Лили рассмеялась, и смех ее, мелодичный, как музыка, эхом повторили стены.
— Да он просто разобрал его и принес в пещеру по частям, а затем снова собрал. Мы сносили сюда наши сокровища не одну неделю.
— Ах, Бэзил, — прошептал Валентин.
Саймон, абсолютно не верящий в чудеса, разыскал вход в пещеру и даже сумел убедить остальных, что бояться нечего.
— Какое удивительное место! — воскликнул он, разглядывая причудливый сталактит, свисающий с потолка.
— Смотри сюда! Да тут целое состояние! — закричал один из матросов, ослепленный блеском золота.
— Смотри, изумруды! Жемчуг! Господи, да этот величиной с яйцо!
— А эта цепь! Глянь-ка. Да ее одной хватит, чтобы купить полкоролевства! И как мы все заберем отсюда? — убитым тоном вдруг спросил тот, что громче всех восхищался. — Неужто придется оставить это богатство Нептуну только потому, что по этой тропинке много не унесешь? А, капитан, что скажете?
Но Валентин не слушал. Он нашел журнал.
Франциско Эстебан де Вилласандро нервничал. Он никак не мог найти в себе мужества исполнить приказ отца. Дон Педро назначил сына командиром отряда, высадившегося на остров. Он выделил юноше в помощь двух бывалых морских офицеров, чтобы те в случае необходимости могли дать неопытному воину совет. Франциско Эстебан волновался — ведь он был сыном несгибаемого дона Педро и не мог уронить чести семьи.
Юноша с трудом уговорил отца не делать из него капитана корабля. Да и на эту вылазку он согласился лишь потому, что не мог противостоять железной воле своего родителя. Провести ночь на необитаемом острове, под открытым небом, когда рядом охотятся дикие звери, уже было для него достаточным испытанием. Франциско никогда не стремился к военной карьере. Он хотел стать священником и просил отца благословить его на это благородное дело, но тот отказался. Как бы то ни было, Франциско не чувствовал себя способным воевать.
Вернувшись в Мадрид, он собирался приступить к новой осаде дона Педро, но на этот раз заручившись поддержкой матери и духовного отца. К сожалению, ему так и не удалось осуществить свой план. После того как отец принял посыльного, прискакавшего к ним на взмыленном коне, он был сам не свой. Метался, как тигр в клетке. Потом неожиданно уехал, а приехав из Англии, буквально через два дня в сопровождении небольшой флотилии отправился на «Утренней звезде» в Вест-Индию.
Отец настоял на присутствии Франциско на борту корабля, подразумевая при этом, что сын примет участие в решающей битве со злейшим врагом Испании и лично дона Вилласандро, которая, разумеется, должна была увенчаться победой испанского оружия. Наконец-то государство будет избавлено от выскочки-капера, а еще точнее — пирата, посмевшего бросить вызов самому дону Педро де Вилласандро. Пришло донесение о том, что корабль с красным флагом на белом фоне был замечен вблизи берегов Новой Испании. Моряки с «Утренней звезды» называли того человека Эль Тигреnote 53. Говорили, что он дерется как лев и хитер как дьявол. Франциско не знал да и не хотел знать, как нарекли этого английского еретика родители, но если этот человек был похож на другого англичанина, Дрейка, тогда отец прав: уничтожить его самого и его корабль было бы делом достойным.
Юноша сжал в кулаке серебряный крест, который носил под камзолом. Он просил благословения у небес — ведь он шел против языческой Англии, а как известно, хороший язычник — мертвый язычник, и как он умрет — на костре ли, в пучине ли морской — не важно.
Прикрыв от солнца глаза, Франциско смотрел па море, где должна была показаться мачта «Утренней звезды». Корабль встал на якоре в открытом море. Волны разбивались о его борта, осыпая матросов тысячей соленых брызг, и с шипением откатывались назад. Других галионов Франциско увидеть не мог, потому что они находились в отдалении, готовые сорваться с места по первому приказанию.
Юный предводитель обвел взглядом лагерь. Отряд, высадившийся на берег накануне вечером, отдыхал. Одни блаженствовали, растянувшись под пальмами в тени, другие на песчаном пляже играли в чет-нечет, используя для этого ракушки и обкатанные морем деревяшки, третьи рассказывали друг другу забавные истории. Были, как положено, выставлены часовые. Но эти предостережения казались излишними — море радовало глаз, мирно покачивались пальмы. «Как они могут вести себя так беззаботно?» — подумал Франциско, у которого при одной мысли о предстоящем подкашивались ноги и к горлу подступала тошнота.
Нет, не может он перед этими людьми — людьми отца — выказать себя трусом. Только в этот раз, в этот единственный раз он докажет себе, что он сын своего отца, и на этом можно будет поставить точку. Юный воин открыл глаза и встретился взглядом с Диего Кардонной. Франциско смутился и покраснел.
Диего Кардонна не считал решение дона Педро верным. Но сейчас, наблюдая за юношей, он вынужден был признать, что ошибался, считая Франциско слабаком. Парень оказался крепче, чем он предполагал, и, судя по всему, сделает все, чтобы не запятнать имени отца. В своем докладе о военных способностях Франциско Диего отзовется о нем в лучших словах.
Диего Кардонна ждал донесений. Он послал человека разведать, высадились на берег люди с английского корабля или еще нет. В зависимости от этого Кардонна мог бы планировать дальнейшие действия. Если все пойдет так, как предполагалось, отряд разъединится на две группы и перекроет англичанам путь к отступлению на суше. К тому времени дон Педро и его эскадра окружат остров.
Но где же разведчик? Времени у него было предостаточно. Он давно должен был вернуться.
Юный Франциско де Вилласандро, должно быть, думал о том же.
— Ну, где же… — начал было он, но в этот момент раздался голос дозорного:
— Он здесь! Здесь!
Лили брела по берегу. День близился к закату, начинался прилив, и море поднималось все выше. Вот уже там, где всего четверть часа назад она могла пройти, не замочив юбки, вода доходила до щиколоток. Лили остановилась и посмотрела назад. Мыс с пальмой, под которой был вход в пещеру, остался далеко позади. Никто не заметил ее исчезновения. Команда занималась погрузкой. Лодку перебросили в бухточку и поставили на якорь на мелководье, поближе к пещере, чтобы проще было оттолкнуться от берега. Сокровища весили немало, и это приходилось учитывать.
Лили поднялась к тому дереву, под которым так любила сидеть, когда жила здесь, и присела в тени. Здесь, на острове, было так тепло и хорошо, как, казалось, никогда не бывало в Англии. Туфли Лили сняла уже давно и теперь с наслаждением зарыла ступни в горячий песок.
Когда-то с Дульси и Тристрамом они играли в этом само: песке, под этим самым деревом. Тогда под ним не было крестов. С мыса доносился смех матери. Магдалена звала детей, Бэзил разводил костер, и над островом поднимался дымок. А потом еще долго, пока дрова в костре не превращались в уголья, Бэзил рассказывал им всякие истории. Его голос убаюкивал детей, и они засыпали, море тихо плескалось, напевая им свою колыбельную.
Лили поднялась, стряхнула песок, подоткнула за пояс юбку и вошла в воду. Заметив на дне большую раковину, она подняла ее и поднесла к уху. Странно, ей показалось, что кто-то зовет ее. Со стороны мыса приближались матросы с бочками на плечах, впереди шел Саймон.
— Лили!
Девушка помахала рукой и кинула ему раковину, нежно-розовую изнутри. Юноша поймал ее и стал рассматривать:
— Какая красота! Никогда прежде не видел таких больших!
— Ты еще не знаешь, какие они вкусные! Только эта пустая. А ты хотел бы попробовать?
— Еще спрашиваешь! В Англии они бы стоили целое состояние. Лили улыбнулась. Зачем рассказывать ему о том, что она этих раковин перевидала сотни. Были среди них и больше, и красивее.
— Бетси захотела бы получить раковину в подарок. Но тогда надо и Уилфреду привезти, не то он поднимет крик, — сказал Саймон.
— Я помогу тебе подобрать подарки. Я знаю, где искать. Кстати, куда вы шли? — упросила Лили.
С запозданием Саймон вспомнил, что пренебрег своими обязанностями, и замахал морякам, призывая их подождать его. Матросы остановились.
— Мы — за свежей водой. Валентин попросил меня узнать, не можешь ли ты отвести нас к запруде. Ты помнишь, где это?
— Запруда? Пожалуй, да. Хотела бы я посмотреть, цела ли наша хижина, — сказала девушка, но на самом деле подумала о другом. Не стоит тревожить Саймона, сообщив ему, что запруда — место водопоя для всех обитающих на острове зверей.
Лили оглянулась, надеясь отыскать взглядом Валентина, но увидела только матроса, неторопливо шагавшего позади.
— Там его нет, — ответил на ее немой вопрос Саймон.
— Да? — нарочито безразличным тоном спросила Лили.
— Он на мысу. Выставил там пост. Отдает распоряжения ребятам. А парень, что идет сзади, направляется к той пальме. Будет следить за морем.
— Валентин очень предусмотрителен, — заметила Лили.
— Только поэтому он еще жив, — сказал юноша. — Хотел бы я, чтобы он дал мне посмотреть журнал. В конце концов, его писал мой отец.
— Он странно себя ведет, — согласилась Лили. Ей тоже не дали журнал Бэзила. Отдав распоряжения команде, Валентин отошел в сторону, сел на песок и целиком погрузился в чтение исписанных аккуратным почерком страниц.
Только сейчас Саймон заметил, что ноги у Лили обнажены до самых бедер, и покраснел.
— Ты не хочешь надеть туфли? — Он не решился сказать, что она привлекает всеобщее внимание.
К разочарованию матросов, когда Лили и Саймон подошли к ним, ноги девушки целомудренно прикрывали сразу две юбки. Она сделала вид, что не замечает их расстроенных лиц. Увидев две пальмы, растущие так близко, что со стороны можно был подумать, будто это одно дерево, Лили поняла, что сможет найти старую тропинку к хижине, а значит, и к озеру.
— Здесь пойдем, — сказала она, и матросы тут же принялись прорубать проход в разросшихся джунглях.
Лили была поражена тем, насколько разросся лес. Как и море, остров заявлял свои права на то, что было у него взято взаймы. В знакомых криках птиц Лили слышала возмущение нежданным вторжением, нарушившим мирный ход их жизни.
Если у матросов и были вначале сомнения по поводу того правильно ли выбран маршрут, то теперь их страхи развеялись. На поляне стояла хижина.
— Ну и ну, госпожа Лили, — восхищенно протянул один и матросов, — да вы прирожденный навигатор.
— Сразу видно, капитанская дочка, — подхватил другой. Едва ли она могла разделить настроение матросов. При виде того, что осталось от ее дома, дававшего им приют столько лет сердце ее сжалось. Лианы оплели стены хижины, крыша провалилась. В довершение всего высокая пальма упала на домик и ело мала одну стенку.
— Ну… — Саймон не знал, что сказать.
— Знаешь, — произнесла Лили, — а ведь наш дом уже однажды рушился. Это было давно, в самый первый год нашей жизни здесь. Был шторм. Такой сильный, что нам пришлось искать укрытия за озером. С той стороны берег круче. Когда шторм прошел, от нашей хижины ничего не осталось. Все унесло в море. А волны еще несколько дней были такие, что на берег даже выходить было нельзя — снесет. Правда, лотом плавника мы насобирали столько, что целый месяц разводили им костер.
Матросы обогнули хижину, вернее то, что от нее осталось, и отыскали озерцо. Оно было прозрачным и прохладным. Трава здесь казалась изумрудно-зеленой и более густой. Кустарники и деревья на противоположном берегу водоема — более высокими.
Лили опустилась на колени, зачерпнула воды в ладони и с наслаждением выпила, затем присела на краю и задумалась. О чем — Саймон мог только догадываться. Увы, он был бессилен разделить ее воспоминания.
— Лили, мы можем возвращаться, бочки наполнены.
— Иди, Саймон, — проговорила Лили. — Я вас догоню.
— Хорошо, — ответил юноша. Он понимал, что кому-кому, а Лили заблудиться в здешних местах не грозит. — Я вернусь, как только доложу Валентину, что его приказ выполнен. — Саймон не замечал, что начинает воспринимать себя матросом, а Валентина — своим капитаном. — Ты не возражаешь?
— Конечно, нет. Я вспоминаю о Бэзиле. Вернешься — поговорим о нем.
— Это было бы замечательно! — Саймон улыбнулся. Печаль уступала место иному, более глубокому чувству — желанию проникнуться жизнью своего отца, представить его живым человеком. — Ну ладно, я пойду. — И он побежал за матросами, скрывшимися за деревьями.
Он даже себе не хотел признаться в том, что боится ходить здесь один.
Лили по-прежнему сидела у воды. Теплый влажный воздух был напоен запахом трав и цветов, ярких, роскошных, раскрытых навстречу солнцу. Девушка вздохнула и, закинув руки за голову, легла на землю.
Внезапно ей захотелось искупаться. Надо было торопиться, пока не пришел Саймон. Скинув платье, она заплела волосы в косы и, скрутив их вместе на затылке, собралась уже войти в воду, как вдруг услышала хруст веток. Вглядевшись в заросли, она ничего не обнаружила, но ее не покидало чувство, что на нее кто-то смотрит.
— Чоко! — негромко позвала Лили и тихонько присвистнула. Она так делала всегда, когда приглашала его поиграть.
Хруст послышался чуть ближе, и тут же — трепет крыльев и испуганный птичий вскрик.
— Чоко, — вкрадчиво позвала девушка снова, и вновь ответом ей был только шорох.
— Чоко! — На этот раз она произнесла его имя громко. Лили очень хотела увидеть ягуара. Часто за эти три года она вспоминала его, думала, не случилось ли с ним чего, жив ли он. Ей казалось, что ягуар тоже будет скучать. Чоко, превратившись во взрослого зверя, возвращался к хижине, но близко не подходил, наблюдал за ними из-за деревьев. Лили всегда знала, когда он рядом, чувствовала его присутствие. Прислушиваясь к ночному рычанию дикой кошки, она вспоминала те дни, когда он спал рядом с ней, свернувшись клубочком на подушке, и будил ее, царапая острыми коготками стены хижины.
Лили улыбнулась, вспоминая, какую мину скорчил Хартвел Барклай, когда узнал, что ему придется жить под одной крышей с попугаем и обезьяной. Да его хватил бы удар, предстань перед его глазами еще один питомец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51