Мы с тобой почти сестры теперь, а может быть, даже больше, чем сестры. А если он погиб…
Не говоря ни слова, Элизабет обвила руками плечи миссис Эшли и спрятала лицо в ее рассыпавшихся золотых волосах.
— Я не сделала ничего плохого, клянусь тебе, Элизабет. Ничего такого, чего мне надо было бы стыдиться. И если он погиб, я не вынесу этого.
— Тише, миссис Эшли, тише, — шептала Бетси, гладя ее по волосам.
Флетчер сам не помнил, как оказался у дверей миссис Эшли. Выходя из гостиницы, он совсем не думал о ней. Он ходил по городу в полузабытьи, и равномерное движение помогало ему справиться с отчаянием. И вот он стоит у знакомого порога.
Дверь на кухню была открыта. Но в полумраке он не сразу разглядел Веру, неподвижно сидевшую за столом. Она положила голову на руки и, казалось, дремала. Флетчер оставил у двери свои тяжелые от налипшей грязи башмаки и тихо вошел в дом.
Вера! Теперь он увидел ее нежный профиль, такой же милый, как и всегда, тонкий батистовый платочек, зажатый в кулачке. Все это время Флетчер помнил о том, какие страдания ей принесет известие о гибели друзей, о смерти доктора Уоррена, которого она знала многие годы.
Он помнил и о том страхе, который испытывает Вера за его собственную жизнь. Он не мог произнести ни слова. Слишком много событий вместилось в один день. Слишком быстро все произошло.
Вера подняла голову и, протирая глаза, позвала Элизабет. Она повернулась и увидела его. Флетчер стоял в дверном проеме: красный мундир, усталое красивое лицо, блестящие черные волосы. Он молча и неотрывно смотрел на миссис Эшли. Женщина вскочила, с грохотом опрокинув стул, и бросилась к нему.
— Флетчер, это ты! Флетчер, дорогой! Она прижалась к нему, гладила, хватала за руки и заглядывала в глаза. Это был он! Он был жив!
Флетчер качнулся и прильнул губами к ее золотым волосам.
— Вера, я люблю тебя.
Он тяжело вздохнул и прижал ее к себе еще крепче.
— Ты позволишь мне сесть?
Вера за руки подвела Флетчера к столу. Он поднял опрокинутый стул и сел. Вера опустилась рядом с ним на колени, взяла его руки в свои и поцеловала.
— Мы взяли форт. Наверное, ты уже знаешь? Вера кивнула. Она все еще не могла поверить, что он жив, что он здесь, рядом с ней.
— Джозеф Уоррен мертв.
— Элизабет сказала мне об этом, милый.
— Он стоял до конца. Он не побежал, поверь мне, что бы там ни говорили.
— Иначе и быть не могло, — сказала Вера.
— Ты права, — вздохнул Флетчер, — осада не была снята. Мы ничего не добились. Люди погибли напрасно.
Вера не произнесла ни слова. Она только крепко сжала его ладонь в своей. Пальцы их переплелись.
— Погибло 226 солдат. Около восьмисот ранено. От 10-го полка осталось только 26 человек. Все офицеры генерала Хау погибли во время первой атаки, — сказал он. — И все ради чего? Ради того, чтобы взять форт, который тут же был брошен, и теперь строится новый?
Вера увидела, что Флетчер заплакал. Слезы катились по его щекам, и он не пытался их скрыть. Плечи его содрогнулись. Он не отводил взгляда от окна, за которым виднелся кусочек бледно-голубого неба.
— Флетчер, прошу тебя… — начала Вера, собираясь встать.
Но Флетчер остановил ее.
— Брайан погиб, — сказал он с болью в голосе. — Господи, он спас мне жизнь и погиб. Он мертв, Вера. Он мертв.
Флетчер притянул Веру к себе и, уткнувшись лицом ей в грудь, заплакал, как ребенок. Вера еще крепче сжала его трясущиеся плечи и беззвучно плакала вместе с ним, орошая слезами его смоляные волосы.
Эзра сидел в своем любимом кресле и по привычке смотрел в холодный и вычищенный по случаю лета камин. Теплый вечер опускался на город. Из открытого окна доносилось пение птиц. Эзра снял очки и начал неторопливо протирать линзы.
Он не участвовал в этой войне. Он не хотел о ней думать. И все же вновь и вновь в мыслях возвращался к печальным последним дням. Был только один человек, который связывал его со всеми трагическими событиями, происходящими в городе.
Этим человеком была Вера Эшли. Когда Эзра видел ее в последний раз, его поразило ощущение счастья, с которым молодая женщина жила, несмотря на все тяготы. Она была счастлива, и ему следовало бы разделять ее радость. Но его обуревали совершенно противоположные чувства. Ее радость больно отозвалась в его сердце. Он вновь и вновь возвращался к мысли, что никогда не сможет добиться любви миссис Эшли. Той любви, которой он так жаждал для себя.
Той любви, которую она подарила Айронсу. Как расцвела она, получив возможность быть рядом со своим возлюбленным. Конечно, Вера старалась не показывать Эзре своих чувств. Она не хотела причинять ему боль. Но Эзра слишком хорошо ее знал и понимал все без слов.
Он давно уже свыкся с мыслью, что Вера не любит его. Но теперь ему приходилось вспоминать об этом слишком часто. И разве не он познакомил Веру с лейтенантом? Эзра глубоко вздохнул и уже собирался подняться из кресла, но какое-то движение в полумраке комнаты насторожило его. Какая-то тень появилась в дверях.
— Эзра!
Эзра поспешил надеть очки. Это была она, его Вера. И он понял, что молодая женщина плачет.
— Вера, это Вы?
— Да, — ответила миссис Эшли.
— Заходите скорее, дорогая. Не стойте там, как испуганный ребенок. Заходите и садитесь.
Вера послушно села в кресло напротив старого адвоката. Глаза ее покраснели от слез.
— Я так рада видеть Вас, Эзра. Простите, что я без предупреждения, — сказала миссис Эшли и печально улыбнулась.
— Без предупреждения? Но ведь это никогда не имело значения. Что же случилось теперь?
— Да, — ответила Вера, низко опустив голову, — да, конечно.
Они сидели в молчании, и ни один из них не решался заговорить. Наконец Эзра спросил:
— Что привело Вас ко мне, Вера? Что случилось?
Вера нахмурилась, собираясь с мыслями.
— Что-то ужасное, да? — проговорил Эзра, нервно похрустывая суставами пальцев. — Неужели война наконец испугала Вас, моя милая? Скажите, осознали ли Вы теперь, чего стоит эта Ваша так называемая свобода?
— Да, я все поняла.
— Значит, лейтенант?
— Эзра, его нет больше.
— Господи…
— Нет, нет, Вы не поняли меня. Он жив, слава Богу, жив. Но он вернулся на службу. Он исполняет свой долг.
— Он человек чести, Вера. Я всегда это знал, да и Вы тоже. Он никогда не оставит своих обязанностей. Он никогда не изменит Британии. Разве Вы ожидали чего-то другого? Разве у Вас были основания надеяться на это?
Эзра не забыл обещания, данного ему лейтенантом. Он поклялся относиться к Вере с уважением. И старый адвокат был уверен, что иначе и быть не могло.
— Нет, я не могла ожидать ничего другого, Эзра. Адвокат облегченно вздохнул, не представляя себе, как далек он был от понимания сути Вериного ответа. Вера подошла к окну и посмотрела на темнеющее небо. Стрижи пронеслись над крышами, разрезав крыльями воздух.
— Я не смогла удержать его, Эзра. Не смогла остановить. Когда он снова надел этот мундир, я поняла, чем это кончится.
Эзра нахмурился. Острая боль на мгновение пронзила грудь и исчезла.
— Моя милая, Вы так любите его?
— Да, Эзра. Ведь Вы знали об этом, не так ли? Ведь это Вы помогли моему счастью. Спасибо Вам, друг мой.
Вера отошла от окна и приблизилась к старому адвокату, сидящему в кресле.
— Спасибо Вам, Эзра, — повторила она и горько заплакала.
— Ну-ну, милая моя, успокойтесь. Встаньте-ка, как бывало раньше, рядом со мной и положите Вашу головку мне на колени. А я попробую утешить Вас, как раньше, когда Ваши горести не были так велики и я всегда мог защитить Вас, — говорил Эзра и старческий голос его дрожал. Он нежно поглаживал пламенеющие Верины волосы.
Вера опустила лицо на колени старого адвоката, в слезы капала на шелковую ткань бриджей, обтягивающих его распухшие колени.
Глава 26
Бостон, январь, 1776 г.
Прошло лето, пришла осень, наступил новый год. И не было спасения ни от осады, ни от холодной зимы. По реке Чарльз в сторону моря плыли огромные льдины. Британские посты вдоль реки были усилены. Ожидали возобновления атак бунтовщиков с того момента, как прочно встанет лед.
В городе было холодно. В ноябре разобрали на дрова старую Северную церковь, в январе — Западную и до конца месяца — еще пять зданий. В старой Южной церкви были выломаны скамьи, а само помещение, в котором еще недавно перед тысячами горожан выступал Джозеф Уоррен, использовалось для выездки лошадей в плохую погоду. Теперь прекрасные здания Бэкон-Хилла стояли унылые и заброшенные. Большинство их обитателей покинули город. Сады — гордость Бостона — поросли сорняками и стояли обледенелые и сверкающие на солнце. По улицам бродили одичавшие животные, настолько истощенные, что не могли даже служить пищей оголодавшему человеку.
Около Вериного дома англичане срубили все каштаны, и теперь только обледенелые пеньки блестели под солнцем. В декабре Вера с помощью Элизабет разобрала на дрова сарай. Начали вынимать из забора штакетник, но в конце января и это все было сожжено.
Вера и Элизабет обычно проводили время у кухонного очага. Это было самое теплое место в доме. Остальные комнаты не отапливались. Ставни на кухне были закрыты, двери завешены одеялами, чтобы не дать остаткам тепла унестись на улицу.
Женщины выбирались из дома, только когда надо было принести муку или мясо. Запасы в кладовке, еще недавно ломившейся от продуктов, теперь подходили к концу.
Вера была беременна. Несмотря на предсказания врачей, теперь стало очевидно, что она носит ребенка. От Флетчера.
Вера грела руки у очага. Последнее время она носила митенки — перчатки, у которых была обрезана верхняя часть пальцев. В них не так мерзли руки и было удобно заниматься хозяйством. Элизабет сидела рядом.
— Бетси, — окликнула ее Вера, — по-моему, стучат в дверь.
Элизабет прислушалась: ей тоже послышались какие-то звуки у входной двери.
— Я пойду посмотрю, — сказала девушка.
— Я сама, — ответила Вера, — оставайся на месте, тут по крайней мере тепло.
Вера укуталась в шаль, прикрыв свой округлившийся живот, и пошла открывать. Она открыла дверь в прихожую и быстро закрыла ее за собой, чтобы не выпускать тепло.
В прихожей было темно и так холодно, что изо рта шел пар.
— Иду, уже иду! — крикнула она.
Вере долго пришлось провозиться с входной дверью, и, когда она наконец поддалась, в дом ворвался снежный вихрь, который чуть не свалил Веру с ног.
— Моя дорогая, Вы не ушиблись? — спросил знакомый голос.
Вера почувствовала, что вошедший мужчина взял ее за локоть.
— Кто Вы? — спросила Вера.
Оказавшись снова в темноте после короткой вспышки света из открытой двери, Вера моргала и никак не могла разглядеть вошедшего.
— А у Вас тут темно, — прокомментировал мужчина. — Разве у Вас нет лампы, миссис Эшли?
— Нет, здесь нет, — ответила Вера с беспокойством. — Кто Вы?
Вошедший расхохотался.
— Вы и вправду не узнаете меня, миссис Эшли? Ну так я Вас сейчас обрадую. Это я, Чарльз Джонсон собственной персоной, пришел навестить Вас.
Вера ничего не сказала. Она с трудом освободила руки и отошла в сторону. Меньше всего ей хотелось чтобы он узнал о ее положении.
— А у Вас нет другого места, где Вы могли бы принять гостей? Здесь довольно неудобно, и я Вас не вижу.
— Зачем Вы пришли? — спросила Вера.
— Ну вот, любезна, как всегда. А я-то думал. Вы меня уже давно простили. Неужели Вы забыли нашу чудесную прогулку? Конечно, она была бы еще лучше, если бы с нами не было этого ужасного Айронса.
Он снова расхохотался.
— Ну ладно, я не хотел об этом говорить. Вы знаете, я просто проходил мимо и подумал, что неплохо было бы Вас проведать. Удостовериться, что у Вас все в порядке.
— Проходили мимо? Это в такую-то погоду? Вам бы следовало оставаться дома, сударь.
— Ну, может. Вы и правы. Во всяком случае, здесь гораздо холоднее, чем на улице. Но не можете же Вы меня отправить назад, не подкрепив чем-нибудь мои слабеющие силы?
— У нас нет вина, — ответила Вера, прищурившись.
Джонсон изобразил горькую обиду.
— Ну, знаете, я и не просил, миссис Эшли. Хотя бы дайте мне немного поесть.
Вера подумала, что довольно глупо с ее стороны стоять в темной прихожей и обмениваться колкостями с малознакомым мужчиной. Она встречала Джонсона только два раза, и обе встречи были крайне неприятны, тем не менее этого было недостаточно, чтобы вынести окончательное суждение. Вера решила, что было бы не великодушно прогонять его.
— У нас все довольно скромно, мистер Джонсон, но, я думаю, мы сможем Вам что-нибудь предложить. Идите за мной осторожно, и я проведу Вас на кухню. Это единственное помещение в доме, которым мы пользуемся.
Вера поспешно прошла вперед, прислушиваясь к звуку его шагов и опасаясь, как бы он не подошел слишком близко. Войдя на кухню, Вера сразу же опустилась на единственный оставшийся стул: стулья, а также множество деревянных предметов были отправлены в огонь. На кухне была открыта одна ставня, и немного света проникало в помещение.
Элизабет отвернулась от очага, и глаза ее расширились от изумления. Вера с беспокойством кивнула Бетси.
— Элизабет, это мистер Джонсон, мой знакомый. Мистер Джонсон, это мисс Уаттс.
Чарльз медленно вошел в кухню и огляделся. Он окинул Элизабет таким нескромным взглядом, что девушка нахмурилась и посмотрела на хозяйку.
Вера чуть наклонила голову и плотнее запахнула шаль на животе. Элизабет поняла намек хозяйки.
— Садитесь, мистер Джонсон, — предложила девушка, не заботясь о том, как он сможет это сделать.
Бетси сразу заметила, что Чарльз хорошо одет, хотя костюм стал ему немного свободен.
Чарльз был мужчиной высокого роста с претензией на хорошие манеры. Элизабет поразил его откровенно-настойчивый взгляд, который он бросал на миссис Эшли, прогуливаясь по кухне со шляпой в руке.
Вера наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Он сильно изменился со времени их последнего свидания: очень похудел и одевался гораздо скромнее. Лицо было мрачным, глаза, которые и в прежние времена казались очень светлыми, сейчас были почти бесцветными.
«Боже мой, — подумала Вера, — по-моему, он голодает!»
— Элизабет, — сказала она осторожно, — у нас есть несколько яиц, чтобы поджарить их для мистера Джонсона?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37