И мне так трудно было удержаться, чтобы не рассказать тебе!
— Покажи скорее, — попросил Эдвард, беря ее за руку, и тут он взглянул на Дэйна.
Кенбрук сдержанно кивнул ему. Попозже, может быть, после ужина он вручит Эдварду свои подарки, которые он купил в Италии: кинжал с отделанной драгоценными камнями рукояткой и кожаные ножны к нему. А Гарет приготовил младшему брату коня, копье и доспехи. Он собирался поздравить его перед началом турнира.
Эдвард сбивчиво поблагодарил своего старшего брата (их разногласия с Дэйном начали понемногу сглаживаться после предыдущей ночи), но не стал сопротивляться, когда Глориана потащила его за собой. Они убежали за подарком, и Дэйн подумал, что, хотя Эдвард чуть моложе Глорианы, он был бы для нее подходящим мужем. Правда, у него не было ни своих земель, ни состояния, но у Глорианы хватало и того, и другого. В делах супружества любовь, как правило, не играла никакой роли, но Эдвард просто обожал эту маленькую непоседу и, без сомнения, душу продал бы дьяволу, лишь бы уложить ее в постель.
Но сама мысль о том, что Глориана может достаться другому, была нетерпима для Кенбрука. Он скорее умер бы, чем позволил другому мужчине обладать ею. Нет, его первоначальный план был самым лучшим: Глориану отошлют в монастырь, где она пребудет в покое и безопасности…
И нетронутой руками любовника.
Пробормотав проклятье, Дэйн пригладил волосы и отправился разыскивать Гарета. Но прежде чем он успел сделать хоть шаг, кто-то коснулся его рукава.
— Мсье?
Это была Фабриана, служанка Мариетты. Дэйн раздраженно обернулся, чтобы встретить обвиняющий взгляд некрасивой женщины. Они никогда не были друзьями, но и врагами тоже не были. Им не хотелось прилагать требовавшихся для этого усилий.
— Как чувствует себя твоя благородная госпожа? — спросил Дэйн, нетерпение которого пересилила забота о Мариетте.
— С ней все в порядке, милорд, — вежливо ответила по-французски Фабриана. Она знала, что Дэйн спешит, но нарочно говорила медленно и четко, словно обращаясь к собаке или идиоту. — Хотя вы совсем не уделяете ей внимания.
Кенбрук не собирался объяснять очевидное: этот день целиком принадлежал Эдварду и другим новоиспеченным рыцарям. Он пригласил Мариетту посетить торжества в качестве почетной гостьи, но она только опустила свои густые ресницы и отрицательно покачала головой.
Ее постоянная робость и застенчивость иногда выводили Кенбрука из себя, — Чего ты хочешь? — спросил он прямо. Фабриана улыбнулась.
— Какую-нибудь безделушку для мадемуазель, чтобы она знала, что вы думаете и помните о ней. Ленточку или, может быть, пенни?
У Дэйна не было никаких ленточек, но в кармане у него был кошелек, из которого он покорно извлек требуемую монетку. Фабриана схватила пенни с его протянутой ладони и, сверкая глазами, спрятала в болтающийся на поясе мешочек.
Дэйн насмешливо кивнул. Оба они знали, что Мариётта никогда не увидит этой монетки, но Дэйн знал также, что эта мелкая монетка была необходимой платой за то, чтобы Фабриана оставила его в покое. Поэтому он решил заплатить. Первое же, что он сделает (ну, почти первое) после того, как они с Мариеттой поженятся, это отошлет Фабриану обратно во Францию.
— Леди Мариетта может присоединиться к нам на турнире, — сказал он. Фабриана кивнула и поспешила обратно к замку.
— Что за отвратительное создание, — сказал незаметно подошедший Гарет, напугав Дэйна своим внезапным появлением. — Зачем ты заплатил ей? Разве ты чем-то ей обязан?
Дэйн повернулся к старшему брату, недовольный его вопросом, но в тоже время радуясь его компании.
— Готов об заклад побиться, что ты, старина, полюбил сплетни, — ответил он, положив руку на плечо брата и ухмыльнувшись. — Я заплатил ей, чтобы она оставила меня в покое, и готов был бы заплатить вдвое больше, только и всего.
Гарет кивнул, а потом спросил:
— А где твоя первая жена?
Дэйн ответил, продолжая натянуто улыбаться, хотя это и было очень трудно:
— Леди Глориана куда-то убежала в компании Эдварда. И она сделала это добровольно, мне даже не пришлось платить ей. Скажи мне, Гарет, леди Элейна сегодня здесь» или ты привел свою любовницу?
— Боже милостивый! — воскликнул Гарет, покраснев и утирая лоб льняным платком. — Ты неисправим, негодник! Элейна не любит смотреть на состязания, она присоединится к нам позже, на вечерню или на ужин. А Аннабель, чтобы ты знал, достаточно тактична, чтобы не показываться со мной на людях. Она предлагает совсем другой род утешения.
Эти слова напомнили Дэйну о его собственных мучениях, касающихся того рода «утешения», о котором говорил Гарет, я он снова почувствовал тянущую боль в паху. Глориана была ему женой, но он не мог заняться с ней любовью. Мариетта тоже была недоступна, так как он не мог лишить девушку невинности, не женившись прежде на ней.
Конечно, он мог бы воспользоваться услугами одной из продажных женщин, пристававших к нему возле таверны, но подобные утехи давно уже опостылели ему.
— Что ж, завидую тебе, — признался Дэйн, получив в ответ понимающую усмешку. — Скажи мне, любезный братец, как это ты ухитряешься спать с одной женщиной, когда так любишь другую?
Улыбка Гарета погасла, а в глазах мелькнула боль. Дэйн пожалел о своих словах.
— Бывает время, — тоскливо проговорил Гарет, — когда одиночество становится невыносимым.
— Прости, — сказал искренне Дэйн. — Я не должен был.
Гарет усмехнулся.
— В наказание ты выпьешь пинту эля, — сказал он, хлопнув Дэйна по плечу. — Нет, две пинты. А Эдвард неплохо держался вчера ночью, соревнуясь с тобой и этой бездонной бочкой уэльсцем, не так ли?
— Да уж, — со смехом согласился Дэйн. — Иди, я сейчас догоню тебя.
Гарет кивнул и пошел к замку. Дэйн смотрел вслед своему брату, присоединившемуся к пестрой толпе, спешившей на турнир.
— Нравится? — спросила Глориана, когда Эдвард провел рукой по гладкой коже седла. Это и был подарок Глорианы. Они сидели в маленьком дворике рядом с ее комнатой. Стена желтых роз скрывала их от посторонних глаз, а в воздухе был разлит тонкий цветочный аромат.
Глаза Эдварда блестели, когда он поднял голову, чтобы поблагодарить Глориану.
— О, Глори, это самое лучшее на свете седло, которым когда-либо владел мужчина.
— Рыцарь, — поправила она. Хотя Глориана боялась за Эдварда, она в то же время страшно гордилась им, потому что, как никто другой, знала, какое у него честное сердце и благородная душа. — Сегодня тебе вручат коня, доспехи, меч, щит и копье. Но что же станет со стариной Одином?
Эдвард улыбнулся при упоминании о коне, на котором он еще мальчишкой учился ездить верхом. Он любил его так же, как и своего старого гончего пса.
— Он будет носить на себе моего оруженосца и обедать сочной свежей травой, — ответил юноша и поднял седло со скамейки. Щеки его разрумянились. — Спасибо тебе, Глори.
Глориана закусила нижнюю губу. Она была очень привязана к Эдварду и любила его, как брата. На глазах ее выступили слезы.
— Не за что, сэр Эдвард, — ответила она, сделав реверанс. — Пойдем, тебе пора взяться за копье и меч и доказать, что ты стал настоящим рыцарем. Ты будешь осторожен?
Эдвард подошел к ней очень близко, взял ее руку в свою и поцеловал.
— Если я убью дракона, разобью турок и совершу множество подвигов, — сказал он, — в твоем сердце найдется место для любви ко мне?
Глориана взглянула на него, жалея, что не может приказать своему сердцу разлюбить Дэйна и полюбить его младшего брата любовью женщины к мужчине, а не сестры к брату.
— Я всегда буду любить тебя, — сказала она, чувствуя, как по щеке бежит слеза.
— Так же, как ты любишь Гарета, — вздохнул Эдвард.
Глориана кивнула, закусив губу.
— Да.
Он легко дотронулся до ее щеки, смахнув слезу.
— Я хочу, чтобы вы узнали, леди Глориана, здесь и сейчас, что я люблю вас и не сдамся, пока вы не ответите мне взаимностью. Я хочу обладать вами — и телом, и душой. И это не изменится.
— Нет, изменится, — твердо сказала Глориана. — Однажды, очень скоро, ты встретишь прекрасную девушку…
— Скорее, — печально прервал ее Эдвард, — мне найдут подходящую жену. — Он горько улыбнулся.
— Может быть, — согласилась Глориана. — Но чтобы ни случилось, ты не должен терзать свое сердце любовью ко мне.
Эдвард снова взял ее руку и прижал к губам.
— Если ты посмеешь поцеловать ее, — раздался громовой голос со стороны бесшумно отворившейся калитки, — я убью тебя на этом самом месте, брат ты мне или не брат!
Это был Дэйн.
Глориана отпрянула от Эдварда, но тут же пожалела об этом. В конце концов, она не делала ничего предосудительного и не должна чувствовать себя виноватой.
Эдвард встретил брата, угрюмо сдвинув брови, но не отпустил руки Глорианы.
— Сначала реши, Кенбрук, которую из женщин ты будешь защищать? — сказал он мрачно.
Глориана подавила желание утихомирить своего друга: Эдвард изменился, теперь он стал рыцарем и получил право именоваться сэром. Он как-то вдруг повзрослел, и Глориана почувствовала, что он больше не был тем мальчиком, с которым она играла в детстве.
— Отпусти ее, — приказал Дэйн. Эдвард казался таким же спокойным, как и раньше, и не спешил подчиняться. Но Глориана, почувствовав в словах мужа серьезную угрозу, вырвала свои пальцы из руки Эдварда.
— Я задал тебе вопрос, — холодно напомнил Эдвард.
— А я не собираюсь отвечать на него, — сказал Дэйн. — Гарет ждет тебя с твоим конем и оружием. Ступайте, сэр Эдвард, и докажите всем шлюхам, горничным и служанкам, что вы наконец стали мужчиной.
Эдвард побледнел, но не от страха. Лицо его стало белее шелковой рубашки с алеющими на ней пятнами крови. Он решительно шагнул к Дэйну, но Глориана успела схватить его руку и изо всех сил вцепилась в нее. Но взгляд ее помимо воли, был прикован к Кенбруку. И этот взгляд был полон бешенства.
— Мы заключили перемирие, Кенбрук, — бросила она высокому викингу, стоящему у калитки, — но завтра утром я скажу все, что думаю о тебе.
Кенбрук в ответ рассмеялся, запрокинув голову, в результате чего ярость Глорианы несколько утихла, и Эдвард вырвался из ее рук. Но вместо того чтобы броситься на брата, который, без сомнения был выше, сильнее, старше и опытнее, Эдвард расправил плечи и вдохнул полной грудью. Мышцы его напряглись под окровавленной туникой, и в глазах Глорианы он словно вырос, стал шире в плечах.
— Я докажу тебе, вместе со всеми твоими «шлюхами, горничными и служанками», что действительно стал мужчиной.
Время словно остановилось. Стало так ужасающе тихо, что Глориана слышала только удары собственного сердца. Если Эдвард вызовет своего старшего брата на поединок, то он может иметь только один исход. Глориана была готова отдать свою жизнь, лишь бы предотвратить это. Хотя ее любовь к младшему Сент-Грегори была не той, которой он желал, она тем не менее любила его всем сердцем. Глориана умоляюще взглянула на Дэйна.
— Нет, — сказал наконец Дэйн, глядя в горящие глаза брата, — ты не должен ничего доказывать, тем более мне. Я не стану извиняться. Я не позволю тебе и пальцем дотронуться до моей жены. Но в одном ты прав: я должен выбрать между Мариеттой и Глорианой, иначе я запятнаю свою честь.
Эдвард молчал: ему нечего было возразить Дэйну. Глориана же никак не могла прийти в себя от заявления Кенбрука. Она даже и не думала, что для него существует выбор. Его верность Мариетте казалась незыблемой. И вот, несмотря на все его дерзости и грубости, слова Дэйна пробудили надежду в сердце Глорианы. Надежду, о которой она даже и не мечтала. Глориана пошатнулась и прижала руки к груди.
Сэр Эдвард, которого на площадке для турнира ожидали соперники, поднял со скамейки седло и через плечо посмотрел на Глориану. Он и сам знал, что она хочет задержаться, потому не стал спрашивать, придет ли она на турнир, а лишь вопросительно приподнял бровь. Они всегда без слов понимали друг друга.
— Я приду через несколько минут, — сказала она.
Дэйн отошел в сторону, пропуская Эдварда в ворота. Юноша пошел по протоптанной вдоль изгороди тропинке, ведущей во внутренний двор.
— Думаю, он действительно вызвал бы меня на поединок с любым оружием, которое бы я назвал, — задумчиво сказал Дэйн, поворачиваясь к Глориане.
Потрясенная, она присела на мраморную скамью, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.
— Я бы никогда не простила тебе этого, — сказала она.
— Ты любишь его?
— Безумно, — улыбнувшись, ответила Глориана, — но только как сестра.
— Иногда я думаю, что он больше подходит Мариетте, чем я, — признался Кенбрук. К радости Глорианы примешивалось сомнение: возможно, ее муж просто собственник и относится к ней, как к ненужной вещи, которую тем не менее жалко отдать другому.
— Может быть, ты прав, — осторожно сказала Глориана, опуская глаза, чтобы не выдать своих чувств.
Кенбрук стоял, опершись ногой на угол скамейки и положив руки на колено. Глориана почувствовала на себе его улыбку, как солнечный свет и легкий бриз с озера. Поэтому она не удивилась, подняв голову и увидев, что Дэйн на самом деле улыбается.
— Не чаял услышать от вас такие слова, миледи, — поддразнил он.
Глориана поднялась со скамьи — близость Кенбрука необъяснимо пугала ее.
— Ты что-нибудь хотел сказать мне? — спросила она, стараясь держаться от Дэйна подальше. — Даже если мне и не. улыбается мысль смотреть, как Эдвард со своими друзьями будут размахивать копьями, все же я должна присутствовать на турнире. Это варварство начнется с минуты на минуту, если я уже не пропустила начало.
Кенбрук, протянув руку, перегородил открытую калитку. Если бы Глориана попыталась убежать, она наткнулась бы на его вытянутую руку. Итак, Дэйн поймал ее в ловушку.
— Да, — сказал он. — У меня есть что сказать вам, леди Кенбрук. Я запрещаю вам целовать других мужчин, кроме меня.
Рот его был так близко от ее лица, что Глориана задрожала от желания прильнуть своими губами к его губам.
— Это требование несправедливо, — слабо запротестовала она. — Я не соглашусь, если и вы не дадите мне такого же обещания.
Кенбрук издал короткий смешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41