Уолсинхэм допросил банкира о его связях в испанском посольстве и отношениях с папой, а также о переговорах с послом Франции и католическим братством здесь, в Англии. Стало известно, что итальянец связан с переправкой денег на континент, где их использовали для усиления католического влияния на Англию.
К сожалению, пока не хватало доказательств, чтобы одержать его, и пришлось отпустить Ридольфи ни с чем.
Однако Уолсинхэм продолжл следить за итальянцем. Он выяснил, что тот в последнее время развил бурную деятельность. Однако так и не удалось выяснить, что конкретно делал итальянец. Но самым неприятным было то, что Ридольфи покинул Англию. Позднее стало известно, что банкир встречался с герцогом Альба, кастилианским грандом, командующим войсками Филиппа в Нидерландах. А вскоре он должен встретиться с папой и с самим Филиппом.
Сесил, подперев рукой подбородок, задумчиво уставился на огонь. Что же на уме у этого итальяшки? Догадаться нетрудно — убийство Елизаветы. Оставалось одно — узнать, кто замешан в этом заговоре и как собираются организовать покушение. У Сесила был список недовольных, но временами казалось, что список неполон. Может случиться так, что единственный фанатик, которого недоглядели, решит исход дела. И тогда грош цена будет всему этому шпионажу и контршпионажу. Елизаветы Тюдор не станет, и корону наденет Мария Стюарт.

Часть вторая
ПОТЕРПЕВШИЕ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
Глава 6
Так вдвоем и будем
Жить, радоваться, песни распевать,
И сказки сказывать, и любоваться
Порханьем пестрокрылых мотыльков.
Там будем узнавать от заключенных
Про новости двора и тосковать,
Кто взял, кто нет, кто в силе, кто в опале,
И с важностью вникать в дела земли…
Уильям Шекспир
Январь 1578 года
Лондон
Уайтхолл, двор Елизаветы Первой Английской
У узкого, похожего на бойницу окна несколько джентльменов вели оживленную беседу.
— Черт, — возмущался один, — скоро в этом дворце станет так же тесно, как на Флит-стрит во время королевского выхода! Да и публика здесь собирается ничуть не лучше уличных зевак. Наверное, и здесь стоит побеспокоиться о своем кошельке, как бы не стащили. С тех пор как ты уехал, Валентин, двор разросся раза в три. Я не знаком уже и с половиной здешних прихлебате-лсй. У меня такое чувство, что я паду смертью храбрых, затоптанный этой толпой. Меня совсем не замечают. Это возмутительно!
Как будто здесь не я, Джордж Хагрэйвс, а пустое место! Бедные мои родные! Как тяжело им придется!
Валентин засмеялся:
— Из-за твоей смерти, как я понимаю?
— Нет, из-за бесчестья. Представляешь, коротышка бросил вызов многоголовому, многоногому, многорукому придворному дракону! Дабы защитить свою королеву! И… — Хагрэйвс опустил руку, — бесславно погиб, запутавшись в ногах дракона.
— Знаешь, Джордж, — протянул третий кавалер, по имени Томас Сэндрик, — мне здорово не хватало твоих баек. Ремесло адвоката не для тебя. Тебе бы стать придворным шутом, вот это была бы карьера. Вот так бы ты завоевал внимание Елизаветы. Быть может, тебе даже удалось бы получить из ее прелестной ручки рыцарство. Сэр Джордж Хагрэйвс, первый герцог Трепач-Холла, и его дама, танцующая медведица!
— Ну что же, мой пока еще не покойный друг, мне жаль, что ты не доживешь до того дня, когда мне пожалуют рыцарство, — с угрозой в голосе произнес Джордж.
— Да что ты? А как же уверения в искренней дружбе и обещание назвать одного из своих медвежат моим именем? — Томас скривился.
— Скорее всего я натравлю на тебя самого зубастого из них, — пробурчал Джордж.
— Однако я сильно сомневаюсь, что Уолсинхэм забавлял королеву, чтобы заслужить ее милость и получить рыцарство, — проговорил Томас Сэндрик, заметив Уолсинхэма. Том, чем-то встревоженный, прошел мимо них. — Теперь он не просто Фрэнсис, а сэр Фрэнсис.
Министр Елизаветы получил рыцарство всего год назад.
— Мне такое не по душе, — сказал Джордж. — Те, кто становится приближенным королевы, теряют способность улыбаться. Лишите человека чувства юмора, и что от него останется? Эй, видели ли вы когда-нибудь такого страдальца?! — И Джордж кивнул, на Уильяма Сесила. Советник королевы выглядел очень уставшим.
— Это подагра, — вынес приговор Томас. — Здорово его скрутило. В последнее время с ним стало трудно общаться: и слушать невозможно, а уж тем более говорить о чем-то важном.
— Ты прав, — согласился Джордж и вдруг закричал: — Эй, смотрите! Я же говорил, что королевский двор скоро превратится в балаган.
А сцена и впрямь стоила того, чтобы ее увидеть. Элегантно одетый джентльмен, стараясь завладеть вниманием королевы, споткнулся об одну из шелковых подушек у ее ног, перевернулся через голову и растянулся на полу. Он покраснел, как вареный рак, и затем быстро вскочил на ноги, стараясь при этом выглядеть достойно.
— Какой неудобный способ находят некоторые, чтобы продемонстрировать свое нижайшее почтение, — сказал Джордж.
Валентин смотрел на приятеля с любопытством.
— Вижу, жизнь при дворе здорово повлияла на твой характер. Ты стал прямо рубаха-парень.
— Эх, Валентин, — вздохнул Джордж, — хотел бы я, чтобы и ты побольше времени проводил на суше. Нигде не бывает так весело, как в твоем обществе. Я, конечно, понимаю, у тебя собственный корабль, дом у черта на куличках… В Лондоне ты скоро совсем перестанешь появляться. Черт побери, я сначала тебя даже не узнал!
— Прости, Джордж.
— Я знаю, заставить тебя смеяться от души не так просто. На тебе я оттачиваю свое остроумие, — сказал Джордж. — Думаю, что суровость у вас — черта фамильная. Твой брат Бэзил тоже не был весельчаком.
— Нет, не был, — ответил Валентин. — Хотя нельзя сказать, что он не понимал шуток.
— Да, конечно. Самую веселую шутку с ним сыграла Елизавета. Представляю, как Бэзил хохотал, когда садился на «Арион». До сих пор, наверное, смеется… — Джордж осекся, потому что Томас ткнул его под ребра.
«За такие слова и в Тауэр можно угодить, — подумал Сэндрик. — Эх, кто меня только за язык тянет».
— Хотел бы я, чтобы Бэзил сейчас был здесь, с нами. — Валентин сделал вид, что не заметил оплошности Джорджа.
— Сколько лет назад это случилось? — спросил сэр Чарльз, четвертый и самый старший из компании, давний друг братьев Уайтлоу.
— Семь лет назад, сэр. Ровно семь лет назад Бэзил поднялся на борт «Ариона».
— Не верится, неужели семь лет прошло?
— Да, — ответил Валентин.
— Не может быть, — покачал головой сэр Чарльз. — Кажется, еще вчера я обедал с Бэзилом и Элспет в Уайтсвуде. Я и сейчас там бываю, но все это уже совсем не то, когда нет Бэзила. Я, конечно, не dиню леди Элспет за то, что она вышла замуж второй раз…
— Ну вышла Элспет второй раз замуж. Ну и что? Ее сын как был, так и остался Уайтлоу. Уайтсвуд унаследует он, а не муж Элспет.
— И все же я не очень понимаю.
— Чего вы не понимаете, сэр Чарльз?
— Не понимаю, зачем Бэзил вообще отправился в Вест-Индию. Он не говорил вам?
— Нет, не говорил.
— Странно. Впрочем, странно и то, что на борту не было вас. Вы ведь часто плавали с Кристианом?
— Я не мог поехать, потому что у меня был уговор с Дрейком. Если бы не это, я непременно был бы на «Арионе».
— Я, конечно, плохо знаю Кристиана, но не мог ведь он решиться кого-нибудь ограбить, если у него на борту были женщина и ребенок, — задумчиво произнес сэр Чарльз.
— Он никогда бы этого не сделал.
— Вы уверены?
— Уверен. Вы сами не верите в свои предположения. «Арион» плыл как мирное судно. Он не имел права ни на кого нападать. И его испанцы должны были пропустить.
— Боже! Так вы ничего не знаете?! — удивился Джордж. — Вот что значит годами не появляться при дворе! Вашему «Ариону» здесь все косточки перемыли. Испанский посол заявил Елизавете, что ее так называемый мирный корабль напал (вы только подумайте, какая возмутительная ложь!), напал на целый испанский флот! Представляете? Один корабль — на целый флот! Они, испанцы, пытались уклониться от боя. Не могли же они воевать с мирным судном. Но… Обратите внимание. Но — вынуждены были открыть огонь. Да, видимо, Джеффри немало крови попортил всем этим благородным донам, если даже испанский посол врет как… как… сивый мерин. И мы все совершенно спокойно принимаем эту ложь.
— Я слышал об этих глупых предположениях, но не думал, что это заявление испанского посла. Однако если бы на Джеффри напала даже целая флотилия, он бы дрался.
Сэр Чарльз смотрел на юношу с жалостью.
— Эх, молодая горячая кровь. В бой — и не важно, сколько врагов. Все это слишком наивно. Что же случилось на самом деле, никто не знает.
— Я узнаю. Я добуду правду. Я должен сделать это для Бэзила и для Джеффри, — тихо сказал Валентин.
— Где это вы нашли себе такого слугу, Валентин? — резко изменил тему разговора сэр Чарльз. — В его присутствии мне становится как-то не по себе. Готов биться об заклад с самим Робертоном, что он один из евнухов восточного гарема.
— Бог мой, вот уж не думал, что Робертон — евнух — Джордж оглянулся на здоровяка Генри Робертона.
— Да не Генри! — раздраженно сказал сэр Чарльз, не заметив подвоха. — Я говорю о слуге! О слуге Валентина. При чем здесь Генри?
— А, вы о турке. — Джордж сделал вид, что только сейчас понял, о ком идет речь. — Он настоящий свирепый турок, и я не стал бы соваться к нему с вопросами.
— Мне бы это и в голову не пришло. Да он и не говорит почти. Вы что, отрезали ему язык, Валентин? Я слышал, на Востоке это делают часто. Так они решают проблему верности. Немой слуга не выболтает секретов. Ваш парень не из таких, случаем? — спросил сэр Чарльз.
Валентин ничего не ответил.
— Ума не приложу, зачем вам такой слуга, — продолжал развивать тему сэр Чарльз.
— Не выгонять же мне его. Служит он хорошо. Я могу на него положиться.
Валентин вспомнил тот день, когда впервые увидел Мустафу. На александрийском базаре его внимание привлекла драка. «Бой» был неравным — полдюжины вооруженных людей никак не могли подступиться к одному — отчаянно отбивавшемуся полуголому турку.
Валентин, не задумываясь, поспешил на помощь отважному парню. И вовремя: силы оборонявшегося были на исходе. Вскоре на помощь подоспела команда «Ариона».
Когда битва была закончена, турок повернулся к своему неожиданному союзнику. Он хотел что-то сказать, но тут же рухнул как подкошенный. Валентин понимал: если оставить этого бедолагу здесь, долго он не проживет. Его враги обязательно вернутся. Уайтлоу приказал отнести незнакомца на корабль. Там он будет в безопасности.
Несмотря на то, что турок никогда ничего не рассказывал о себе, Валентину удалось кое-что узнать о нем.
Мустафа — так звали турка — любил девушку-рабыню. А вельможа, которому он служил верой и правдой, продал ее африканскому шейху. Жестокий человек не изменил своего решения, несмотря на то, что турок готов был заплатить за рабыню крупную сумму золотом. Девушка была красавицей, и шейх дал за нее больше, чем мог дать Мустафа. Турок не простил своему хозяину этого поступка.
Отомстив паше, он последовал за возлюбленной в Египет. Это все, что мог рассказать о нем торговец. «Хотя, — понизив голос, добавил торговец, — матросы с корабля, недавно прибывшего из Константинополя, рассказывали о красавице, которая прыгнула в воду и утонула, только бы не достаться шейху». С заговорщическим видом торговец прошептал на ухо Валентину имя разгневанного шейха, чьи люди напали на турка. Когда корабль вошел в порт, Мустафа проник на корабль, чтобы разыскать любимую. Безумец убил нескольких стражников и, самое главное, сына шейха. Теперь турку не жить. Слуги шейха его из-под земли достанут. Напрасно англичанин вмешался. Теперь ему тоже несдобровать. Если он дорожит своей шкурой, пусть уплывает из Александрии немедленно.
Англичане не стали искушать судьбу и покинули негостеприимный берег. Турка взяли с собой. Из сбивчивого перевода торговца Валентин понял, что турок обязан англичанину жизнью и будет служить ему верой и правдой до конца своих дней.
Турок стал для своего господина не только слугой, но и личным телохранителем. Валентин не смог бы вспомнить, сколько раз за последние несколько лет ятаган Мустафы отводил от хозяина смертельный удар.
— Посмотрите, она идет сюда. — Слова Томаса Сэндрика вернули Валентина к действительности.
— Елизавета? — воскликнул Джордж, готовый преклонить колено перед ее величеством.
— Нет, Элиза Уолчемпс, — проговорил Томас Сэндрик, не сводя восхищенного взгляда с приближающейся возлюбленной.
Джордж Хагрэйвс покраснел. Сделав вид, что расправляет складку на рейтузах, он выпрямился. «У меня сегодня день оплошностей», — подумал он. Джордж взглянул на собеседников, но те не смотрели в его сторону. Взгляды всех были прикованы к женщине несравненной красоты, сопровождавшей юную Элизу Уолчемпс.
Корделия Хауэрд остановилась перед Хагрэйвсом и мило улыбнулась:
— Я опасаюсь гнева Елизаветы. Представляю, что бы с ней было, если бы она увидела, как джентльмен преклоняет колено не перед ней. Прошу вас, запомните это. Я слишком высоко ценю свое положение при дворе, чтобы рисковать им ради рассеянного красавчика. Добрый день, сэр Чарльз. Здравствуйте, Томас. — Когда она обратила взгляд к Валентину, глаза ее вспыхнули как звезды.
— Корделия, — пробормотал Валентин.
— Я не знала, что вы вернулись, — сказала красавица. — Глядя на вас, я всякий раздумаю, вы передо мной или кто-то другой. Но меня можно простить: последние года два я вас очень редко видела. Однажды, Валентин, вы вернетесь в Англию и обнаружите, что ваши знакомые забыли вас окончательно.
Валентин улыбнулся:
— Я не многим доверяю. Забудут знакомые — не забудут друзья. Им-то не придется думать, кто перед ними — я или не я. Кроме того, встречи после долгих разлук бывают весьма трогательными. Вы не находите?
Корделия вновь мило улыбнулась, словно не поняла намека Валентина.
— Вы знаете малышку Элизу Уолчемпс? Это моя дальняя родственница. Раймонду Уолчемпсу она приходится младшей сестрой. У нее еще пять старших сестер. Отцу грозит разорение, когда он выдаст замуж всех дочерей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51