Санто был бледен – он явно не часто бывал на солнце. Все его любили.– Привет, – сказал он мягко.Мне явно было нечего делать в этой разномастной толпе.– Добро пожаловать, Фреди, – сказал Санто.– Спасибо, но в самом деле, мне не следовало вторгаться. Я зайду в другой раз.Раздался хор протестующих голосов. Сойер прислонился к кухонной стойке, скрестив руки на груди. На его лице было написано еще большее любопытство. Я хотела сказать, что ему следует разнообразить свой репертуар эмоций, но решила, что это вызовет еще одну эмоцию, которую я уже наблюдала. Задумчивый мачо. Или это было презрение? Так или иначе, пусть лучше будет любопытство.– Оставайся! – настаивал Бернс.– Да, пожалуйста, – добавила Сета.– Скажи ей, чтобы она не уходила, Сойер, – попросил Санто с вежливой настойчивостью.Мой художник лишь посмотрел на меня с понимающей улыбкой. Он не попросил меня остаться, но, клянусь, в его глазах был вызов, как будто он ни на секунду не верил, что я уйду.Всем известно, как я воспринимаю вызов.– Спасибо, – сказала я. – Очень мило, что вы приняли меня в вашу кампанию. Чем-нибудь помочь?Все молчали.– Никто, кроме меня, не готовит на моей кухне, – сказал Сойер.Я бросила на него взгляд, в котором читалось: «Ты уверен, что ты не гей?» Сойер лишь рассмеялся, а Санто нашел мне стул. Маркус налил мне темного красного вина из одного из разномастных стеклянных кувшинов. Я не только не большой сторонник кувшинов, но еще и обычно пью шампанское или, на худой конец, белое вино. Но Сойер наблюдал за мной.– Спасибо, – сказала я, принимая баночку из-под джема, наполненную красным столовым вином.Сойер подмигнул мне и отвернулся к плите.И в самом деле, все, кроме меня, что-нибудь принесли. Хрустящие батоны в коричневых бумажных пакетах, сыр, оливки, вино. Много вина. На очень большой стальной плите у хозяина стояло множество разнокалиберных сковородок. И в кухонной утвари мистер Джексон не признавал единообразия.Я чувствовала себя героиней романа Хемингуэя. Богатая американка, путешествующая по миру, обедает в Париже с компанией неряшливо одетых эмигрантов. Судьба уносила меня все дальше от моего мира.Кухня была обставлена довольно просто, хотя плита оказалась марки «Викинг», а холодильник – «Сабзеро», что свидетельствует о том, что здесь вряд ли кому-то знаком голод, физический или финансовый.Однако.Говорили громко, обмениваясь мнениями о политике, религии, частных делах самого личного характера. Сойер резал, жарил и гремел сковородками с особой страстностью. Я не сомневалась, что именно так он создает свои произведения. Одновременно он смешил своих друзей и отвечал на их шуточки и обвинения смехотворными (если отвлечься) угрозами их здоровью. Я смирилась с мыслью, что сегодня вечером «делами» заняться не удастся, и откинулась на спинку, потягивая вино из баночки.Не знаю точно, сколько прошло времени, но вот Сойер расставил на столе весь ассортимент керамических тарелок и мисок, и гости, не смущаясь, засуетились, накладывая себе и соседям разную снедь. Сойер со скрипом подвинул стул и подождал, пока я попробую кусочек пирога с козьим сыром в карамели, который он поставил передо мной. Вся компания тоже притихла и наблюдала за мной вместе с ним.Я вежливо откусила кусочек и была просто потрясена, с трудом сдержав НС-ный стон удовольствия.Гости радостно загалдели.– Успех! Ей понравилось! Ты гений, приятель!Сойер привстал и театрально поклонился, вызвав еще больше одобрительных возгласов, затем снова сел и посмотрел на меня через стол (его друзья были заняты разговорами, едой и смехом). Я почувствовала, как все внутри меня согрелось, и сердце мое снова заколотилось.Потом был сыр «Моцарелла» и маринованные помидоры... Еще оливок. Еще хлеба. Еще вина. За всем этим последовало оссобуко – рулька с мозговой костью, которая просто таяла во рту, на гарнир – рис в томатном соусе, который следовало занести в «Поваренную книгу» Лиги избранных Уиллоу-Крика.Санто говорил о своей поэзии, и его не задело, когда Дюран взял одно из стихотворений, над которым он сейчас работал, и сделал из него непристойную рифмованную белиберду. Могу поспорить, что Дюран сделал это, скорее, чтобы подразнить меня, а не Санто, так как поэт посмотрел на меня и попросил прощения. Но для всех явилось полной неожиданностью, когда я расхохоталась, икнула и в свою очередь процитировала короткую непристойную песенку. Я виню в этом вино.С этого момента голоса становились все более громкими. Они говорили о своей работе, надеждах, мечтах. Оказалось, что Сойер обладает удивительной способностью внушить каждому из них чувство, что они могут достичь всего, чего бы ни пожелали. Разговор одновременно вызывал болезненные чувства и захватывал, как крушение поезда, от которого невозможно отвести взгляд. Кто знает, сколько бы это еще продолжалось, если бы Дюран ни с того ни с сего не повернулся ко мне и не сказал: «Теперь я понимаю, почему ты стала той музой, которая вдохновила нашего друга снова писать». Я моргнула.– Ты – муза Сойера? – спросил вдруг оживившийся Санто.– Как будто ты не догадался об этом в ту минуту, как она вошла, – усмехнулся Маркус.– Нет! То есть, когда Сойер рассказывал о своей музе, он называл ее...– Санто.Нетрудно догадаться, кто оборвал его. Все заулыбались. И позвольте вам сказать, что Сойер Джексон со своим чеканным профилем, внушающий чувство уверенности и безопасности, являл собой зрелище, на которое стоило посмотреть. Прямо как на портрете в главной комнате.Санто робко сказал:– Прости. На самом деле он не называл тебя как-нибудь плохо. – Он нахмурил лоб. – Ну, не слишком плохо, по крайней мере.Сойер закатил глаза:– Ну, слава Богу!Моя радость стремительно уходила, однако все остальные считали, что это ужасно забавно. Дюран присвистнул, оглядывая меня.– Точно, я вижу. Вижу в тебе источник его вдохновения. – Он поднял стакан. – За музу Сойера!Это мне понравилось – так необычно, я никогда раньше не была чьей-либо музой, во всяком случае, мне не было об этом известно.Сойер покачал головой и, сдавшись, рассмеялся:– Да, она так меня достала, что мне необходима была какая-нибудь отдушина. Начать писать было одним из возможных выходов.И опять смех... но только не мой. Это высказывание мне совсем не понравилось.Мара встала из-за стола и поставила какую-то музыку в стиле кантри. Сета начала танцевать: во-первых, одна, во-вторых, со стаканом вина в руке и, в-третьих, шелестя своими фермерскими юбками. Бернс последовал ее примеру. Остальные присоединились к ним, оставив меня наедине с хозяином дома.– Ну, думаю, мне пора идти, – сказала я. Сойер бросил салфетку на стол, встал и поднял меня с места, потянув за руку.Считается, что отнюдь не каждому мужчине дано ворваться в жизнь женщины и все в ней изменить. На той кухне со мной это случилось впервые. Так что, когда он сказал: «Давай потанцуем», может ли кого-то удивить, что я позволила ему вытащить себя на импровизированный танцпол и тут же закружилась в техасском ту-степе.– Давай, расслабься, – поддразнивал он.Я начала двигаться под музыку. Шаг, шаг, разворот. Мне лучше удается трехшаговый вальс. У меня даже есть сертификат «Мисс Маленькая Дебютантка», удостоверяющий это.– Ты можешь танцевать лучше, – заявил он. И тут сработало мое упрямство. Я приняла еще один вызов. Может быть, меня ожидает такое же похмелье, как после алкогольного чаепития Никки. В чем бы ни крылась причина, но мои шаги стали более раскрепощенными, а повороты – более энергичными. Только у меня стало получаться, как музыка изменилась.На секунду мы остановились и отодвинулись друг от друга, но тут заиграла баллада Гарта Брукса. Такие песни не подразумевают разумную дистанцию. Криво улыбнувшись, Сойер долгим взглядом посмотрел на меня, а потом протянул мне руку.Что мне оставалось делать? Даже леди на курсах «Мисс Маленькая Дебютантка» сказали бы, что в такой ситуации отказать было бы грубо. Ну, может быть, и нет, но мне хотелось танцевать.Он с легкостью вел меня, ботинки его ритмично шаркали по деревянному полу в такт музыке. При каждом повороте его бедро вскользь задевало мое, что не прошло для меня незамеченным.– Где ты научился так готовить?– После окончания колледжа я год прожил в Италии, в маленькой деревушке. Там были перебои с фастфудом и доставкой пиццы. – Он притянул меня совсем близко, и я почувствовала, как он улыбнулся, касаясь губами моих волос. – Человеку нужно как-то питаться. Мне не оставалось ничего другого, как научиться готовить.Трудно было поверить, что Сойер, который так легко общается со своими друзьями, и Сойер, который захлопнул передо мной дверь, когда я предложила ему выставить его работы у меня в галерее, один и тот же человек. Конечно, суровый ковбой Мальборо был опасен для меня. Но этот мужчина с открытой ироничной улыбкой и мальчишеским шармом был гораздо более опасен, и я вполне могла не устоять.Я отогнала от себя эту мысль:– Что привело тебя в Италию?– Искусство.Всего-то.– Искусство?– Угу.Он провел меня в танце мимо других пар, держа рукой сзади чуть ниже талии, и я забыла о том, что мне следует и чего не следует делать. Когда мы подошли к крыльцу, он взял легкую куртку и потянул меня через боковую дверь вниз по трем деревянным ступеням во двор.Стояла изумительная ночь с полной луной на небе и легкой прохладой в воздухе. Мы прошли через двор, и я решила, что он ведет меня в студию. Я заметила, что широко улыбаюсь.Он ничего не сказал, но я почувствовала, как он недоуменно пожал плечами.– Так, значит, это я подвигла тебя снова заняться живописью? – настойчиво спросила я, и даже мне самой был явно слышен НС-ный подтекст «плохой девчонки».– Я думал, что люди твоего класса по крайней мере притворяются скромными.Мы обогнули дом, и я увидела студию. Вместо того чтобы обидеться, я рассмеялась:– Это вино на меня так действует.Он опять криво усмехнулся:– Может быть.– Что может быть?– Может быть, ты заставила меня снова начать писать.Мне вдруг пришла в голову мысль, и я, не задумываясь, спросила:– А что заставило тебя бросить живопись?Пару шагов он молчал, обдумывая ответ:– Трудно сказать. Жизнь. Все вышло не так, как я ожидал.Потом он остановился, и я тут же забыла о музах и желании посмотреть его работы. Он прислонился к саманной стене, и сердце у меня бешено заколотилось, когда его взгляд скользнул ниже, к вырезу моей непристойной туники. Все это было усилено вином, и у меня появилось очень сильное желание сделать много такого, чего, я знала, делать не следует.Беги, сказала я себе. Прочь от этого мужчины. И хоть твой муж оказался лживым и подлым, запустившим к тому же руку в твой карман, ты все равно замужем.Вместо этого я посмотрела на его рот.Я почти не ощущала холода, пока он не накинул куртку мне на плечи, подняв воротник, чтобы согреть меня. Пристойное поведение всегда было чем-то само собой разумеющимся, как рефлекторное подергивание коленки, если доктор стукнет по ней маленьким резиновым молоточком. Но не в ту ночь.Я почувствовала, как его рука скользит по моей шее, минуя ключицу, и дальше вниз. В голове перестал звучать сигнал тревоги, и можете называть меня как угодно, но я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что хочу, чтобы он меня поцеловал.Секунду Сойер задумчиво смотрел на меня темными-темными глазами, пока ладони его спускались вниз по моим рукам.– Возможно, это не самая удачная идея, – сказал он.Я перевела дыхание, чувствуя себя спасенной и в то же время разочарованной:– Ты прав.Разумеется, он был прав.Но когда он собрался отодвинуться, случилась очень-очень плохая вещь. Мои пальцы потянули его за рубашку.Он замер и внимательно посмотрел на меня.– Черт, – произнес он и поцеловал меня.Я закрыла глаза и припала к его губам, как мечтала с того самого дня, когда узнала, что он не гей. Он прижал меня к себе. Он целовал меня, и его руки смело ласкали мое тело. Но в конце концов все-таки оказалось, что я не зря была воспитана в строгой морали. В последнюю секунду, пока не стало слишком поздно, я разжала пальцы и толкнула его в грудь.Он отступил, и я смогла выскользнуть.– Чудесная вечеринка. Спасибо, что пригласил меня! – сказала я и пошла прочь, едва не переходя на бег.Дойдя до угла дома, я услышала его голос:– Фреди.Хоть этого и не стоило делать, я остановилась.– Надеюсь, тебе стало лучше.Ироничные улыбки, мальчишеский шарм, а теперь доброта. Мне удалось кивнуть.– Я рад, – сказал он. – Ну, спокойной ночи.– Спокойной ночи.Я поспешно, но вежливо попрощалась с остальными гостями и выскочила через парадную дверь. Пока я не выехала за ворота, мне не удавалось перевести дыхание. Мне нравилось быть правильной. Я хотела быть правильной. Секс с ним был бы незабываемым, но я не желала этого. Он умел сделать так, чтобы женщина почувствовала себя на небесах. Уж лучше я остановлю свой– выбор на омарах, поджаренных на мескитовом гриле. Честно. Глава двадцать вторая Была уже почти полночь, когда я добралась до дома, и в тот самый момент, когда я вошла через заднюю дверь, зазвонил телефон. По непонятным мне самой причинам я решила, что это Сойер.Поднимая трубку телефона, стоявшего на маленьком столике в кухне, я чувствовала себя старшеклассницей, которой поздно вечером позвонил парень.– Алло? – сказала я.– Фред.Я опустилась на стул, как подкошенная, стукнувшись коленками о деревянную столешницу.– Фред, ты удивлена?– Гордон? – меня перехватило дыхание. – Где ты?Он хихикнул в трубку.– Прости, не могу сказать. – После чего разразился сумасшедшим смехом. Мой муж.– Ты пьян!– Совсем немного... или много. – Он снова засмеялся. – Как жизнь?– Не слишком хорошо, как ты можешь догадаться.– Да уж, могу поспорить. И каково быть бедной?Можно сказать, «хук слева из ниоткуда»?– Дерьмово, не правда ли? – добавил он с еще одним смешком.Раньше он не употреблял таких слов, как «дерьмово», и я никогда не видела его пьяным.– Гордон, скажи мне, что с тобой происходит.– Что происходит? У тебя нет денег – вот что происходит. Хотя я тебя знаю – держу пари, ты никому не сказала, кроме этого неотесанного Говарда Граута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42