https://wodolei.ru/catalog/unitazy/uglovye/
Боже, что это с вами, голубушка?! — воскликнула Корделия, глядя на зарумянившееся лицо Элизы. — Вот почему моя дорогая Элиза сейчас в Лондоне. Мы должны подыскать ей мужа, хотя, боюсь, это будет непросто. Приданое маленькое, и… ну и все остальное.
Намек Корделии понять было нетрудно, так как Элиза рядом с темноволосой и темноглазой красавицей выглядела серой мышкой.
И, тем не менее, Томасу Сэндрику Элиза Уолчемпс казалась самой прекрасной. Никакие Корделии Хауэрд не смогли бы заставить молодого человека разлюбить Элизу. Девушка бросила на Томаса один взгляд — и Сэндрик понял, что любим.
Корделия не пропустила их немой разговор. Она заметила восхищение во взгляде Томаса. Задача может оказаться проще, чем казалось тогда, когда ее попросили пристроить свою бедную родственницу за богатым дворянином.
— Милый мой, любезный Раймонд, — приветствовала Корделия подошедшего Раймонда Уолчемпса.
— Корделия, прекрасная, как всегда, — поклонился тот и, сделав вид, что не заметил сестры, обратился к Валентину: — Уайтлоу, примите мои поздравления.
Валентин удивленно поднял брови: «Разве мы знакомы?» Уолчемпс будто и не заметил его немого вопроса.
— Да, да, — продолжал Раймонд, — здесь только и говорят о том, как Валентин Уайтлоу прямо из-под носа у Дрейка увел самый лучший корабль. Слышал, что бедняга Дрейк вынужден был цепями приковать своих ребят к палубе, чтобы они не переметнулись к нашему герою. Как я понял, вы взяли испанский галион, полный золота и серебра. Что же скажет достойный Филипп, когда узнает, что золото оказалось в ваших карманах, вместо того чтобы пересыпаться в его сундуки?
— Попросит Валентина поддержать деньгами наемников Альбы в Нидерландах, — нашелся Джордж, и его последние слова потонули во взрыве хохота.
— Возможно, Елизавета наградит нашего бравого капитана титулом, — заметил Уолчемпс.
Джордж Хагрэйвс усмехнулся. Многим было известно, что эти двое искали благосклонности у одной особы, и по взглядам, которые Корделия бросала в сторону капитана, нетрудно было догадаться, кто вышел из этого соперничества победителем. Но надолго ли победитель завоевал сердце этой дамы — неизвестно, ибо Корделия не отличалась постоянством.
— Сэр Валентин Уайтлоу! Добыл красивое колечко, — промурлыкал Джордж. — Хотя в жизни придворной рифов и мелей не меньше, чем в жизни морской. И все же битву словами выиграть сложнее, чем бой на шпагах. Попробуй-ка взять на абордаж того же Сесила. Не получится. Вас тут же потопят. Часто вы уверены, что плывете, хотя на самом деле давно лежите на дне. Вы согласны, Уолчемпс? Насколько я знаю, вы тоже недавно пытались потопить один кораблик.
Джордж подозревал, что досточтимый Раймонд немало потрудился над тем, чтобы королева была в курсе самых пикантных слухов, имеющих отношение к репутации леди, благосклонности коей он искал.
Уолчемпс молча смотрел в глаза Хагрэйвсу. Он знал, что немногие люди способны выдержать его взгляд, и часто использовал игру в гляделки, чтобы смутить противника. Джордж отвел взгляд. Легкая улыбка играла на губах Раймонда, искорки злого смеха: блестели в глазах: карем и голубом.
— В самом деле? Я такого не припоминаю, Хагрэйвс. Скорее всего вы что-то перепутали. Хотя… вы, наверное, пошутили. Извините, я вас не понял. С вашей манерой выражаться никогда не знаешь, воспринимать вас всерьез или нет. — Уолчемпс презрительно улыбнулся. — Следует порекомендовать Елизавете нововведение: приглашать в качестве шутов джентльменов, благо один уже есть на примете — он сумеет позабавить королеву какое-то время, а там, глядишь, подвернется следующий. Я даже берусь добыть колокольчики для вашего колпака.
Джордж Хагрэйвс готов был уже бросить перчатку в мерзкую физиономию Уолчемпса, но Валентин удержал его.
— Послушай, дружище, дело того не стоит. Кроме того, Томас обидится на тебя — ты создашь ему трудности.
— Томас? При чем здесь Томас? — недоуменно спросил Раймонд Уолчемпс.
— Ну что же, объясню. Если Джордж проиграет дуэль, а я думаю, что так оно и произойдет, поскольку вы фехтуете лучше, мне придется вызвать вас. Ваша смерть станет, как я полагаю, причиной траура в семье. Томасу едва ли придется по вкусу год смотреть на очаровательную Элизу, одетую в черное. Не понравится это и Корделии, и вашему духу придется объясняться с ее многочисленными обожателями из-за того, что вы создали ей неприятности.
Джордж хлопнул себя по ноге и расхохотался. Засмеялись и его друзья. Одному только Уолчемпсу рассуждения Валентина не показались забавными. Он впился взглядом в глаза Уайтлоу, но тот не смутился. Раймонд вспыхнул и потянулся за шпагой. Тут за его спиной раздался знакомый властный голос — голос ее величества:
— Видит Бог, я не потерплю драки у себя во дворце! Если вы, джентльмены, из-за не к месту сказанного словца готовы хвататься за оружие — идите во двор. Но тогда не обессудьте, голубчики, если за удовольствие продолжить ссору вы лишитесь шпаг, а заодно и голов, таких симпатичных и юных, — неодобрительно заметила Елизавета.
Довольная тем, что сумела поставить на место забияк, посмевших затеять ссору в ее присутствии, она улыбнулась. Каждый из дуэлянтов был так хорош собой, что, право, не хотелось на них сердиться. Елизавета предпочла бы пофлиртовать с молодцами, вместо того чтобы из-за детских шалостей наказывать их.
— Ах вы, негодник! — Королева погрозила Валентину пальцем. — Не успели вернуться, как вновь стремитесь быть унесенным от нас штормом. Только на этот раз винить вам придется не бурную морскую стихию, а скорее свой буйный характер.
— Ваше появление, мадам, для нас все равно, что появление солнца из-за туч, — тихо сказал Уайтлоу и поцеловал протянутую ему руку. На пальце королевы переливался изумруд — подарок Валентина ее величеству к Новому году. Он преподнес его королеве, когда был удостоен частной аудиенции.
— Очень мило, — сказала королева, глядя на склоненную голову своего подданного.
— Но и солнце бледнеет перед вашим величием, мадам, — с трогательной искренностью произнес Валентин.
— Ха! Да вы, я вижу, желаете снискать себе лавровый венок! — воскликнула королева и добавила: — Мой славный капитан, как я вижу, не только храбрец, но и весьма обходительный кавалер. Мы должны чаще видеться. Впрочем, нет. Боюсь, Филиппу станет слишком привольно, если один из моих морских псов будет сидеть на цепи у ног своей королевы, — сказала она громко, чтобы слова ее услышал испанский посол.
— Этот год более благоприятен для доброго английского, чем для сладкого испанского вина, — пробормотал Джордж Хагрэйвс, но Елизавета услышала его и рассмеялась. Испанец побагровел от гнева.
Королева взглянула на Уолчемпса. Пусть в его разноцветные глаза смотреть было неприятно, Елизавете он нравился. Раймонда считали красавцем: высокий, статный, тонкие черты лица и шелковистые волосы. Было в нем что-то девичье, но едва уловимое. В движениях ли, в манере говорить. Однако как только он обращал свой взгляд на собеседника, впечатление это исчезало. За такую своеобразную «двуличность» королева прозвала его Хамелеоном.
— Раз уж тут замешаны два таких красавца, ссора вышла из-за женщины, не так ли? — Елизавета бросила недовольный взгляд в сторону Корделии Хауэрд.
— О нет, мадам, — проговорил Уолчемпс, — мы поссорились из-за Джорджа Хагрэйвса.
— Неужели? — удивилась царственная особа и тут же, увидев ошалелое лицо Джорджа, рассмеялась: — Ей-богу, я дам рыцарство всем троим за то, что так меня рассмешили. Или нет, велю вас всех утопить или четвертовать за дерзость!
— Не так я хотел бы умереть за свою королеву, — сказал Раймонд Уолчемпс.
Наряду с изумрудом Валентина королева носила и его, Раймонда, дар — прекрасной ювелирной работы перстень.
— Я слышала, что это кольцо у вас в ухе из испанского золота. Это правда? — сносила королева, снисходительно похлопав веером по руке Валентина.
— Так и есть, мадам. Кольцо с борта испанского галиона, который благосклонно открыл для меня свои трюмы. Постоянное напоминание, мадам, о щедрости Филиппа.
— Ваше величество, я протестую! — возмутился испанский посол. — Этого человека следовало заковать в цепи за пиратство, а вы принимаете его при дворе и чествуете как героя. Это оскорбление Филиппу и Испании! Я требую наказать его и заплатить Испании за нанесенный ущерб.
— Не просите слишком много, вы, маленький человечек. Или получите больше того, что сумеете унести. Если Филипп не умеет хранить свой кошелек, зачем же в этом винить меня? — И Елизавета повернулась спиной к дипломату. — А сейчас кто из вас двоих поведет меня на танец? — спросила она. — Мой капитан или мой Хамелеон?
Придворным у нее за спиной оставалось только завидовать счастливчикам.
— Хамелеон, я позволяю вам танцевать со мной, — великодушно заявила королева. — А вам, Капитан Руж, я обещаю следующий танец.
— Вы доставите удовольствие мне, мадам, — с поклоном отвечал Валентин.
— Так что теперь вспоминайте па, чтобы меня не опозорить, — предупредила она. — Имейте в виду, что кое-кто, дерзкий и вероломный, постарается завладеть вашим вниманием. — И ее величество бросила взгляд в сторону Корделии.
— Пытаться затмить вас — все равно что фартинговой свечке пытаться затмить солнце, — сказал Валентин и добавил чуть тише: — Кроме того, я всегда питал слабость к рыжим волосам.
— Ах, мой капитан, я не скоро позволю вам меня покинуть, — произнесла королева, беря под руку Уолчемпса.
— Во всяком случае, не завтра, — улыбнулся Уайтлоу. И тут же, как и опасалась царственная особа, черноглазая Корделия завладела его вниманием.
Глава 7
…Изобличится зло,
Хотя б от глаз в подземный мрак
ушло.
Уильям Шекспир
Во время прилива воды Темзы плескались у крыльца таверны «Прилив», выстроенной на сходнях над рекой. Именно сюда пришел Валентин Уайтлоу в сопровождении своего неизменного спутника. Они поднялись на второй этаж.
Мустафа не дал хозяину войти первым — вдруг там, внутри, засада? Турок открыл дверь, прислушался. И вдруг с молниеносной быстротой подскочил к кровати, скрытой под бархатным пологом.
Дикий вопль Мустафы был тут же подхвачен визгом женщины.
Никогда еще Корделия Хауэрд так не пугалась. Открыть глаза и увидеть искаженное яростью лицо дикаря и занесенную над ее головой кривую саблю — для нежных сердец такое потрясение слишком велико. Корделия тут же потеряла сознание.
— Проклятие, Мустафа! — Валентин подошел к женщине. Она лежала, бледная как смерть, черные волосы ее разметались по подушке.
— Мертвая, капитан? — спросил турок.
Валентин присел рядом с Корделией и прижал пальцы к сонной артерии.
— Тебе повезло, Мустафа. Надеюсь, когда Корделия придет в себя, она не станет требовать для тебя смертной казни через четвертование. Придется уговаривать ее, чтобы согласилась на повешение. А это будет нелегко.
В дверь забарабанили.
— Эй! Откройте немедленно! Какого дьявола тут происходит? — кричал хозяин таверны. — Не позволю убивать в моем доме! Можете красться где-нибудь в другом месте! Откройте, я вам говорю!
— Что случилось? — Валентин открыл дверь. — Почему такой переполох?
— Что? Это вы называете переполохом? Да я едва не умер от страха, когда услышал вопли из вашей комнаты!
— Ничего страшного не произошло. Просто некая дама увидела мышь. Вы ведь знаете, какие нервы у этих женщин…
— О, понимаю. А что… что за дама? — Хозяин вспомнил, что его посетитель пришел в таверну один. Если не считать, конечно, того парня в тюрбане.
Уайтлоу молча смотрел на хозяина, и тот догадался, что интересоваться именем дамы не следует.
— Ну что же, если у вас действительно все в порядке… Но я готов поклясться, что кричали двое! И второй вопль был страшнее. У меня кровь в жилах застыла.
— А, это… Это Мустафа. Он тоже не любит мышей. — И, Уайтлоу закрыл перед носом удивленного трактирщика дверь.
Валентин вернулся к Корделии, достал свой платок, намочил его и положил ей на лоб. Когда веки ее задрожали, Валентин приказал турку отойти подальше.
— Она снова лишится чувств, когда увидит твой симпатичный тюрбан.
— Валентин, — простонала Корделия.
— Он самый.
Корделия спрятала лицо у него на груди и разрыдалась.
— О Валентин! Этот сумасшедший хотел меня убить! Надеюсь, ты забьешь его до смерти. Я, наверное, никогда не смогу прийти в себя окончательно. Этого негодяя надо повесить!
— Какая ты кровожадная, любовь моя, — прошептал Валентин, прижимаясь губами к ее шее.
— Что ты с ним сделал? — спросила Корделия, но судьба турка уже перестала ее интересовать. Ласки Валентина делали свое дело.
— Я отослал его, — объяснил ей капитан, прокладывая губами огненную тропинку вдоль груди женщины. — Любовь моя, — прошептал он, вдыхая аромат ее кожи, — я не ждал тебя.
— Я хотела сделать тебе сюрприз.
— Я рад.
— Я ждала тебя прошлой ночью, — сказала она. — Почему ты не пришел?
— Я видел, как ты уходила вместе с этим… Уолчемпсом. — Валентин не в силах был скрыть ревность.
— Ты разве забыл, со мной была его сестра. Я за нее отвечаю. А может, ты сам наслаждался обществом другой?
— Честно говоря, моя дорогая, я спал без задних ног, — признался молодой человек. — Так я прощен?
Корделия передернула плечами. Ее самолюбие было ущемлено. Валентин смог спокойно заснуть, зная, что она его ждет. Корделия решила, что сейчас же уйдет. Пусть этот соня и дальше спит один. Но она жаждала его поцелуев, его ласк. И осталась.
Валентин улыбнулся. Корделия чувствовала, как становится горячее ее кровь. «Он дьявольски красив, — думала она, откину назад голову и позволяя лицезреть свое прекрасное тело. — Как он на меня смотрит!»
Но когда дело дошло до его губ и рук, ласкавших ее с таким знакомым и тонким искусством, неизменно вызывавшим в ней ответный взрыв страсти, Корделия почувствовала, что теряет рас судок. Она едва могла сдержать нетерпение, когда он стал раздеваться. Валентину было смешно смотреть на свою страстную воз любленную. Страсть заставляла ее забыть все уловки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Намек Корделии понять было нетрудно, так как Элиза рядом с темноволосой и темноглазой красавицей выглядела серой мышкой.
И, тем не менее, Томасу Сэндрику Элиза Уолчемпс казалась самой прекрасной. Никакие Корделии Хауэрд не смогли бы заставить молодого человека разлюбить Элизу. Девушка бросила на Томаса один взгляд — и Сэндрик понял, что любим.
Корделия не пропустила их немой разговор. Она заметила восхищение во взгляде Томаса. Задача может оказаться проще, чем казалось тогда, когда ее попросили пристроить свою бедную родственницу за богатым дворянином.
— Милый мой, любезный Раймонд, — приветствовала Корделия подошедшего Раймонда Уолчемпса.
— Корделия, прекрасная, как всегда, — поклонился тот и, сделав вид, что не заметил сестры, обратился к Валентину: — Уайтлоу, примите мои поздравления.
Валентин удивленно поднял брови: «Разве мы знакомы?» Уолчемпс будто и не заметил его немого вопроса.
— Да, да, — продолжал Раймонд, — здесь только и говорят о том, как Валентин Уайтлоу прямо из-под носа у Дрейка увел самый лучший корабль. Слышал, что бедняга Дрейк вынужден был цепями приковать своих ребят к палубе, чтобы они не переметнулись к нашему герою. Как я понял, вы взяли испанский галион, полный золота и серебра. Что же скажет достойный Филипп, когда узнает, что золото оказалось в ваших карманах, вместо того чтобы пересыпаться в его сундуки?
— Попросит Валентина поддержать деньгами наемников Альбы в Нидерландах, — нашелся Джордж, и его последние слова потонули во взрыве хохота.
— Возможно, Елизавета наградит нашего бравого капитана титулом, — заметил Уолчемпс.
Джордж Хагрэйвс усмехнулся. Многим было известно, что эти двое искали благосклонности у одной особы, и по взглядам, которые Корделия бросала в сторону капитана, нетрудно было догадаться, кто вышел из этого соперничества победителем. Но надолго ли победитель завоевал сердце этой дамы — неизвестно, ибо Корделия не отличалась постоянством.
— Сэр Валентин Уайтлоу! Добыл красивое колечко, — промурлыкал Джордж. — Хотя в жизни придворной рифов и мелей не меньше, чем в жизни морской. И все же битву словами выиграть сложнее, чем бой на шпагах. Попробуй-ка взять на абордаж того же Сесила. Не получится. Вас тут же потопят. Часто вы уверены, что плывете, хотя на самом деле давно лежите на дне. Вы согласны, Уолчемпс? Насколько я знаю, вы тоже недавно пытались потопить один кораблик.
Джордж подозревал, что досточтимый Раймонд немало потрудился над тем, чтобы королева была в курсе самых пикантных слухов, имеющих отношение к репутации леди, благосклонности коей он искал.
Уолчемпс молча смотрел в глаза Хагрэйвсу. Он знал, что немногие люди способны выдержать его взгляд, и часто использовал игру в гляделки, чтобы смутить противника. Джордж отвел взгляд. Легкая улыбка играла на губах Раймонда, искорки злого смеха: блестели в глазах: карем и голубом.
— В самом деле? Я такого не припоминаю, Хагрэйвс. Скорее всего вы что-то перепутали. Хотя… вы, наверное, пошутили. Извините, я вас не понял. С вашей манерой выражаться никогда не знаешь, воспринимать вас всерьез или нет. — Уолчемпс презрительно улыбнулся. — Следует порекомендовать Елизавете нововведение: приглашать в качестве шутов джентльменов, благо один уже есть на примете — он сумеет позабавить королеву какое-то время, а там, глядишь, подвернется следующий. Я даже берусь добыть колокольчики для вашего колпака.
Джордж Хагрэйвс готов был уже бросить перчатку в мерзкую физиономию Уолчемпса, но Валентин удержал его.
— Послушай, дружище, дело того не стоит. Кроме того, Томас обидится на тебя — ты создашь ему трудности.
— Томас? При чем здесь Томас? — недоуменно спросил Раймонд Уолчемпс.
— Ну что же, объясню. Если Джордж проиграет дуэль, а я думаю, что так оно и произойдет, поскольку вы фехтуете лучше, мне придется вызвать вас. Ваша смерть станет, как я полагаю, причиной траура в семье. Томасу едва ли придется по вкусу год смотреть на очаровательную Элизу, одетую в черное. Не понравится это и Корделии, и вашему духу придется объясняться с ее многочисленными обожателями из-за того, что вы создали ей неприятности.
Джордж хлопнул себя по ноге и расхохотался. Засмеялись и его друзья. Одному только Уолчемпсу рассуждения Валентина не показались забавными. Он впился взглядом в глаза Уайтлоу, но тот не смутился. Раймонд вспыхнул и потянулся за шпагой. Тут за его спиной раздался знакомый властный голос — голос ее величества:
— Видит Бог, я не потерплю драки у себя во дворце! Если вы, джентльмены, из-за не к месту сказанного словца готовы хвататься за оружие — идите во двор. Но тогда не обессудьте, голубчики, если за удовольствие продолжить ссору вы лишитесь шпаг, а заодно и голов, таких симпатичных и юных, — неодобрительно заметила Елизавета.
Довольная тем, что сумела поставить на место забияк, посмевших затеять ссору в ее присутствии, она улыбнулась. Каждый из дуэлянтов был так хорош собой, что, право, не хотелось на них сердиться. Елизавета предпочла бы пофлиртовать с молодцами, вместо того чтобы из-за детских шалостей наказывать их.
— Ах вы, негодник! — Королева погрозила Валентину пальцем. — Не успели вернуться, как вновь стремитесь быть унесенным от нас штормом. Только на этот раз винить вам придется не бурную морскую стихию, а скорее свой буйный характер.
— Ваше появление, мадам, для нас все равно, что появление солнца из-за туч, — тихо сказал Уайтлоу и поцеловал протянутую ему руку. На пальце королевы переливался изумруд — подарок Валентина ее величеству к Новому году. Он преподнес его королеве, когда был удостоен частной аудиенции.
— Очень мило, — сказала королева, глядя на склоненную голову своего подданного.
— Но и солнце бледнеет перед вашим величием, мадам, — с трогательной искренностью произнес Валентин.
— Ха! Да вы, я вижу, желаете снискать себе лавровый венок! — воскликнула королева и добавила: — Мой славный капитан, как я вижу, не только храбрец, но и весьма обходительный кавалер. Мы должны чаще видеться. Впрочем, нет. Боюсь, Филиппу станет слишком привольно, если один из моих морских псов будет сидеть на цепи у ног своей королевы, — сказала она громко, чтобы слова ее услышал испанский посол.
— Этот год более благоприятен для доброго английского, чем для сладкого испанского вина, — пробормотал Джордж Хагрэйвс, но Елизавета услышала его и рассмеялась. Испанец побагровел от гнева.
Королева взглянула на Уолчемпса. Пусть в его разноцветные глаза смотреть было неприятно, Елизавете он нравился. Раймонда считали красавцем: высокий, статный, тонкие черты лица и шелковистые волосы. Было в нем что-то девичье, но едва уловимое. В движениях ли, в манере говорить. Однако как только он обращал свой взгляд на собеседника, впечатление это исчезало. За такую своеобразную «двуличность» королева прозвала его Хамелеоном.
— Раз уж тут замешаны два таких красавца, ссора вышла из-за женщины, не так ли? — Елизавета бросила недовольный взгляд в сторону Корделии Хауэрд.
— О нет, мадам, — проговорил Уолчемпс, — мы поссорились из-за Джорджа Хагрэйвса.
— Неужели? — удивилась царственная особа и тут же, увидев ошалелое лицо Джорджа, рассмеялась: — Ей-богу, я дам рыцарство всем троим за то, что так меня рассмешили. Или нет, велю вас всех утопить или четвертовать за дерзость!
— Не так я хотел бы умереть за свою королеву, — сказал Раймонд Уолчемпс.
Наряду с изумрудом Валентина королева носила и его, Раймонда, дар — прекрасной ювелирной работы перстень.
— Я слышала, что это кольцо у вас в ухе из испанского золота. Это правда? — сносила королева, снисходительно похлопав веером по руке Валентина.
— Так и есть, мадам. Кольцо с борта испанского галиона, который благосклонно открыл для меня свои трюмы. Постоянное напоминание, мадам, о щедрости Филиппа.
— Ваше величество, я протестую! — возмутился испанский посол. — Этого человека следовало заковать в цепи за пиратство, а вы принимаете его при дворе и чествуете как героя. Это оскорбление Филиппу и Испании! Я требую наказать его и заплатить Испании за нанесенный ущерб.
— Не просите слишком много, вы, маленький человечек. Или получите больше того, что сумеете унести. Если Филипп не умеет хранить свой кошелек, зачем же в этом винить меня? — И Елизавета повернулась спиной к дипломату. — А сейчас кто из вас двоих поведет меня на танец? — спросила она. — Мой капитан или мой Хамелеон?
Придворным у нее за спиной оставалось только завидовать счастливчикам.
— Хамелеон, я позволяю вам танцевать со мной, — великодушно заявила королева. — А вам, Капитан Руж, я обещаю следующий танец.
— Вы доставите удовольствие мне, мадам, — с поклоном отвечал Валентин.
— Так что теперь вспоминайте па, чтобы меня не опозорить, — предупредила она. — Имейте в виду, что кое-кто, дерзкий и вероломный, постарается завладеть вашим вниманием. — И ее величество бросила взгляд в сторону Корделии.
— Пытаться затмить вас — все равно что фартинговой свечке пытаться затмить солнце, — сказал Валентин и добавил чуть тише: — Кроме того, я всегда питал слабость к рыжим волосам.
— Ах, мой капитан, я не скоро позволю вам меня покинуть, — произнесла королева, беря под руку Уолчемпса.
— Во всяком случае, не завтра, — улыбнулся Уайтлоу. И тут же, как и опасалась царственная особа, черноглазая Корделия завладела его вниманием.
Глава 7
…Изобличится зло,
Хотя б от глаз в подземный мрак
ушло.
Уильям Шекспир
Во время прилива воды Темзы плескались у крыльца таверны «Прилив», выстроенной на сходнях над рекой. Именно сюда пришел Валентин Уайтлоу в сопровождении своего неизменного спутника. Они поднялись на второй этаж.
Мустафа не дал хозяину войти первым — вдруг там, внутри, засада? Турок открыл дверь, прислушался. И вдруг с молниеносной быстротой подскочил к кровати, скрытой под бархатным пологом.
Дикий вопль Мустафы был тут же подхвачен визгом женщины.
Никогда еще Корделия Хауэрд так не пугалась. Открыть глаза и увидеть искаженное яростью лицо дикаря и занесенную над ее головой кривую саблю — для нежных сердец такое потрясение слишком велико. Корделия тут же потеряла сознание.
— Проклятие, Мустафа! — Валентин подошел к женщине. Она лежала, бледная как смерть, черные волосы ее разметались по подушке.
— Мертвая, капитан? — спросил турок.
Валентин присел рядом с Корделией и прижал пальцы к сонной артерии.
— Тебе повезло, Мустафа. Надеюсь, когда Корделия придет в себя, она не станет требовать для тебя смертной казни через четвертование. Придется уговаривать ее, чтобы согласилась на повешение. А это будет нелегко.
В дверь забарабанили.
— Эй! Откройте немедленно! Какого дьявола тут происходит? — кричал хозяин таверны. — Не позволю убивать в моем доме! Можете красться где-нибудь в другом месте! Откройте, я вам говорю!
— Что случилось? — Валентин открыл дверь. — Почему такой переполох?
— Что? Это вы называете переполохом? Да я едва не умер от страха, когда услышал вопли из вашей комнаты!
— Ничего страшного не произошло. Просто некая дама увидела мышь. Вы ведь знаете, какие нервы у этих женщин…
— О, понимаю. А что… что за дама? — Хозяин вспомнил, что его посетитель пришел в таверну один. Если не считать, конечно, того парня в тюрбане.
Уайтлоу молча смотрел на хозяина, и тот догадался, что интересоваться именем дамы не следует.
— Ну что же, если у вас действительно все в порядке… Но я готов поклясться, что кричали двое! И второй вопль был страшнее. У меня кровь в жилах застыла.
— А, это… Это Мустафа. Он тоже не любит мышей. — И, Уайтлоу закрыл перед носом удивленного трактирщика дверь.
Валентин вернулся к Корделии, достал свой платок, намочил его и положил ей на лоб. Когда веки ее задрожали, Валентин приказал турку отойти подальше.
— Она снова лишится чувств, когда увидит твой симпатичный тюрбан.
— Валентин, — простонала Корделия.
— Он самый.
Корделия спрятала лицо у него на груди и разрыдалась.
— О Валентин! Этот сумасшедший хотел меня убить! Надеюсь, ты забьешь его до смерти. Я, наверное, никогда не смогу прийти в себя окончательно. Этого негодяя надо повесить!
— Какая ты кровожадная, любовь моя, — прошептал Валентин, прижимаясь губами к ее шее.
— Что ты с ним сделал? — спросила Корделия, но судьба турка уже перестала ее интересовать. Ласки Валентина делали свое дело.
— Я отослал его, — объяснил ей капитан, прокладывая губами огненную тропинку вдоль груди женщины. — Любовь моя, — прошептал он, вдыхая аромат ее кожи, — я не ждал тебя.
— Я хотела сделать тебе сюрприз.
— Я рад.
— Я ждала тебя прошлой ночью, — сказала она. — Почему ты не пришел?
— Я видел, как ты уходила вместе с этим… Уолчемпсом. — Валентин не в силах был скрыть ревность.
— Ты разве забыл, со мной была его сестра. Я за нее отвечаю. А может, ты сам наслаждался обществом другой?
— Честно говоря, моя дорогая, я спал без задних ног, — признался молодой человек. — Так я прощен?
Корделия передернула плечами. Ее самолюбие было ущемлено. Валентин смог спокойно заснуть, зная, что она его ждет. Корделия решила, что сейчас же уйдет. Пусть этот соня и дальше спит один. Но она жаждала его поцелуев, его ласк. И осталась.
Валентин улыбнулся. Корделия чувствовала, как становится горячее ее кровь. «Он дьявольски красив, — думала она, откину назад голову и позволяя лицезреть свое прекрасное тело. — Как он на меня смотрит!»
Но когда дело дошло до его губ и рук, ласкавших ее с таким знакомым и тонким искусством, неизменно вызывавшим в ней ответный взрыв страсти, Корделия почувствовала, что теряет рас судок. Она едва могла сдержать нетерпение, когда он стал раздеваться. Валентину было смешно смотреть на свою страстную воз любленную. Страсть заставляла ее забыть все уловки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51