Когда они наконец приступили непосредственно к съемке, мне пришлось созерцать полуобнаженного Сойера (вернее, обнажившегося настолько, насколько его удалось уговорить) у моего бассейна. На нем были джинсы и расстегнутая рубашка. Не могу точно сказать, кого из нас это взволновало больше – меня или Питера.Сойер так хорошо смотрелся у бассейна, что даже Кика вполне пришла в себя и стала наблюдать за происходящим вместе со мной.– Он красивый, – начала она. – Почти такой же красавец, как дон Хуан де Танго.Это так, но я не собиралась соглашаться с Кикой.– Несомненно, его бойфренд тоже так считает.– Бойфренд? – Кика окинула меня сердитым взглядом. – Ты что, ревнуешь к Питеру?Я мастерски разыграла возмущение:– Что за вздор! Я вовсе не ревную к Питеру. – Я и не ревновала. Правда.Кика фыркнула:– Как нехорошо, мисси Уайер.В этот момент мы заметили, что Сойер смотрит на нас. Сверкнув глазами, он сделал несколько шагов в нашу сторону, но, вместо того, чтобы подойти ко мне, взял вдруг Кику за руку и закружил ее в танце.– О, мистер Сойер!Она произнесла это, как школьница, потерявшая голову от самого красивого мальчика на выпускном балу. Мне стало за нее стыдно.Затем Кика снова оказалась рядом со мной, правда, ненадолго, так как теперь наступила моя очередь. Мой художник увлек меня на площадку, вальсируя со мной так же, как с Кикой.– Мистер Джексон! – По крайней мере, у меня получилось не так плохо, как у Кики. – Что вы делаете?Он притянул меня ближе; Кика чуть ли не молилась. Не похоже было, чтобы Сойер обратил на это внимание. Он кружил меня вокруг бассейна, как будто мы участвовали в конкурсе бальных танцев. При этом он напевал мелодию, под которую мы танцевали. Это было странно и весело.После нескольких поворотов он исполнил финал в стиле дона Хуана. Я была в смятении, что и говорить, потому что когда кто-то держит тебя вот так крепко, можно почувствовать... силу. Я не знаю, как еще назвать это. Удерживавшие меня руки были напряжены. Если бы он не имел склонности к мужчинам, весь этот танец мог бы показаться просто непристойным – я замужем, да и вообще... К счастью, об этом можно не беспокоиться. Я решила, что иметь голубого приятеля гораздо лучше, чем мужа, так как он был сильным, привлекательным, и к тому же можно было не бояться, что он разочарует меня.Это было на удивление приятно, и я полностью доверилась его ничем не угрожающей силе. Это было именно то, в чем я неосознанно нуждалась всю свою жизнь. Друг-мужчина, который, глядя на меня, не желал бы меня или не ревновал.– Я просто без ума от тебя, – сказала я.Когда он поднял меня и притянул к себе, я снова ощутила волнение. Это было начало большой, прекрасной платонической дружбы с мужчиной, который не поставит под удар мою репутацию. Я чувствовала себя счастливее, чем когда-либо, и жалела, что мысль найти такого друга, как он, не приходила мне в голову раньше.Он посмотрел на меня и улыбнулся, как будто точно знал, о чем я сейчас думаю, и тоже подумал об этом. Или это мне передалась его мысль.– Имей в виду, – прошептал он мне на ухо, – я не гей. Глава семнадцатая Всю свою жизнь я ездила по одному и тому же шоссе среди прекрасных ландшафтов, никогда не сворачивая и не пользуясь объездной дорогой. На психологии, моем самом ненавистном предмете в колледже, нам говорили, что на отношение девочек к окружающему миру очень сильно влияет то, как обращался с ними отец.В конце восьмого класса в школе устроили бал выпускников. Мы все пришли в неописуемое волнение, так как это был наш первый бал. Даже Пилар, при всем ее хладнокровии, была взволнована. Наша маленькая компания, как три маленьких генерала, тщательно планировала каждый шаг предстоящего события – мы даже репетировали, как ответить, когда нас пригласят на танец. Мы часами придумывали, какие сделаем прически, как обойдем запрет на пользование косметикой и как оденемся. Нам с Пилар покупали новые платья, а Никки пришлось обойтись чем-то из такого источника, о котором нам не хотелось спрашивать.По мере приближения бала энтузиазм Никки угасал, а наше с Пилар нетерпение усиливалось. Не раз Никки стояла перед магазином «Одежда для детей и подростков», с вожделением разглядывая в витрине платье из розовой тафты, стоившее больше, чем ее мать зарабатывала за месяц.– Я буду выглядеть как деревенщина, если у меня не будет чего-нибудь красивого! – восклицала она.В ответ мы не могли ничего возразить, потому что, честно говоря, так оно и было.За неделю до бала папа сказал мне перед сном то, что всегда говорил:– Я собираюсь подарить тебе весь мир, принцесса, потому что очень люблю тебя.Понятно, что он высказывался чересчур эмоционально, но это стало его традиционным способом пожелать мне спокойной ночи.Но в тот вечер я не ответила своим обычным «Я тоже тебя люблю, папочка». Нет, вместо этого я попросила его купить Никки платье.Он этого явно не ожидал:– Ну, я не знаю, солнышко...– Но платье – ведь гораздо меньше, чем весь мир, папа.Он посмотрел мне в глаза, широко улыбнулся и засмеялся так громко, что в комнату вошла мама.– Что тут у вас происходит?– Ничего, любимая, – сказал отец. – Иди почитай. – Он поцеловал меня в лоб. – Посмотрим, что я смогу сделать.Вечером перед большим балом мы с Пилар и Никки собрались у меня дома и обнаружили три коробки из «Одежды для детей и подростков», перевязанные большими красивыми бантами. По одной для каждой из нас.Пилар открыла свою и уставилась на то, что было внутри. В моей коробке было платье, которое я выбрала раньше. Но больше, чем платье, меня интересовала реакция подруг. Затаив дыхание, не смея надеяться, Никки развязала бант на коробке. Увидев лиф платья, она задохнулась от восторга.– О, Боже, – Никки прижалась лицом к воздушным оборкам. – О, Фреди, ты такая чудесная.На лице Пилар не было той радости, которую я ожидала увидеть. Она затолкала платье обратно в коробку:– Мне не нужно твое платье.В этот момент я начала понимать, что, будучи дочерью своего отца, Мисс Совершенство Фредерика Хилдебранд сильная личность, хотя не всем это будет нравиться. И сейчас, в объятиях Сойера Джексона, внезапно переставшего быть геем, я чувствовала, что оказалась на распутье, да что там, признаем это, – у съезда с магистрали моей жизни. Если я изменю направление, на моем пути под рукой не будет правильного ножа, ложки или полотняной салфетки. И, да простит меня Бог, могущества. Этот мужчина, при всей его силе, не имел ничего общего с той жизнью, которую я знала.Подумав об этом, я так резко качнулась, что он едва не уронил меня в бассейн.– То есть как это не гей? – К счастью, как я уже сказала, он весь состоял из одних мускулов, так что ему удалось удержать меня. – Как это может быть, что ты не голубой? – продолжала я. – Ты должен быть голубым.Я знаю, что вела себя хуже, чем обычно. Но в самом деле, как он мог не быть геем? Я провела последние несколько часов, флиртуя с ним. Это было почти нормально, коль скоро он предпочитал мужчин, – забавно и безопасно, не как подобает, но, по крайней мере, это не было ужасным грехом с точки зрения морали. Но если он не гей...– Ты расстроена из-за того, что я не голубой? – В его темных глазах появился озорной огонек. – Ты уверена, что ты родом из Техаса?– Смешно. Конечно, я расстроена. Тебе следовало сказать раньше.– Например, до того, как ты заявила, что без ума от меня? – На его губах появилась ироническая ухмылка.– Я сказала, что могла бы запросто быть от тебя без ума.Высвободившись из его рук, я поправила платье и попыталась стряхнуть с себя чары этого мужчины, в котором не было ничего гомосексуального. Я чувствовала себя разбитой. Полной отчаяния. И еще я чувствовала пламя абсолютно аморального желания, полыхавшего во мне. Я, Фреди Уайер, сгорающая от страсти!Можно было просто взять список всех неподобающих эмоций, которые я на протяжении всей жизни училась не испытывать, и увидеть, что теперь я испытываю каждую из них.Сойер был сбит с толку:– Если тебе от этого станет легче, можешь продолжать притворяться, что я гей.Если бы. Но я слишком долго была дочерью своей мамы, чтобы притворяться. Игнорировать? Безусловно. Но теперь, когда я узнала, что у него все нормально с ориентацией, было невозможно делать вид, что странный трепет, вызванный им во мне, не мог быть поводом для беспокойства. Пока я думала, что он предпочитает мужчин, мне удавалось не придавать значения этому ощущению, списывая его исключительно на нехватку мужского внимания за последние несколько недель. И хоть я и образец благопристойности, но я женщина, и мне всего двадцать восемь лет. Я не каменная. Привлекательного, доступного, нормального мужчину, который так взволновал мои чувства, будет трудно продолжать игнорировать. К счастью, подошел фотограф.– Здесь все, – сказал он.Я улыбнулась ему с нарочитой любезностью:– Замечательно, спасибо. Уверена, фотографии получатся чудесные. Я очень благодарна вам за то, что вы пришли.Но тот и не собирался уходить. Он постоял немного, затем взглянул сначала на художника, потом на меня. Наконец Сойер сказал:– Сейчас, я принесу.Он подошел к своей туристической сумке и что-то достал. Чековую книжку. Он собирался заплатить!От смущения я едва могла дышать.– Ни в коем случае, – выговорила я наконец. – Сейчас я принесу чек.Я прошла через площадку, окружавшую бассейн, и стук каблуков моих великолепных туфель по вымощенной камнем дорожке отмечал каждый шаг на пути к дому. Через несколько минут я вернулась с «временной» чековой книжкой и начала выписывать чек.– Сколько я вам должна, Питер?– Я беру пятьсот долларов за снимок.Обычная фотография стоит пятьсот долларов?– Это без печати. Когда у меня будут негативы, вы можете прийти ко мне в студию и решить, какие снимки вам понадобятся.Тысяча долларов?Голубая ручка от Тиффани дрожала, когда я выписывала чек.«Мой художник» посмотрел на меня с любопытством, затем собрал сумку, одарил меня неприкрыто чувственной улыбкой, которая привела меня в еще большее смятение, и направился к выходу, через гостиную, как раз мимо стены, на которой еще несколько часов назад висели картины, а теперь зияющей пустотой.Прием у Никки был все ближе, так же как и крайний срок вступления новых членов в Лигу, а Никки, благослови ее Господь, казалось, была просто не в состоянии постичь скромное поведение леди. Я с таким же успехом могла учить ее латыни или еще чему-нибудь столь же отвлеченному.Было такое ощущение, что с каждым днем, прошедшим с момента ее визита в «Салон Франсуазы», выкрашенные и подстриженные волосы Никки становились все более непослушными. К счастью, они хотя бы остались того же благородного оттенка. И ко всей изысканной одежде нежных тонов, которую мы купили в Сан-Антонио, она каждый раз, как я ее видела, добавляла какой-нибудь браслет или побрякушку... как будто я не замечу ее дискотечные серьги, наполовину скрытые новой прической.Но так как время неумолимо шло, я стала договариваться об индивидуальных встречах Никки с дамами, которые могли проголосовать за ее вступление в Лигу. Не осмелившись попросить о поддержке никого из тех, кто участвовал в печально известном Алкогольном чаепитии, я приступила к поиску новых членов Лиги, которые могли бы с большим уважением отнестись к Никки.Первая, кому я позвонила, была Уиннифред Опал. Когда она пришла в себя от шока, вызванного моим звонком, мы назначили время встречи – десять утра в понедельник. Затем следовал визит к Мисти Блейдвелл, назначенный на одиннадцать пятнадцать, а в двенадцать тридцать – к Кэнди Хафф. Я предупредила их всех, что приду с подругой, хотя и не назвала ее имени, так как не хотела, чтобы они отказали, прежде чем я получу шанс очаровать их при личной встрече.Уиннифред я выбрала, конечно же, из-за нашего последнего разговора, Мисти и Кэнди – потому что одни их имена внушали мне мысль, что они могут проникнуться симпатией к Никки. Плюс к тому, все три женщины учились в школе Уиллоу-Крика в то же время, что и Никки, и хоть я и не думаю, что они были большими подругами, никто не станет отрицать, что там все друг друга знали, пусть и мельком. С формальной точки зрения, они были знакомы с Никки положенные пять лет.Заехав за Никки перед встречами, я была приятно удивлена: на ней был элегантный трикотажный костюм от Сент-Джона песочного цвета и идеально подходящие туфли-лодочки на низком каблуке. Туалет дополняла изящная сумка в тон. Никки выглядела, как настоящая леди, и я приободрилась.Уиннифред жила в «Ивах», на соседней улице, в одном из первых домов, построенных здесь почти восемьдесят лет назад. Дубы простерли свои увешанные испанским мхом ветви над дорогой, по которой мы ехали, образовав зеленый решетчатый свод, сквозь который проглядывало голубое небо. Старый викторианский дом опоясывала веранда с белеными деревянными стенами и множеством вычурных деталей. Белая металлическая ограда окружала пространство перед домом, а по периметру в беспорядке росло множество роз – белые, желтые, розовые, красные.Я еще более воодушевилась.Когда мы подошли к парадной двери, Никки практически пританцовывала от волнения.– Запомни, – сказала я ей, – колени вместе, руки аккуратно сложены на коленях. Все будет отлично.– Это будет так здорово!Как только я нажала на кнопку звонка, дом взорвался от собачьего лая. Казалось, что за порогом сумасшедший дом, однако как только сияющая Уинни открыла дверь и приказала «Сидеть!», воцарилась тишина.Никки едва не села тут же, на крыльце.Наша хозяйка распахнула двери.– Фреди! – Она посмотрела на Никки, но я не могла догадаться, что она подумала.– Уиннифред, это Никки Граут. Когда-то мы с ней учились в школе. Никки, я уверена, что ты не знаешь: Уиннифред – весьма важный член Лиги избранных Уиллоу-Крика. – Это было преувеличением, но все-таки Уинни имела отношения к основателю Лиги, и пара комплиментов не повредит.– Приятно познакомиться, то есть видеть вас, – сказала Никки и сделала что-то вроде книксена.Клянусь.Уинни жестом пригласила нас войти. При всем шуме, произведенном собаками, их оказалось только две – два карликовых пуделя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42