И, возможно, принуждение. Это, несомненно, подействовало на Альберту Бентли.Но я опять отклоняюсь от темы.Для меня пасхальные каникулы – это неделя без обязанностей, связанных с Лигой, а также неделя без Кики, которая всегда уезжает на праздники домой. Кика – истинная католичка, и Пасха для нее – главный праздник. Я же прихожанка епископальной церкви, и для меня главное – выбрать подходящий наряд, чтобы появиться в нем в церкви в воскресенье.Кика редко берет отпуск – ее семья переносит Кикин авторитаризм гораздо хуже, чем я. Они явно не владеют искусством не обращать на нее внимания. Так или иначе, я оказалась предоставленной самой себе. Не знаю, как на вас, а на меня ничегонеделанье действует очень плохо, так как появляется слишком много времени для размышлений.С пятницы, когда уехала Кика, до пасхального воскресенья было целых девять дней, которые мне предстояло чем-то заполнить. Никогда в жизни излишек свободного времени не был для меня проблемой.Долю секунды я раздумывала, не поехать ли на Уединение, но содрогнулась при мысли о закулисных интригах, которые там всегда имеют место. Вместо этого я пошла на кухню, чуть не спалила дом и устроила ужасный беспорядок, который мне, ввиду отсутствия Кики, пришлось ликвидировать самостоятельно.В воскресенье я поехала в Сан-Антонио и сделала несколько покупок, пользуясь кредитными карточками. В полдень я устроила себе ленч. В час тридцать посетила художественную выставку в Ла-Виллита. К четырем часам дня, когда до конца каникул оставалось еще семь дней и восемь часов, я стала скучать и забеспокоилась. Так что я сделала то, что на моем месте сделала бы любая разумная (читайте: безумная) женщина. Я решила, что сейчас самое время посмотреть, наконец, на искусство моего художника. И я действительно хотела увидеть его произведения. Ну, возможно, не только их, но тогда я себе в этом не призналась.Надо отдать мне должное: я предварительно позвонила. Но Соейр, как обычно, не отвечал. После третьей попытки я решила, что ничего страшного не случится, если я съезжу в его обитель, чтобы посмотреть, не работает ли он в студии. В конце концов, не стоит забывать и о работе. Надо готовиться к выставке. Решать организационные вопросы. Удивительно, как ум может рационализировать самое неразумное поведение. Мало того, что ни один воспитанный человек не появится у другого без предупреждения, но неожиданный визит к мужчине выходит за все рамки приличия.Тем не менее, я приняла ванну, накрасилась и оделась, полагая, что с минуты на минуту мне придет в голову более удачная идея, чем бы себя развлечь. Когда я покидала «Ивы», было уже больше восьми часов, солнце садилось, воздух полнился ароматами ранней весны и предчувствием вечерней прохлады. Проезжая через железнодорожные пути, я вновь увидела митингующих с лозунгами, и подумала, не повернуть ли назад.Я притормозила, чтобы получше рассмотреть, что происходит. На здании была большая вывеска «Джен стар девелопмент – ваш реальный шанс приобрести недвижимость». Не могу себе представить, какой здравомыслящий человек будет приобретать недвижимость в этой части города.Я вспомнила слова Никки о том, что Сойер занимается строительством. Может быть, он связан с «Джен стар»?Я тут же отвергла эту мысль. Он художник, и, без сомнения, голодающий (вспомните его недавнюю неуловимость и район, в котором он живет).Прибыв на виллу Джексона, я въехала в открытые ворота и обнаружила множество стареньких грузовичков и джипов, припаркованных вокруг фонтана. Либо Сойер принимает у себя съезд Техасского охотничьего клуба, либо у него вечеринка.Заметив гирлянду фонариков, протянутую к дверям, я решила, что это все-таки вечеринка. Появиться без приглашения на пороге моего художника под благовидным, хоть и неубедительным деловым предлогом, – это одно. Но вламываться на вечеринку – совсем другое.Я бы дала задний ход и поехала домой, как подобает хорошей девочке, которой я и была всю жизнь, но в этот момент кто-то постучал в мое окно.Я подскочила. Не надо забывать, что все это происходило в южном Уиллоу-Крике.Около моей машины стоял странный человек в причудливой одежде, обнимавший за плечи еще более странного вида женщину.– Пошли с нами, – предложили они. – Войдем вместе.Как будто мы были лучшими друзьями.Если б вы их только видели. На женщине было разноцветное платье в стиле кантри с болтающимися там и тут украшениями. Я не видела ее ног, но могу предположить, что обута она была в какие-нибудь сандалии из холстины на веревочных завязках. (Не соответствует ЛИУК, хотя, видит Бог, с этим ансамблем туфли от Делман уж никак не сочетались бы.)Длинные, слегка вьющиеся волосы женщины были собраны в свободный узел при помощи множества блестящих заколок-бабочек. И хоть я никогда не стала бы заводить дружбу с подобной особой, должна сказать, она была весьма красива для женщины, покупающей одежду на блошином рынке.Мужчина выглядел не намного лучше. У него были прямые гладкие блестящие волосы, черные, как ясное ночное небо, завязанные сзади в хвост. На нем была белоснежная рубашка с высоким воротником а-ля Байрон и широкими рукавами, поверх которой был надет клетчатый жилет. Еще мне удалось разглядеть золотую цепочку для часов, пристегнутую к карману брюк.Я попала не только в другой мир, но еще и совершила путешествие во времени.Я опустила.стекло.– Что вы принесли? – спросила женщина.– Принесла?Мужчина и женщина засмеялись, а потом открыли дверцу автомобиля. Ну и как мне было уехать, после того как они вытащили меня из машины, настаивая, чтобы я пошла с ними?– Не волнуйся, – добавили они. – У всех есть запас. Там будет много.– Кроме того, – сказала женщина, – у Сойера и так все есть.– Все?Я представить себе не могла, о чем они говорили, чего будет много на этой цыганской оргии (знаю, порой у меня буйное воображение). Я в равной степени чувствовала трепет и предвкушение. Только этим я могу объяснить, что восприняла как должное, когда они подошли с двух сторон и взяли меня под руки.Мы прошли по мощеной дорожке, окаймленной оранжевым светом фонариков.– Кстати, я Бернс, а это Сета, – сказал мужчина.Прежде чем я успела представиться, они снова засмеялись и втянули меня в дом.Мне было интересно узнать, как этот дом с саманными стенами цвета ржавчины и современными скульптурами во дворе выглядит внутри. В ту минуту, когда распахнулись грубые двери, я попала в интерьер, настолько отличный от моего, что у меня появилось чувство, будто я оказалась в далекой заморской стране. Потолки были высокие, и над главной комнатой возвышался чердак. Здесь было все, чего бы я никогда не одобрила и не допустила в свой дом, но при этом все это было поразительно красиво. Смесь старого и нового внутри, так же как и снаружи. Старая кожаная мебель и современная металлическая.Обставить дом можно многими способами: со вкусом (как у меня), броско (как у Никки), со свалки (есть любители находить разные «сокровища» на помойке) и, наконец, без всяких правил – именно так и выглядело жилище моего художника. Ни одна деталь не подходила к остальным ни по цвету, ни по стилю. Интерьер представлял собой сногсшибательный коктейль, от которого рябило в глазах. Казалось, можно заблудиться, часами бродя по дому в поисках сокровищ, как будто это музей, где каждый предмет требует внимания. Здесь должно было возникнуть ощущение беспорядка. Тем не менее, дом не казался аляповатым. Особенно впечатляла огромная картина, занимавшая почти всю южную стену главной комнаты, – автопортрет моего художника, выполненный на фактурном кремовом фоне черным углем и сангиной. Он представал на нем диким, с откинутыми назад длинными волосами, широкоплечим, узкобедрым, а темные глаза, казалось, смотрели прямо на зрителя.Я не могла отвести взгляд, даже когда почувствовала, что художник подошел ко мне сзади.– Это... что-то, – сказала я, не оборачиваясь.– Что-то?Да, я, хозяйка художественной галереи, была поражена. Не потерять бы голову. Картина была потрясающая.– Она столь же хороша, как и все остальные твои работы, которые я видела, – пояснила я.– Как одна вещица в холле у Граутов?– Можно сказать и так. А все эти скульптуры во дворе – они тоже твои, надо полагать?Он засмеялся, на этот раз не неприятно, и развернул меня к себе. И сразу вся его шокирующая дикость, лившаяся с картины, оказалась передо мной. Он излучал физическую мощь. Его лицо сплошь состояло из жестких плоскостей, красивое и в чем-то даже пугающее, без единого намека на мягкость. На нем была черная футболка, открывавшая рельефную мускулатуру загорелых рук, а джинсы так сидели на его бедрах, что я удивилась, как мне могло прийти в голову, что он голубой.Он оглядел меня с головы до ног, как будто решая, хочет ли купить. Потом криво усмехнулся и отступил на шаг, чтобы получше рассмотреть меня. Разглядев, он удивленно поднял брови.Боюсь, я могла упустить одну малюсенькую деталь. Да, сейчас я об этом сожалею, но, вероятно, утром я купила непростительно непристойную вещь (ладно, не одну) в «Саксе». Собираясь в южный Уиллоу-Крик смотреть картины Сойера, я оделась в этот непристойный наряд, воспользовавшись отсутствием Кики, которая бы меня жутко критиковала.– Джинсы?Я пожала плечами.На мне были облегающие джинсы-клеш, прозрачная белая туника, расшитая по линии выреза переливающимся металлическим бисером, и высокие клиновидные каблуки, какие носят разбитные старшеклассницы. В то время как Никки превращалась в меня, я быстро становилась похожей на Никки.Его улыбка стала шире, сердце у меня при этом затрепетало (на самом деле), и он кивнул.– Тебе следует почаще носить джинсы. Ты чертовски сексуально в них выглядишь.Есть множество комплиментов, которые я привыкла слышать. «Ты изумительно красива». «Твоя улыбка освещает все вокруг». «Твой жемчуг безупречен». Но «Ты чертовски сексуальна» – не из них. Пусть он был новым и даже приятным, тем не менее я почувствовала себя неловко.– Ну, да...Он снова ухмыльнулся:– Ты любишь так отвечать, да?– Ну, да... то есть, да... ну...Он лишь усмехнулся, откинул назад волосы и дал мне передышку:– Итак, чем я обязан твоему визиту?«Займись со мной сексом прямо сейчас». Шутка. На самом деле мне не пришло это в голову – по крайней мере, в тот момент.– Я пришла обсудить выставку.– Ах, выставку? – Похоже, он не поверил.– Конечно. Ну, возможно не только, хотя мне действительно нужно посмотреть твои работы, чтобы решить, какие из них выставить.Он засунул руки в карманы джинсов и секунду внимательно смотрел на меня.– Если ты пришла не только за этим, то в чем же другая причина?В благовоспитанном обществе не часто удается попрактиковаться в ответах на прямые вопросы, потому что воспитанные люди их не задают. И хотя за последнее время я получила больше практики, чем за всю предыдущую жизнь, у меня это еще не очень получалось. Я молча смотрела на него.Его усмешка стала еще более ироничной, а в голосе появились дразнящие нотки.– Признайся. Ты здесь потому, что не можешь передо мной устоять.От неожиданности я раскрыла рот.Художник снова усмехнулся, затем протянул руку и коснулся кончиками своих сильных пальцев моего подбородка, нажимая вверх и закрывая мне рот.– Не волнуйся. Я сохраню твою тайну.Я едва не задохнулась:– Это смешно. Или нет. У меня был плохой день, и я не хотела оставаться дома.Так было лучше.Он громко рассмеялся, чувствуя себя хозяином в своем грубо отесанном мире, с высокими потолками и без всяких условностей.– Я сражен, – сказал он. – Но – хорошая новость – ты пришла по адресу. У меня есть идеальное средство от плохого дня.С уверенностью человека, привыкшего поступать по-своему, он взял меня за руку и потащил на кухню. Да-да, на кухню. Но какие могли быть претензии, когда я явилась в такой одежде, да еще без приглашения.Едва войдя, я почувствовала запах еды. За большим столом сидели восемь человек, они пили вино, болтали и смеялись. Я поняла, что все собрались всего лишь поужинать. Никаких признаков оргии. (Временно плохой девочке оставалось только на это надеяться.)Насколько я понимала, гости Сойера собрались ради обычной трапезы. Хотя в итоге она оказалась совсем не обычной... и полной противоположностью той, которую устроили у себя Говард и Никки неделю назад.Меня представили (если это можно так назвать) разношерстной компании как Фреди. Просто Фреди.Двое из гостей не расслышали, как меня зовут, и начали говорить что-то, но Сойер их оборвал.– Это Маркус, – продолжил он.Маркус оказался высоким элегантным мужчиной, одетым в старомодный черный костюм, белую рубашку и узкий черный галстук. На спинке его стула висела шляпа-котелок, а обе руки он сомкнул на набалдашнике богато украшенной трости.– Он уверяет, будто он профессор, – сказал Сойер заговорщическим шепотом, – но мы подозреваем, что он актер, придерживающийся системы Станиславского и пытающийся вжиться в роль. Или же он попросту не умеет одеваться.Компания засмеялась, отпустив несколько весьма нелестных шуточек в адрес Маркуса.Следующим был Хилл, помешанный на компьютерах, разрабатывающий системы компьютерной безопасности, бум на которые начался в девяностые годы.– Хилл был моим соседом по комнате в университете. А теперь у него хватает терпения мириться с этой ненормальной компанией.И в самом деле, Хиллу было явно не по себе в этой толпе.Сойер продолжал:– Это Бернс. – Тот человек, с которым я встретилась, когда въехала в ворота. – Он такой же горе-художник, как и я. Но ему повезло, что у него есть Сета – его лучшая половина.Женщина, которую я видела во дворе, вспыхнула:– Как всегда, пускаешь в ход свои чары?Далее шла Зелда, а за ней мужчина, представленный как Кирт Кинер.– Мы зовем его Ки в квадрате, – добавил Сойер. – Мы уверены, что это имя вымышленное, а на самом деле он работает на ЦРУ. Но он это отрицает. А если мы ошибаемся, то, значит, его родители дали ему имя не подумав.Послышалось НС-ное гиканье.Дальше была драматург по имени Мара и, наконец, Санто. Он и выглядел, как святой. Или, по меньше мере, был на него похож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42