Он женат на женщине, которую любит и желает. Почему же он спит один?
Терпение и страсть боролись в нем три ночи. Победила гордость.
На следующий день Йен подождал в коридоре, когда уйдет горничная жены, и вошел в комнату графини.
Афина спохватилась еще до того, как на ее липе появилась приветливая улыбка. Йен был таким красивым, таким высоким, сильным и решительным. В руке он держал букет фиалок.
– Мы женаты, – сказал он, еще не переступив порога.
– Да.
– Нам нужно как-то договориться.
– Да.
– Мы не можем это сделать, пока вы меня избегаете.
– Да.
– Вы будете со мной разговаривать?
– Да.
– Могу я войти?
– Нет. Не думаю, что у нас много тем для разговора.
Она права.
– Я подумал, что мы могли бы отправиться на пикник. Погода прекрасная, ваш брат вполне привык к своем новой кобылке и хочет предпринять более долгую прогулку, а мне нужно показать вам, что произошло в день дуэли. И мне самому тоже нужно это видеть. Я был больше озабочен тем, чтобы доставить Троя домой, чем внимательно все осмотреть. Карсуэлл и Доро согласились поехать, а ваш дядя и моя матушка сказали, что с удовольствием проедутся в карете, хотя не знают, куда мы отправимся. Чем меньше об этом будут знать, тем лучше, так что не говорите вашей горничной, куда мы едем. Я не хочу сказать, что я ей не доверяю, но требуется осторожность, пока мы не узнаем в точности, что случилось. Вы поедете с нами?
Ей очень хотелось поехать, чтобы узнать правду, но вдруг он примет согласие за прощение, уступку, оправдание его поведения? С другой стороны, Афине казалось, что она уже целую вечность сидит дома. Йен выглядел таким полным надежд, таким пылким, а день был воистину прекрасным для пикника – ясный, но не жаркий. Она не знала, на что решиться.
– Если не поедете, то как узнаете, что я не использовал вашего брата в качестве мишени? – спросил он с улыбкой. Эта улыбка покорила Афину, и она тоже улыбнулась:
– Да, я с удовольствием покатаюсь, но сяду с вашей матерью и со своим дядей.
– Они, разумеется, не будут вам благодарны. Если вы предпочитаете править, а не ехать верхом, я возьму свою коляску.
– Вы позволите мне взять поводья?
– Конечно, нет, то есть, вероятно, после того, как лошадки перестанут волноваться, а на дороге никого не будет, и когда мы выедем из Лондона. И потом, это шантаж.
– Я просто хотела узнать, насколько сильно ваше желание побыть в моем обществе.
Его улыбка превратилась в усмешку, довольно плотоядную.
– Если вы позволите мне войти, я вам это продемонстрирую.
Она захлопнула дверь у него перед носом.
– Я буду готова через полчаса.
Наверное, все-таки ей следует поехать в экипаже. Она давно не сидела в седле, на таких лошадях, которые стояли на конюшне у Мардена, вообще никогда не ездила. Больше того, она не позаботилась заказать новую амазонку, и ей не хотелось стеснять ни себя, ни Йена. Теперь она сидела рядом с ним на узком сиденье, прижавшись к нему бедром, и чувствовала, как его твердые мышцы двигаются в такт с покачиванием коляски. Йен придвинулся ближе, негодяй, зная, как на нее это действует. Он усмехнулся, наслаждаясь погодой, ездой и лошадьми – и ею. Она усмехнулась в ответ и схватилась за шляпку, потому что он пустил лошадок галопом, от которого земля летела из-под копыт.
Когда выехали на лужайку, Йен велел лакеям, следовавшим за ними в другом экипаже, выгрузить припасы для пикника и рычащую собаку и расположиться вокруг, после того как они, грумы и конные стражники убедятся, что никто за ними не следовал и местность безопасна. Слуги поедят потом. Собака поест, как всегда, когда ей захочется.
Расстелили одеяла, достали корзины и стулья для леди Марден и дяди Афины. Распаковали блюда, накрытые крышками и нагретыми кирпичами, чтобы не остыли, и бутылки, закутанные в мокрые полотенца, чтобы не нагрелись. Кухарка наготовила еды, которой хватило бы на три такие компании, и Афина не могла не рассмеяться, вспоминая пикники, к которым она привыкла, с одеялом, ломтем хлеба и сыром в мешочке. Этот пикник был скорее похож на пиршество под открытым небом.
Еда, погода, общество – все было высшего качества, и Афина могла бы забыть истинную причину этой поездки и свои сомнения касательно Йена, пока он позволял Трою порассуждать о его кобылке, смеялся с членами своей семьи и с друзьями, скармливал Роме отборные кусочки, скармливал Афине самые крупные ягоды клубники. Он настоял на том, чтобы класть ягоды ей в рот, потому что ее платье слишком красиво и жаль будет его испортить, хотя она могла бы есть аккуратнее, если бы он не находился в непосредственной близости от нее.
После ленча леди Марден объявила, что ей нужно подремать под соседними деревьями. Капитан решил присоединиться к ней – чтобы охранять ее, сказал он. Трой снова сел в седло, а остальные прошли следом за ним дальше.
– Вот это место, – сказал Карсуэлл, когда они подошли к знакомой ровной площадке, где деревья росли по краю поля. – Мы стояли вот здесь.
Йен встал на свое место, а Карсуэлл – на место Пейджа. Доро послали встать туда, где стоял врач, а Афина пошла с Троем и собакой, чтобы попробовать найти то место, откуда Трой смотрел на дуэль, сидя верхом. Пока они ждали, чтобы Ренслоу криком сообщил о своей готовности, Йен поднял пистолет и направил его в сторону Карсуэлла.
– Насчет моей сестры… – начал он.
Карсуэлл рассмеялся:
– Хорошо, что пистолет не заряжен, а?
– Кто-то пытается расправиться с семьей моей жены. Неужели ты думаешь, что я стану носить незаряженное оружие?
Карсуэлл побледнел.
– Ты этого не сделаешь. Ты поклялся!
– О, я не стану целиться, чтобы убить тебя, – сказал Йен, опуская дуло. – Я просто хотел убедиться, что ты не обесчестишь достойную женщину.
Карсуэлл вскинул руки вверх:
– Клянусь, в моих намерениях нет ничего бесчестного. Я сделал ей предложение. Она его обдумывает. Ты же знаешь, каковы женщины.
Йен это знал. Он крикнул сестре:
– Если ты не выйдешь замуж за этого негодяя, мне придется его пристрелить!
– Он хочет устроить пышную богатую свадьбу, вроде тех, которые обожает мама.
– А чего хочешь ты? – крикнул он.
– Венчаться в Гретна-Грин. Без всякой шумихи.
Йен повернулся к другу:
– Ты слышал, что она сказала. Значит, Шотландия. Как только все уладится, мы с Афиной сопроводим вас. Как тебе известно, у нас не было медового месяца, так что ты не станешь возражать против нашего присутствия, зато старые сплетницы будут возражать, если нас не будет. После чего вы сможете позволить матушке закатить бал в вашу честь в Мэддокс-Хаусе, такой бал, какого высший свет никогда не видывал. Это всех удовлетворит.
– Я согласен, если ты опустишь пистолет, – ответил Карсуэлл, Доро кивнула в знак согласия. – Если только у тебя нет возражений, Йен.
– Мое единственное возражение – это проволочки с обнаружением убийцы. Трой, вы еще не нашли место?
Трой сомневался, но собака обнюхивала утоптанную землю под одним из деревьев. Прошло слишком много времени, шли дожди, Рома не могла почуять хозяина, но Афина решила, что черные пятна на голой земле – это, наверное, кровь.
– Похоже, мы нашли! – крикнула она в ответ.
Йен снова поднял пистолет, словно намереваясь выстрелить в воздух, потом опустил его ниже, на одну линию с головой Карсуэлла, и отвел влево, в сторону деревьев.
– Вот. Вот где пуля ударилась о дерево. Мои «ментоны» целят верно, не отклоняясь ни влево, ни вправо.
– Я вижу это место! – крикнула Афина, направляясь в сторону его цели.
Всё пошли за ней.
– Что мы ищем? – поинтересовалась леди Дороти. Йен смотрел на деревья.
– На стволе дерева должна быть отметина, если пуля отлетела от него рикошетом и попала в Троя.
На одном дереве отметина имелась, но не от рикошета. В стволе была дырка, и свинцовая пуля все еще торчала в коре.
– Я не попал в него, Эффи! – закричал Йен. – Я не ранил вашего брата! – Он был так обрадован, так взволнован, что подхватил ее и закружил в воздухе, и у нее все поплыло перед глазами. – Я попал в дерево!
У Афины голова пошла кругом от вращения и от поцелуя, которым Йен завершил его. Все равно он ей лгал, но теперь это казалось не важным. Его радость, его руки, обнимавшие ее, только это имело теперь значение. Все окружили Карсуэлла, наблюдая, как тот извлекает пулю карманным ножом. Афина оттолкнула Иена.
– Если вы не ранили его – случайно и не по своей воле, то кто это сделал?
– Ну конечно, ваш грум, который убежал за лошадьми. Он рассказал Макелмору историю о том, что Трой исчез, когда он вернулся обратно, но, похоже, он намеревался продолжать скрываться, пока не понял, что мальчик выживет. Тогда он стал охотиться на Ренсдейла. Когда это не получилось, попытался убить их обоих, устроив пожар в Мэддокс-Хаусе.
– Алфи Браун? Незаконный сын моего отца? Но почему?
– Это мы узнаем, когда найдем его.
Афина окинула взглядом уединенную лужайку и густую чащу, где мог прятаться любой злодей. Потом пнула Йена в голень.
– Вы знали, что он стрелял в Троя, что намеревался убить всех нас, и все же привезли сюда моего брата?
– С конными стражниками и вооруженными лакеями. И я проверял, не едет ли кто за нами, когда мы выезжали из города.
Она снова пнула его.
– Ох! Это за что же?
– За то, что не сказали мне, что все три преступления связаны и что вы подозреваете Алфи. И за то, видит Бог, что не сказали мне правду!
Глава 26
Любовь побеждает все. Неправда ли?
Аноним
Любовь не может укротить акулу, смягчить камень или остановить ветер. Ей нужно помогать.
Жена анонима
Афина спустилась к обеду и осталась после него поиграть в карты. Она обыграла Троя в шахматы и сыграла вничью с Йеном. Но дверь в ее спальню оставалась запертой.
Она спустилась к завтраку, помогла матери Йена ответить на письма, отправилась покупать свадебные туалеты с леди Дороти. Она побывала с дядей в морском госпитале, в музее с мистером Карсуэллом и на скромном приеме, устроенном двумя дамами, сообщившими, что они знали ее мать. Рано утром она поехала в парк попрактиковаться в верховой езде, а потом отправилась туда с Йеном в экипаже в тот час, когда там собирается высшее общество. Но дверь ее оставалась запертой.
Они побывали в театре, на званом обеде, в церкви. Он приносил ей цветы и книги, купил чистокровную кобылку. А когда снова попытался просить прощения, услышал в ответ, что он просто ничего не понимает. Это верно, он не понимал, но усвоил только одно – что эта чертова дверь так и будет оставаться запертой. Терпение его настолько истощилось, что стало почти прозрачным.
– Как долго, миледи? Как долго вы намерены лишать нас обоих тех наслаждений, к которым мы так стремимся? Вы же не будете отрицать, что вам хочется разделить со мной ложе, ведь я вижу, как вы краснеете, когда я задеваю вас на ходу, и как учащенно дышите, когда я сижу слишком близко. Каждый раз, когда я восхищаюсь медальоном с рубином, который висит между вашими грудями, я – клянусь – вижу, как они затвердевают, ожидая моих прикосновений. Ваше тело помнит, сколько радости я ему доставил, Эффи, и оно хочет соединиться с моим телом.
Афина отчаянно покраснела; хорошо, что они находились в опере, где никто не мог этого заметить. Иначе люди подумали бы, что она нарумянена не хуже леди Дороти. Она притворилась, будто изучает программку, и отодвинулась так, чтобы не касаться Йена плечом, чтобы ее предательское тело не выдало еще больше своих тайн.
Прежде чем она отодвинулась так далеко, что могла бы свалиться со стула, Йен взял ее за руку.
– Мы можем преодолеть то, что нас разъединяет, между простынями, потому что там нас объединяет очень многое, не так ли?
– Мы не будем разговаривать.
– Конечно, будем, рано или поздно. Вот сейчас мы разговариваем, не так ли?
– Нет, вы просто пытаетесь соблазнить меня. Это нельзя считать разговором.
Он погладил ее по руке, описал пальцем круги на ее ладони. Она почувствовала его жар сквозь перчатку и высвободила руку.
– Вы знаете, что у меня есть право требовать исполнения супружеских обязанностей.
– Вы этого не сделаете. Вы обещали.
– Но если вы не доверяете мне, если не верите моему слову, зачем мне держать свои обещания?
– Потому что вы добрый и честный, настоящий джентльмен.
– Тогда почему вы не впускаете меня в свою спальню?
Его мать стукнула его по плечу биноклем, но дама в соседней ложе хихикнула.
Оскорбленная Афина уставилась на сцену с застывшей улыбкой на лице. Что с того, что герой на сцене бродит с кинжалом в груди и распевает о своих смертных муках? Будь кинжал у нее, она тоже пустила бы его в ход и улыбалась при этом.
– Если вы не разрешаете мне выразить вам свою любовь лучшим из всех известных мне способов, скажите, как мне это сделать. Вы должны это сказать, Эффи, за то, что я так терпелив. Скажите, что я должен сделать, чтобы вернуть ваше благоволение. Клянусь, я этого не знаю.
– Вы должны доверять мне, – прошептала она громко. Йен откинулся назад и посмотрел на нее так, словно ее волосы, украшенные павлиньими перьями, закукарекали.
– Я ведь позволил вам пойти в музей с Карсуэллом?
– Я не об этом. Я поклялась хранить вам верность, и вы должны знать, что я никогда не нарушу своих клятв.
– Тогда как же мне показать, что я вам доверяю?
– Обращайтесь со мной как со взрослым человеком, как с ровней. Я не ребенок, чтобы меня нужно было защищать, и не бессловесная тварь, которую вы держите при себе. И я не любовница, которую вы тоже держите при себе и которой хочется, чтобы вы дарили ей драгоценности и объяснялись в любви. Я ваша жена.
– Неудивительно, что на свете существует так много супругов, живущих врозь. Я думал, жена может быть одновременно и любовницей.
– Конечно, может, но она должна быть не просто наложницей. Я хочу, чтобы вы ко мне относились как к другу.
Он мотнул головой в ту сторону, где в тускло освещенной задней части ложи сидели Карсуэлл и Доро.
– Друг у меня уже есть.
– Тогда как к товарищу, вместе с вами идущему по коридорам времени.
– Держу пари, в этом коридоре нет ни одной запертой двери, – пробормотал он, выходя с женой из ложи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39