение закралось ей в душу. — А может быть, даже подсматривать в замочную скважину!
Подняв с пола брошенные рядом с тазом штаны, Дэйни подошел к большим двустворчатым дверям и завесил замок сим предметом своего туалета. Потом вернулся к столу и достал себе из корзинки медовую булочку.
— А чтобы никто ничего не услышал, — сказал он, откусив кусок булочки и смачно жуя, — просто постарайся быть потише.
Глориана прижала ладонь к горящему лбу. Как все это быстро и неожиданно! Только несколько минут назад их с Дэйном разделяла невидимая и неосязаемая стена времени. Она наконец решилась рассказать так долго скрываемую правду. А теперь еще Кенбрук, который лишь вчера мечтал избавиться от нее, чтобы взять себе другую женщину, вдруг решил сохранить их брак и заняться с ней любовью.
Глориана не могла стоять на одном месте и продолжала шагать по комнате. Дэйн удивленно смотрел на нее, не произнося ни слова. Наконец Глориана окончательно обессилела и рухнула на деревянный сундук.
Кенбрук прошел через всю комнату и взял в руки арфу. Он стал перебирать струны, извлекая какие-то отрывистые, немыслимые звуки.
— Чего ты боишься, Глориана? — спросил он.
Глориана нервно облизала пересохшие губы.
— Я боюсь, что меня используют, милорд, — сказала она честно, — а потом выбросят, как ненужную вещь. Я боюсь, что вы все еще находитесь в шоке после того, что увидели и услышали. А потом, когда вы придете в себя…
Он снова коснулся струн.
— Ничего, у нас будет достаточно времени, чтобы прийти в себя, — сказал он. — Гарет, чтоб ему гореть в аду, позаботился об этом.
Сказав это, он подошел к одному из сундуков с одеждой и достал панталоны и шерстяные штаны. Дэйн начал неспешно одеваться, потом вернулся к столу, стоящему в центре комнаты, держа в руках доску с шахматными фигурками — развлечение, милостиво предоставленное им тюремщиками.
Глориана наблюдала за его уверенными движениями со своего сундука, чувствуя себя очень глупо.
— Как ты можешь оставаться таким спокойным, — спросила она, глядя, как он расставляет фигуры, — после всего того, что видел?
— Я видел много странных вещей, — невозмутимо ответил Кенбрук, не поднимая головы.
Глориана, конечно, знала, что ее муж человек бывалый и что его непросто удивить. Но стать свидетелем подобного зрелища и сохранить спокойствие! Это просто невероятно! Не удивительно, что Кенбрук снискал себе славу самого хладнокровного и здравомыслящего человека.
— Например, призраков. Глориана охнула.
— Вы шутите, милорд, — прошептала она. — Вы не могли видеть ничего подобного!
Он улыбнулся.
— Да в этих древних развалинах живет больше духов, чем во всем Лондоне, — сказал он, подвигая стул и жестом приглашая Глориану присесть. — В замке Хэдлеа тоже водятся привидения.
— Такие старые дома всегда полны теней и странных звуков, — ответила Глориана. Она поднялась и медленно подошла к Кенбруку, чтобы занять предложенное ей место. Глориане достались фигурки из нефрита, и она перевернула доску. Теперь на ее стороне были белые фигурки из слоновой кости.
Кенбрук, сидящий напротив нее, окинул взглядом свое бессловесное войско и вздохнул.
— После вас, — сказал он.
— Эдвард всегда говорил мне, что по этим залам шагают римские солдаты, — проговорила Глориана, продвигая вперед пешку. — Он хотел напугать меня, как ты сейчас своими рассказами о призраках.
Ее муж после долгих раздумий, принесших Глориане слабую надежду на легкую победу, тоже сделал ход пешкой. Ни Гарету, ни Эдварду, ни даже отцу Крадрку, несмотря на несомненную поддержку небес, ни разу не удалось обыграть ее в шахматы. Шотландцу Этту как-то раз удалось поставить ей мат, правда, это было пять лет назад, а с тех пор все партии оставались за Глорианой.
— Если бы я хотел испугать тебя, — веско сказал Дэйн, обдумывая ее ход и пытаясь разгадать стратегию противника, — я бы подождал ночи, чтобы рассказывать истории о привидениях и гоблинах. Испугавшись, ты бы кинулась искать зашиты в моих объятиях.
Глориана сделала ход, на первый взгляд бесполезный, но она была хитрым игроком и следила за расстановкой фигур на доске.
— Нам нужно многое уладить, лорд Кенбрук.
Быстрая усмешка скользнула по его губам, но это не ускользнуло от внимательного взгляда Глорианы.
— Я не согласен, миледи. Мы и так уже достаточно спорили, настало время найти какой-нибудь общий интерес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41