— Все, сдаюсь! — воскликнул Лин, отодвигая стул с явным намерением уйти.
— Давно пора, — раздался от дверей голос Марж.
Лин хотел было что-то сказать, но потом передумал и вышел из палаты.
— Просто он заботится о тебе, — сказала Марж доверительно, входя в палату. Она принесла небольшой пакет, в котором оказалась свежая одежда: бежевый вязаный джемпер, который, как вспомнила Глориана, в Америке Называли «свитером», вельветовые слаксы, носки, нижнее белье и пара туфель. Одежда, которая была на Глориане во время ее печально закончившейся поездки на автобусе, вероятнее всего попала в химчистку, если только не потеряна.
— Значит, Лин должен перестать заботиться обо мне, — пробормотала Глориана. Она на мгновение закрыла глаза, пытаясь сдержать рвущиеся наружу слезы. — Он хороший человек и не заслуживает того, чтобы я разбила ему сердце, — Но ведь это его собственный выбор, — сказала Марж. — Ты не сможешь излечить Лина от его чувств, Глориана. Тут не стоит даже и пытаться, это никому не принесет никакой пользы. Ну что ж, давай одеваться. Я отвезу тебя обратно в магазин Джанет. — Она похлопала рукой по карману больничного халата. — У меня здесь рецепт, заедем по дороге в аптеку. Тебе прописали витамины и еще кое-какие лекарства от простуды.
Глориана поручила себя заботам Марж. Та помогла ей одеться и вывезла из больницы на специальном кресле-каталке. Глориана еще чувствовала некоторую слабость в ногах, но все же смогла бы выйти сама. Вся эта шумиха вокруг нее была совсем ни к чему.
Заехав в аптеку — Глориана ждала в машине, пока Марж сбегала за лекарствами, — они остановились наконец перед книжным магазином Джанет. Если бы Глориана могла выбирать, она пожелала бы очутиться сейчас в своем родном Кенбрук-Холле, рядом с Дэйном, но нет — так нет! Сейчас она была рада и домику Джанет, потому что здесь ощущала себя более или менее самостоятельной.
Глориана горячо поблагодарила Марж за заботу. Та усадила ее в мягкое удобное кресло перед камином, развела огонь и приготовила крепкого душистого чая. Попрощавшись, Марж уехала, предоставив Глориану самой себе.
Глориана выпила свои лекарства — витамины и антибиотики, а потом погрузилась в здоровый сон без сновидений. Когда она открыла глаза, то увидела, что у камина возится Лин, подкладывая дрова в огонь. Аппетитный запах еды дразнил обоняние. Кирквуд выглядел сейчас таким несчастным, что Глориана забыла свое прежнее раздражение и сердечно поприветствовала его.
— Ты всегда приезжаешь в гости без приглашения? — шутя просила она.
Лин обернулся через плечо и грустно улыбнулся.
— Нет, но ты не отвечала на мои звонки, а я звонил, наверное, раз сто. Как ты себя чувствуешь, Глориана?
— Получше. А как ты? Он невесело рассмеялся.
— Как говорится, я чувствую себя так, словно меня вывернули наизнанку.
Глориана не могла не рассмеяться, представив себе, как будет выглядеть Лин, если его вывернуть наизнанку. Но увидев боль в его глазах, которую он тщетно пытался скрыть, Глориана посерьезнела.
— — Ты был очень добр ко мне, — сказала она тихо. — Я очень тебе благодарна за все, что ты для меня сделал. Но, Лин, ты не должен больше тратить свое время, заботясь обо мне.
— Но кто-то ведь должен приглядеть за тобой…
— Лин, — прервала Глориана, — я сама могу приглядеть за собой.
Он повернулся спиной к Глориане, засунул руки в карманы брюк и уставился в огонь. Но Глориана успела заметить, что на его лице отразилось недовольство.
— Тебе что, так нравится бродить одной среди древних руин под проливным дождем? — спросил он.
Глориана прикрыла глаза и обречено вздохнула. Она старалась держать себя в руках. В конце концов Лин ведь только пытался помочь ей.
— Да, я поступила глупо, — призналась Глориана, — очень глупо. Но это не значит, что мне нужна нянька.
Лин сгорбился, слова Глорианы явно причинили ему боль.
— Глориана, — сказал он после продолжительного молчания, — прошлое умерло. Пожалуйста, позволь мне дать тебе будущее.
Слезы засверкали на ресницах Глорианы, но она успела смахнуть их, прежде чем Лин успел заметить, что она плачет.
— У меня есть будущее, — сказала она. — Но я отчаянно нуждаюсь в друге.
Лин медленно повернулся к ней и взглянул ей прямо в глаза.
— Я всегда буду твоим другом, — проговорил он хрипло.
— Надеюсь, — ответила Глориана. — Потому что не знаю, что бы я делала без твоей помощи.
Казалось, между ними вновь протянулась тонкая ниточка взаимного доверия. Лин не стал заговаривать о своих чувствах. Он молча поставил на стол разогретую на плите тушеную баранину, приготовленную миссис Бонд.
Глориана ела, по-прежнему сидя в кресле у камина. Лин принялся собирать листы манускрипта профессора Стайнбета.
— Я передам Артуру, что ты .не сможешь закончить эту работу, — сказал он.
Глориана пришла в отчаяние.
— Ты снова решаешь за меня, — заметила она. — Я желаю закончить работу с рукописью, мистер Кирквуд. У меня на то есть свои причины.
Лин оставил бумаги и поднял руки.
— Сдаюсь! — воскликнул он. — Я передам Артуру, что ты скоро закончишь.
— Спасибо, — улыбнувшись, ответила Глориана.
Лин взглянул на свои наручные часы.
— Ну, мне пора, — сказал он. — У меня обход. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Спокойной ночи, любовь моя.
Она благодарно пожала ему руку. Попрощавшись, Лин оделся и вышел.
После нескольких часов отдыха и горячего обеда Глориана чувствовала себя окрепшей. Да и лекарства сделали свое дело. Она отставила поднос с остатками еды и отложила одеяло, которым ее укутала Марж. Манускрипт профессора Стайнбета притягивал ее, и Глориана направилась к столу.
Через несколько минут, включив маленькое записывающее устройство, Глориана уже погрузилась в чтение. Она разбирала полустертые слова, написанные давным-давно одним из потомков Дэйна. Далеко позади остались смерть Кенбрука и жизнь его современников. Теперь речь шла об истории последующих поколений. Иногда рассказ казался ей скучным, но в нем то и дело встречались захватывающие или трагические места.
Глориана закончила чтение лишь под утро. Не чувствуя усталости, она приготовила себе завтрак, приняла душ и спустилась в магазин.
Ей не терпелось приступить к работе и доказать самой себе, что Джанет не напрасно доверилась ей.
В магазин зашли несколько покупателей, и Глориане удалось даже продать одну довольно дорогую книгу американскому туристу.
Оставшись одна, Глориана взобралась на приставную лестницу, чтобы поставить книги на место на одну из верхних полок. Внезапно она почувствовала уже знакомую головную боль, темнота застилала ей взор. По всему ее телу выступил холодный пот, и Глориана судорожно вцепилась в перекладину лестницы, боясь упасть и не решаясь спуститься.
Перед глазами у нее колыхалась пелена серого тумана с вкраплениями разноцветных пятен. Она чувствовала, что сознание ее постепенно гаснет.
А потом она поняла, что падает.
Она падала и падала без конца, как светловолосая девочка Алиса, сказку про которую ей рассказывали в далеком детстве. И вот теперь ей казалось, что она тоже падает в бездонную кроличью норку. Глориана сжалась, ожидая удара о деревянный пол, но боялась, что так и будет падать вечно…
Кто-то тыкал ее в бок.
— Поднимайся и убирайся отсюда, паренек, — грубо приказал мужской голос, — ступай своей дорогой. Это не богадельня и не таверна. Ни то и ни другое.
Глориана открыла глаза и увидела мужчину в шерстяной тунике и таких же штанах, который стоял рядом с ней, сжимая в руке пастушеский посох. Она лежала, прислонившись к стене глинобитной хижины. Подняв голову, Глориана увидела над собой соломенную крышу.
Радость охватила ее. Не сон ли это? Неужели она наконец вернулась в свой родной век? В век Дэйна?
Глориана торопливо поднялась:
— Умоляю, какой это год и какое королевство?
Человек молчал, тупо уставившись на нее. Он неодобрительно оглядел ее странную одежду и немного отодвинулся от Глорианы, словно ожидая, что сейчас из кончиков ее пальцев вылетит пламя.
Глориана догадалась, что он просто не понял ее. Она сосредоточилась, пытаясь воскресить в памяти прежнюю манеру говорить.
Медленно и внятно она повторила свой вопрос.
— Год тысяча двести пятьдесят шестой от Рождества Христова, — ответил наконец мужчина, — Британия это. Пора бы уже знать в твоем возрасте, парень. Ты что, с луны свалился?
Два года, подумала она. Два года прошло с тех пор, как она исчезла из Кенбрук-Холла. А ведь в двадцатом веке прошло не больше месяца.
За это время много чего могло случиться, и радость Глорианы была омрачена страхом. Она не знала, вернулась ли вовремя, чтобы предотвратить те трагедии, о которых прочитала в манускрипте профессора Стайнбета. Если же нет, то впереди ее ждали одни несчастья.
Оторвавшись от этих невеселых мыслей, Глориана подумала о том, что мужчина принимает ее за мальчишку, вероятно, из-за ее вельветовых слаксов и коротких волос. Он больно схватил ее за руку.
— Отвечай, откуда ты, мальчишка, иначе получишь хорошего пинка.
Глориана не знала, что ей ответить.
— Из Кенбрук-Холла, — решилась она наконец.
Мужчина приблизил к ней свое лицо. Из его рта воняло гнилью, а от тела несло потом, — Из Кенбрук-Холла, говоришь? Врешь, там давно никто не живет, кроме привидений.
Он пуст.
У Глорианы упало сердце.
— Не может быть.
— Хозяин перебрался в Хэдлей, — ответил мужчина и смачно сплюнул. Глориана почувствовала, что ее тошнит. — Оттуда ближе до таверны.
Глориана вырвалась из цепких пальцев крестьянина и довольно грубо оттолкнула его, когда он вновь попытался схватить ее. Оглядевшись по сторонам, Глориана узнала местность. Она оказалась в одной из деревень неподалеку от Хэдлей. До замка Гарета нужно было пройти еще несколько миль.
Игнорируя летящие ей в спину вопросы и насмешки, она быстрым шагом направилась к видневшимся вдалеке крестьянским хижинам. Там она надеялась выклянчить, одолжить или даже стащить женское платье. Одежда двадцатого века вызвала слишком много вопросов, на которые ей совсем не хотелось отвечать.
По дороге ее обгоняли повозки, груженные сеном. Сидящие в них люди неодобрительно косились на нее. Добредя наконец до деревеньки, она увидела посреди нее труппу бродячих комедиантов. Там были и акробаты, и жонглеры, и танцовщицы, а еще небольшой зверинец в клетках на колесах.
Боязливо покосившись на большого косматого медведя, сидевшего на цепи, Глориана подошла к седому мужчине. Он был самым высоким в труппе и потому производил впечатление главного. На нем был широкий плащ из лазурного шелка, украшенный блестящими золотыми звездочками.
— Простите, — обратилась она к нему, дотронувшись до его рукава.
Он обернулся, взглянул ей в глаза и улыбнулся, словно ее лицо показалось ему знакомым. Наверное, его труппа уже давала представления в замке Хэдлей, когда она еще жила у Гарета. А может быть, они участвовали в праздновании посвящения Эдварда в рыцари.
Глориана подумала, что этот высокий человек волшебник. И тут он произнес странные слова.
— А вот и ты наконец, — сказал новоиспеченный Мерлин тоном человека, который долго искал и наконец нашел свою пропажу.
Глориана испуганно отпрянула от него. Но сейчас самым важным для нее было найти Дэйна, поэтому она не придала значения словам человека в звездном плаще.
— Куда вы направляетесь? — спросила она.
— В замок Хэдлей, — был ответ. Мужчина сопроводил свои слова тяжелым вздохом. — Печаль поселилась там, а счастье покинуло его.
Ледяное копье боли пронзило сердце Глорианы, когда она узнала, что на долю ее семьи выпало столько страданий, но она постаралась не давать волю чувствам. Однажды, бродя по руинам Кенбрук-Холла под дождем в мире Лина, она уже поддалась чувствам и это едва не стоило ей жизни. Ей не хотелось повторять прежних ошибок.
— Я хочу присоединиться к вашей труппе, — решительно сказала она. Если комедианты примут ее к себе, то дадут ей костюм, под которым она сможет скрыть свою одежду двадцатого века. Глориане очень хотелось увидеться с Дэйном, но она прекрасно помнила, о чем говорилось в манускрипте профессора Стайнбета. После ее исчезновения ее стали называть Кенбрукской ведьмой. Если она открыто появится в замке, то подвергнет себя серьезной опасности.
— А что ты умеешь делать? — спросил хозяин труппы, и в глазах его блеснули озорные искорки. — Ты танцор, фокусник или факир?
Глориана замялась.
— Я могу танцевать, — подумав, сказала она, потом просияла, вспомнив о своем путешествии в двадцатый век и обо всех тех удивительных вещах, которые она там увидела. — А еще я могу рассказывать замечательные сказки.
— Сказочник, — проговорил мужчина, коснувшись ее волос. — Ты юноша или девушка?
Глориана оглядела себя. Свободный свитер и широкие штаны скрывали ее формы. Ее небольшая грудь и некрутые бедра стали совсем незаметны.
— А кем мне нужно быть, чтобы вы меня взяли? — спросила она, поглядев в сверкающие глаза Мерлина.
Хозяин труппы раскатисто рассмеялся, откинув косматую голову.
— А тебе дан выбор? В таком случае ты дашь фору любому из моей труппы, если можешь быть и тем и другим!
— Я женщина, — тихо сказала Глориана, надеясь, что Мерлина не удивят ее стриженые волосы. По стандартам двадцатого века они были достаточно длинными, почти доставая ей до плеч, но в тринадцатом столетии женщины не стриглись ни разу за всю свою жизнь.
— А, — только и сказал комедиант, приветственно протягивая ей руку. — Меня зовут Ромулус. Вы поедете с нашей труппой до замка Хэдлей, миледи. А там — кто знает?
Глориана прищурилась. Этот человек пугал ее, Глориане казалось, что он знает, кто она такая на самом деле, и что он ожидал ее возвращения. Один из комедиантов бросил Глориане красное платье с капюшоном, расшитое золотом. Она не колеблясь подхватила наряд.
Глориана натянула платье поверх своей одежды и опустила на лицо капюшон. Улучив минутку, когда за ней не следили ничьи глаза, она зачерпнула в ладонь грязи с земли и старательно вымазала себе лицо и руки, придавая себе еще большее сходство с бродячими актерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41