Это прозвучало так безжалостно в его устах. Он слепо оглядел комнату, провел рукой по волосам и почувствовал, как жизнь уходит из него.— Ах, Артур, — сочувственно произнесла Клодия. Он уронил записку на пол, но даже не заметил этого.— Я пришлю за ее вещами, — проговорил он и поплелся к двери.— Артур…Но он не остановился, оставшись глухим к оклику Джулиана. Глухим ко всему, кроме боли от утраты и собственного негодования.Она ушла, даже не сказав «прощай».Первые часы после того, как он понял это, прошли в дымке само уничтожающего опустошения.С таким же успехом она могла бы умереть.Конец один и тот же. Она лишила его возможности услышать ее доводы, лишила возможности объяснить ей свою точку зрения и попытаться ее переубедить. Она даже не пожелала проститься, чего требует обычная вежливость. О нет, она просто вычеркнула себя из его жизни, не сказав ни слова, внезапно и окончательно, не дав ему никакой возможности высказать то, что лежало у него на душе. Как он будет жить без нее? Как будет проводить дни без ее улыбки, ночи без се дыхания на своей шее?С таким же успехом она могла бы умереть.В ту ночь Артур почти не спал, он метался по кровати, ему снились Филипп и Керри. Он снова оказался в бальном зале среди каких-то блестящих предметов и людей, он искал Керри, пробивался сквозь толпу танцующих и, в конце концов, нашел ее в объятиях смеющегося Филиппа. Он схватил ее, привлек к себе, но она растаяла. Просто растаяла — и все.Самыми черными оказались два последующих дня. То, что она предала его любовь и доверие, было самым жестоким из всего, что он испытал в жизни, и это разъедало его душу, точно раковая опухоль. Он попробовал забыться в «Томе О'Шэнтере» при помощи обильных возлияний, но боль от этого не стала меньше. Даже его рассудок издевался над ним — ему казалось, что на самом деле она никуда не уехала, что она все еще в Лондоне, и он искал ее среди женщин, которых встречал на улице.Неделю спустя из Сазерленд-Холла вернулся Алекс вместе с женой Лорен и тремя сыновьями. Понадобилось два дня, чтобы Артур пересилил свою хандру и нанес ему визит. Он явился на Одли-стрит, дом двадцать два, и стало ясно, что Алекс уже слышал новости о несчастной любви брата. Последний номер «Тайме» лежал на письменном столе Алекса, Артур уже видел раздел светской хроники, озаглавленный «Говорят, что», где рассказывалось о том, что некий брат влиятельного герцога разделался со своей шотландской деревенщиной, чем весьма потешил высшее общество.Он ждал, что Алекс устроит ему скандал, напомнит, что он сын восьмого герцога Сазерленда и брат десятого. Он упал в кресло, нехотя взял чашку чаю из рук горничной и уставился на портрет отца с матерью.— Вчера вечером я случайно встретился в клубе «Уайте» с Кеттерингом.Артур промолчал, ожидая нравоучений. Однако, к его огромному изумлению, Алекс, покосившись на кружевные манжеты, заметил:— Я думаю, для тебя это было очень сложное время. Слабо сказано. Это был просто ад.— Я вспомнил о времени, предшествовавшем нашей женитьбе с Лорен.Артур взглянул на брата.— Вряд ли это одно и то же.Это действительно так, ведь Лорен была графиней, ее семья вращалась в свете. А когда она сбежала к себе домой, дом этот находился всего в нескольких милях от Сазерленд-Холла, причем в таком месте, где Алекс мог с легкостью ее настичь. Больше того, в то время Алекс был обручен с другой девушкой. Он не положил к ногам Лорен весь мир, которым она пренебрегла, исчезнув бесследно как это сделала Керри.Алекс пожал плечами и поднял глаза на брата.— Вот как? Я помню, как сидел вот в этой самой комнате с нашей матушкой. Лорен уехала, а я должен был вступить в брак с Мерлин Ризи. Это были чудовищно мрачные дни. А знаешь, что мне тогда сказала матушка?Артур покачал головой.— Она сказала: «У французов есть поговорка: настоящая любовь подобна привидению — все о ней говорят, но мало кто ее видел».Артур равнодушно пожал плечами.— Ну и что?— А то, — спокойно ответил Алекс, — что она заставила меня разорвать помолвку и поехать за Лорен, которую я любил. — Артур раздраженно затряс головой.— Все это мне известно, но это не одно и то же! Вряд ли ты, братец, можешь думать, что я отправлюсь в Шотландию…— А что тебя здесь удерживает?Артур уставился на старшего брата, словно тот потерял рассудок. Алекс поднял темную бровь, и, ей же богу, Артур подумал, что так оно и есть.— Да тебе известно, Алекс, кто она такая? Это вдова бедного шотландского фермера, который попробовал выпутаться из своих финансовых затруднений, одолжив деньги у Филиппа. Только он их растратил впустую и все потерял. У Керри Маккиннон нет за душой и фартинга.Алекс рассмеялся.— В нашей семейной истории найдутся случаи и похуже, — заявил он весело. — Если бедность — ее единственное преступление, мне кажется, можно вполне закрыть на это глаза.— А как же отсутствие у нее связей? Даже Пэдди и та обращалась с ней холодно.— Я не знаю, какое значение в эдинбургских гостиных имеет отсутствие у нее связей, — но здесь? Если наша матушка примет ее, ее примет Пэдди, и Кеттеринг, и Олбрайт, а также наш кузен Уэстфолл… и Дарфилд тоже, разумеется. Они, конечно же, не обратят никакого внимания на такую мелочь, как отсутствие связей. Что еще тебя тревожит?Артур с изумлением смотрел на брата.— А как ты думаешь, какие приглашения мы получим в разгар сезона? — скривившись, спросил он. — Когда ты и все остальные поедут на бал, кто захочет видеть нас за своим обеденным столом?Алекс нахмурился и снова принялся изучать свои кружевные манжеты.— Какое это имеет значение, если ты будешь жить в Шотландии? — Он поднял глаза, оценил реакцию Артура и быстро продолжил, прежде чем тот успел заговорить: — Послушай, Артур, ты всю жизнь прожил в тени окружающих. Не отрицай — ты третий сын герцога, и этим все сказано. Ты был одним из повес с Риджент-стрит, это верно, но ты в основном наблюдал за жизнью со стороны. И ты не раз мне жаловался, что контора «Братья Кристиан» в тебе не нуждается. Ну и прекрасно! Пришло время зажить своей жизнью, тебе давно пора найти в ней свое место и, может быть, изменить ее. Кеттеринг рассказывал о твоем пребывании в Шотландии и о том, что тебе понравилось работать на земле. А здесь разве это возможно?Артур безмолвствовал.Он безмолвствовал еще долго после того, как вышел из кабинета брата. На вызов, брошенный Алексом, он не нашел ответа, да Алекс и не настаивал. Но, возвращаясь, домой по Одли-стрит, Артур думал о том, что Алекс, возможно, прав. Он никогда не жил по-настоящему в отличие от других. Ему всегда казалось, что в его жизни чего-то не хватает, потому что-то, что в ней было, не оправдывало его существования.Но уехать в Шотландию?О Господи, как же он скучает по Керри! Несмотря на все свое негодование, он очень скучает! Эта глупая девчонка вознамерилась сделать благородный жест и освободить Томаса. Если бы он знал, как она уехала или когда, можно было бы попробовать ее остановить, но она сбежала, не сказав ему ни слова, чем разбила все его надежды.Он шел, размышляя об этом, и чуть не налетел на стайку дам, вышедших на прогулку. Он неловко приподнял цилиндр в знак приветствия, как вдруг увидел среди них Порцию, которая улыбалась ему из-под зонтика.— Лорд Кристиан, — промурлыкала она, — я так рада вас видеть!— Леди Рот, — сдержанно поклонился он, а затем отвесил поклон остальным дамам.— Удивительно, что мы встретили вас. Я слышала, что вы сильно хандрите с тех пор, как ваша подружка сбежала в свою Шотландию. — Дамы захихикали, а Порция посмотрела на него с дьявольским блеском в глазах.Как он презирает эту хитрую, расчетливую особу! Он посмотрел на ее подруг — репутация каждой из них была ему хорошо известна. Они были ничуть не лучше Порции, и теперь все улыбались ему одинаковыми понимающими улыбками.— Вам следовало бы, леди Рот, более тщательно выбирать для себя поставщиков сплетен. Как видите, я чувствую себя превосходно.— И это прекрасно, сэр! Невыносимо было бы думать, что вы чахнете из-за какой-то нищей шотландской девчонки.Дамы снова захихикали, а Порция улыбнулась так широко, что толстый слой косметики на ее лице пошел трещинами.Артур усмехнулся, приподнимая цилиндр.— Вы, как всегда, заботливы, леди Рот. Всего доброго, леди.Он обогнул их и пошел дальше и услышал, как Порция тихо рассмеялась за его спиной.Теперь он был согласен с Керри. Она никогда не приспособится к этой жизни; она никогда не обретет необходимой для этого наглости. Его мир обошелся с ней несправедливо, и впервые Артур всерьез задумался — почему бы ему не приспособиться к ее миру? Дни, проведенные в Гленбейдене, казались ему самыми счастливыми в жизни. Там он ощущал себя мужчиной, непобедимым и сильным.Эта мысль дразнила его, не давая покоя. За одиноким ужином Артура вдруг посетило прозрение. Он только сейчас понял, почему Керри поступила так, как поступила: независимость была одной из тех черт ее характера, которыми он так восхищался. И он часто подшучивал над ней из-за этого, но не обращал внимания на ее желания. Он делал так, как казалось лучше ему, решив, что сама она не знает, что для нее лучше. Как же он был высокомерен! И ведь он знал о семейных узах, связывающих ее с Томасом, и уж конечно, должен был бы знать, что она сдвинет горы, чтобы его спасти.Правда в том, думал он, ковыряясь в баранине, что сейчас он готов сделать все, лишь бы ее вернуть, и бросить все, что у него есть, ради Шотландии.А почему бы и нет? Ему нечего терять, кроме самого себя. Разве не это говорил ему Алекс? Глава 24 Шотландия, Гленбейден В горах Шотландии уже наступала осень. Из маленького окна своей камеры Керри видела ярко-красные, желтые и оранжевые листья, падающие на землю маленького тюремного дворика. И всякий раз, когда падал очередной листок, Керри спрашивала себя: увидит ли она снова гленбейденские деревья?Суд состоится, как сказал ей Монкрифф, когда мировой судья будет проезжать через Пертшир для слушания судебных тяжб. Может, через две недели. Может, позже. Их с Томасом будут судить вместе.Томас. Она видела его всего лишь пятнадцать минут, до того как ее увели. Измученный, страшно исхудавший, он испытал потрясение, увидев ее, поскольку был уверен, что она погибла. Он был настолько переполнен радостью, что не сумел сказать ей ничего, кроме того, что все будет хорошо. Тогда она ему поверила, потому что не сомневалась, что стоит ей рассказать, как все произошло, и Томаса сразу освободят.Но все вышло по-другому.Камерон Монкрифф утверждал в своем обвинении, что они с Томасом были любовниками и убили Чарлза, чтобы Керри не пришлось выполнить обещание ее покойного мужа, данное ему, — обещание, которое обязывало ее выйти замуж за этого несчастного придурковатого малого.Обвинение было нелепо: многие знали, какие на самом деле отношения связывали Керри и Томаса, и больше того — они видели, как он уходил из Гленбейдена, гоня перед собой стадо. К несчастью, большая часть этих людей уехала из Гленбейдена навсегда, и Керри понятия не имела, где теперь находятся Большой Ангус и Мэй. И все же она наивно верила, что правда победит, и пыталась объяснить полицейскому сержанту, который доставил ее сюда, что убила Чарлза, защищая себя. Но чем больше она говорила об этом, тем более глухими становились полицейский сержант и Монкрифф. Никто ей не верил — никто не хотел ее даже слушать.Итак, ее с Томасом будут судить за убийство, и за это преступление, как сообщил им Монкрифф со злобной радостью, их ждет смерть через повешение. Чтобы подчеркнуть этот пункт, он посадил ее в камеру в старинной башне в своем поместье, окно которой выходило на площадь, где казнили осужденных.Находясь одна в камере, где ей нечем было заняться, разве что следить за сменой времен года и строительством виселиц, Керри целыми днями думала об Артуре. Она ужасно скучала по нему. Ах, она уже забыла о выселении — довольно скоро она поняла, что он был прав, что это Фрейзер отобрал у нее землю, а вовсе не он. И она с радостью поверила в то, что он рассказал ей о своей роли в этом деле.Самое трудное — труднее она ничего не знала в жизни — это жить, не видя Артура. Она скучала по нему; почти каждую ночь, думая о нем, она плакала, пока не засыпала, и каждое утро просыпалась, тоскуя по его улыбке и нежным ласкам. Но тут появлялась матрона с миской варева, претендующего на наименование овсянки, холод, остудивший толстые стены башни, пробирал ее до костей, и она снова начинала молиться, пока мысли ее не истекали кровью от воспоминаний об Артуре.Как же она любила его! И судя по всему, она так и сойдет в могилу, продолжая его любить.Как-то раз, в одно особенно холодное утро, ее тюремщица миссис Мьюир — в конце концов Керри удалось уговорить ее назвать свое имя — принесла таз с холодной водой и лоскут ткани.— Давай вымойся, девушка. С тобой будет говорить барон.Керри тяжело вздохнула. Миссис Мьюир подняла свои толстые брови и швырнула ей грязный лоскут. Нечеловеческим усилием воли Керри поднялась с комковатого матраса, заменявшего ей постель, и подошла к тазу.Она вымылась. Ей даже удалось завязать волосы узлом на затылке, когда Монкрифф вошел в камеру и заполнил собой ее тесное пространство. Вид у него был на редкость свежий, седые волосы прекрасно причесаны, бриллиантовая булавка сверкала на шейном платке. Сложив руки за спиной, он медленно обошел Керри, внимательно ее рассматривая.Потом остановился перед ней.— Две недели в этих стенах не пошли вам на пользу, миссис Маккиннон. И все-таки мне кажется, что вы вполне достойны того, чтобы вас спасти.Керри равнодушно пожала плечами.— Очень любезно с вашей стороны это заметить. Но почему вас это волнует? Вы ведь намерены добиться, чтобы меня повесили еще до прихода зимы?Монкрифф улыбнулся.— Довольно острый язычок для особы в таком затруднительном положении, как ваше, миссис Маккиннон, вам не кажется?Терпение Керри давно уже истощилось, и она была не в настроении играть с бароном во всякие там игры. Обхватив себя руками, она гордо вскинула подбородок.— Я прекрасно сознаю, в какое затруднительное положение мы попали, милорд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44