В восторге - Водолей ру
Перечитав несколько раз одну из предстоявших ей речей и начав изучать ее, она наткнулась на несколько не совсем понятных мест и решила спросить у мужа объяснения. Но возле двери кабинета она вдруг застыла, как вкопанная.
Гармоничный серебристый голос говорил там на незнакомом ей языке. У Супрамати была женщина! И он отвечает ей на том же языке, а в голосе его слышатся такие глубокие прочувствованные ноты, которых она никогда не слышала, и выражали они несомненно горячую любовь. Сердце Ольги мучительно забилось. С кем говорит он таким образом? Не будучи в силах противиться искушению, она приподняла тихонько портьеру и окаменела.
Около Супрамати стояла женщина истинно небесной красоты. Простая белая туника обрисовывала ее стройные формы, а густые, белокурые, золотистые волосы, шелковистые пряди которых падали почти до земли, окутывали ее, словно блестящей мантией. Голубоватый, светлый свет окружал голову, украшенную удивительными фосфоресцировавшими цветами. Большие темные глаза чаровницы смотрели на Супрамати с выражением любви и его восторженный взор тоже любовно смотрел на незнакомку. И вдруг он привлек ее к себе…
Далее Ольга ничего не видела… Как преследуемая фуриями, бросилась она в свою комнату и, упав на колени возле окна, зарылась лицом в шелковую подушку, лежавшую на подоконнике.
В сердце ее кипел настоящий ураган. Вот действительная царица его сердца: женщина эта, божественной красоты, была равна ему по знанию и гармонии своего существа. Ее он несомненно должен любить совершенно другой любовью, чем спокойная и покровительственная привязанность к ней; да это и естественно. Как дурна и ничтожна должна она была казаться ему рядом с этой магиней, принадлежащей, вероятно, к братству адептов и пришедшей освежить своей беседой и своим присутствием прекрасного и бессмертного, подобно ей, человека, который чувствует себя отшельником или изгнанником между ними, смертными. Да, да, Супрамати должен очень страдать от любви такого ничтожного существа, но как она была тщеславна и слепа, воображая, что может завладеть его сердцем. Нет! Лучше умереть, чем терпеть такое мучение, переносить мысль, что даже такой человек может обманывать, скрыв от нее, что эта чаровница посещает его, а он отдыхает в разговоре с нею после скуки в обществе невежественной и глупой жены.
Слезы душили ее; потом, озаренная новой мыслью, она схватилась руками за голову.
– Как скрыть от него то, что кипело в ней? Не успеет он войти, как уже все прочтет в ее сердце и голове… А если он обидится и, помимо всего, станет еще презирать ее?…
Она не заметила, что портьера уже приподнялась и Супрамати остановился на пороге, смотря на нее весело и снисходительно. Затем он подошел ближе, придвинул стул и сел возле. Совершенно поглощенная бушевавшей в душе бурей, Ольга ничего не видела и не слышала.
Спустя минуту он взял ее руку и сказал дружески, притворяясь, что не знает о том, что ее волнует:
– Боже мой, Ольга, ты, кажется, в отчаянии? Что так огорчает тебя?
При звуке его голоса Ольга стремительно вскочила; в ее прекрасных влажных глазах ясно отражались бурные, волновавшие ее чувства.
– Супрамати, прости… Я отлично знаю, что ты уже прочел все мои гадкие мысли и мне стыдно перед тобою, но я так несчастна. Невыносимо тяжело чувствовать себя недостойной.
Слезы брызнули из ее глаз и она прижалась губами руке мужа, все еще державшего ее руку. Супрамати от души рассмеялся и привлек ее к себе.
– Глупенькая, не стыдно ли быть ревнивой до такой степени, что сердечко твое готово разорваться и ты подозреваешь меня в неверности, в тайных свиданиях. И такое нечистое чувство закрадывается в душу жены мага!
– Супрамати, будь милостив и не отгоняй меня за такие преступные относительно себя мысли. Я хочу побороть это дурное, мучительное чувство, потому что сознаю невозможность соперничества с этой женщиной, прекрасной, как небесное видение. Около нее я – безобразна, как обезьяна, и глупа; я не могу понимать тебя, как поймет она. Но право, тяжело сознавать, что ей принадлежит твоя любовь, а меня ты только терпишь. А я, глупая, надеялась, что, несмотря па мое ничтожество перед тобой, ты все же любишь меня…
Слезы помешали ей продолжать.
– И ты думала правильно,- ответил Супрамати твердо и серьезно.- Да, я люблю тебя за твою кроткую и преданную любовь, и люблю земной любовью; ты для меня как бы отражение далекого прошлого, когда я любил, как простой смертный, и тебе нечего опасаться, что я предпочитаю кого-нибудь тебе. Та, которую ты видела, – Нара, и чистая связь, соединяющая наши души, не имеет ничего общего со страстями земными. Это – испытанная подруга, очень редко посещающая меня и только в такое время, когда видит, что я страдаю перед новым испытанием, вроде предстоящего мне теперь. Нара вовсе не соперница. А что ты ревнива, бедное дитя, это не обижает меня нисколько, это естественное чувство, но и для тебя настанет время, когда любовь ко мне будет ни чем иным, как миром и гармонией. Успокойся же, люби меня без всяких ограничений, потому что и я люблю тебя сильно, а чтобы успокоить тебя совершенно, хочешь, я вызову Нару? Она придет охотно и, как сестра, поцелует тебя. Ольга порывисто обняла шею мужа и прошептала:
– Да, я хочу ее видеть и попросить у нее прощения. Супрамати встал, сделал рукою, на которой носил кольцо Грааля, каббалистический знак и произнес формулу. Из магического камня вырвалась струя такого ослепительного света, что Ольга зажмурилась и почувствовала головокружение. Легкое прикосновение привело ее в себя.
Она увидела Нару, пристально смотревшую на нее и протягивавшую ей руку. С минуту Ольга, как зачарованная, глядела молча. Никогда не видала она такой божественной красоты, и теперь мысль о соперничестве показалась ей совершенно нелепой.
– Простите за мою неблагодарность и дурные мысли, вдвойне недостойные, потому что вы оба добры ко мне, – пробормотала она, опускаясь на колени и прижимая к губам руки Нары.
Та поспешно подняла ее и обняла.
– Мне нечего прощать тебе, милое дитя; напротив, я прошу тебя уделить и мне частицу твоей любви. А его люби всей душой и услаждай ему жизнь среди людей, поддерживая его своей любовью в минуты, когда неблагодарная, враждебная, злая толпа оскорбит его и бросит в него камень за поданный ей хлеб насущный. Тяжело и трудно предстоящее ему дело, а помогать ему исполнить его – дивная миссия, которая должна наполнить твою жизнь. А теперь прощай, милая Ольга, и прими это на память обо мне.
Нара достала из-за пояса пучок магических цветов, подобных бывшим в ее гирлянде, и дала их Ольге. Затем голубоватый пар окружил стройную фигуру магини и она исчезла, точно растаяла в воздухе.
Счастливая и признательная, Ольга рассматривала цветы, а потом положила их в хрустальный ящичек, на мох.
– Это ведь бессмертные цветы, не правда ли? Взгляни, как они сверкают фосфорическим блеском, а чашечки излучают сапфировый свет, – говорила она.
Супрамати достал из шкафа флакон и спрыснул цветы бесцветной жидкостью.
– Теперь они останутся навсегда свежими и никогда не увянут, – прибавил он. – Они переживут тебя, бедное дитя, – подумал он, и сердце его болезненно сжалось. – И ты не ревнуешь больше? – пошутил он.
– Нет, я поняла, что в твоей жизни я – придорожная фиалка, которая должна цвести и благоухать у твоих ног, и довольствуюсь этой ролью, – ответила молодая женщина, грустно глядя на него.
Через несколько недель после описанного случая в большом свете разнеслась пикантная новость: интересный принц Супрамати намеревается делать у себя во дворце сообщения и показывать чудеса индийской магии. Во всех царьградских салонах только и разговору было, что про странную затею принца, которую обсуждали на все лады. Но преобладало мнение, что пресытившийся всеми удовольствиями и не знавший чем заняться миллиардер придумал развлечься ролью оратора; что восхищение его золотом, дворцами и пирами ему наскучило и он жаждет стяжать славу и аплодисменты в качестве артиста-фокусника. Некоторые, правда, зная Супрамати как серьезного и ученого человека, догадывались, что, вероятно, какая-нибудь веская причина побуждала его выступить оратором, но таких рассудительных людей, как всегда, было меньшинство.
Всеобщее любопытство еще усилилось, когда в городе стали известны шедшие во дворце приготовления. Громадная бальная зала первого этажа переделывалась в аудиторию со скамьями для публики, а в столовой устраивались буфеты.
Далее сообщалось, что бесед будет целая серия, что принц сделает предсказания о предстоящих бедствиях и переворотах, покажет волшебное зеркало и материализует духов новым, ему одному известным способом. Но, помимо предстоявшего забавного зрелища, интересно было то, что вход и угощение будут бесплатны. Эта последняя новость накалила публику добела. Билеты брались приступом и толпа вела себя, как дикари, а запоздавшие и не попавшие на собрание были вне себя от бешенства.
Настал, наконец, день лекции, и задолго до назначенного часа дворец наполнился толпой, занимавшей места и с любопытством разглядывавшей буфеты, где Супрамати, зная свою публику, приготовил изысканные угощения, наилучшие вина и сигары, какие подавались только у него одного.
С не меньшим любопытством разглядывалось и убранство залы. В глубине ее на эстраде был устроен грот, освещенный удивительно сильным голубоватым светом; там стояли мраморные стол и стул, и необыкновенный, не виданный до сих пор, инструмент в форме рамы.
Общество было довольно смешанное; очевидно, секретарь принца раздавал билеты без особенного разбора. Однако расфранченные, залитые бриллиантами дамы и элегантные, украшенные орденами кавалеры составляли большинство. В этой нарядной и блестящей великосветской толпе шли оживленные толки, втихомолку злословили и трунили над хозяином, тратившим безумные деньги, чтобы показывать разные нелепости; если, конечно, за этой затеей не кроется какого-нибудь особого плана. И злые глумливые усмешки мелькали на увядших, давно бестрепетных лицах этих представителей всех «изящных» пороков, древних и современных. Мало кому из них приходило в голову, что они получат, может быть, великие откровения и услышат советы громадной важности, которые предостерегут их от неизвестной им опасности; а потому большинство легкомысленно подсмеивалось над наивными простаками, осмелившимися не разделять общего мнения и не понимавшими, что все это «шарлатанство» – не что иное как прихоть пресыщенного богача.
Сигнал к началу положил конец разговорам. Лампы были погашены и теперь лишь голубой, исходивший из грота свет таинственно озарял залу. Нивара поднял в глубине грота голубую с золотой бахромой завесу, и появился Супрамати.
Он был в индусском наряде и белой кисейной чалме, из складок которой над его челом разноцветными огнями сверкала бриллиантовая звезда; на золотой цепи висел большой медальон, усыпанный, вероятно, особенно драгоценными камнями, судя по целым снопам исходивших из них лучей. Прекрасное лицо Супрамати было очень бледно, лишь большие, темные глаза, казалось, жили; но его высокая стройная фигура в белом производила чарующее впечатление на темном сапфировом фоне.
Гром аплодисментов встретил появление принца и вызвал на его лице легкую краску. Ему, магу, стало стыдно принимать, словно какому-нибудь фокуснику, подобные приветствия глупой толпы; но он тотчас же поборол свою слабость. Эти сотни голов, пестревших у его ног, и были той «человеческой гидрой», о которой говорили посвященные и которую ему надлежало победить.
Глубоко прочувствованно, увлекательно звучал его голос и рисовал подавляющую картину нравов настоящего времени, злоупотреблений и преступлений, заражавших воздух и надрывавших жизненные силы планеты. Он объяснял, какое значение имеют чистые силы, излучения добра для обуздания и отражения натиска разъяренных сил хаоса, которые готовы ворваться в жизнь и произвести страшные перевороты. Горячо взывал он к людям, убеждая их обратиться к Богу, молиться, призывать светлые силы, дабы избегнуть тяжкой смерти ввиду того, что организм еще полон жизненности, а трупы их уже станут добычею ларвических духов, жадно стерегущих каждое покидаемое душою тело, чтобы насытиться им…
Упоминание о ларвах вызвало сдержанный смех и в зале замелькали во множестве платки, чтобы заглушить неуместную веселость. Кое-где, впрочем, замечались и озабоченные лица, с серьезным вниманием слушавшие речь.
Супрамати не показывал вида, что замечает производимое его словами впечатление и спокойно перешел к опытам, показывавшим действие порочных флюидов на астральное тело человека.
Антракт был поглощен взятием приступом буфетов и оживленным обменом мыслей. Много забавлялись предвещаемыми наводнениями и еще более смеялись над предложенным для избежания ото всех бедствий лекарством: молиться, уверовать в Бога и вытащить вновь на сцену церковные обряды. Добрейший принц просто-напросто желал бы вернуть мир на несколько веков назад и погрузить его вновь во тьму предрассудков и суеверия; но по счастию, теперь люди не так-то глупы.
Сатанисты, со своей стороны, были обижены дурной аттестацией, которую «этот индус» давал ларвам, – очаровательным и интересным существам, с которыми можно потешаться совсем иначе, чем с простыми смертными.
Тем не менее, каждому любопытно было посмотреть в волшебное зеркало и увидеть в нем свое собственное будущее: судьба планеты их мало занимала.
Вторая часть сообщения, в которой Супрамати делал много любопытных опытов с человеческой аурой и показал видения «иного» мира, очень заняла публику, и только последняя картина своей чрезвычайной реальностью оставила по себе неприятное впечатление.
Выступившим из удивительной рамы черным паром заволокло весь грот, скрыв фигуру мага, и вдруг появился уголок Царьграда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Гармоничный серебристый голос говорил там на незнакомом ей языке. У Супрамати была женщина! И он отвечает ей на том же языке, а в голосе его слышатся такие глубокие прочувствованные ноты, которых она никогда не слышала, и выражали они несомненно горячую любовь. Сердце Ольги мучительно забилось. С кем говорит он таким образом? Не будучи в силах противиться искушению, она приподняла тихонько портьеру и окаменела.
Около Супрамати стояла женщина истинно небесной красоты. Простая белая туника обрисовывала ее стройные формы, а густые, белокурые, золотистые волосы, шелковистые пряди которых падали почти до земли, окутывали ее, словно блестящей мантией. Голубоватый, светлый свет окружал голову, украшенную удивительными фосфоресцировавшими цветами. Большие темные глаза чаровницы смотрели на Супрамати с выражением любви и его восторженный взор тоже любовно смотрел на незнакомку. И вдруг он привлек ее к себе…
Далее Ольга ничего не видела… Как преследуемая фуриями, бросилась она в свою комнату и, упав на колени возле окна, зарылась лицом в шелковую подушку, лежавшую на подоконнике.
В сердце ее кипел настоящий ураган. Вот действительная царица его сердца: женщина эта, божественной красоты, была равна ему по знанию и гармонии своего существа. Ее он несомненно должен любить совершенно другой любовью, чем спокойная и покровительственная привязанность к ней; да это и естественно. Как дурна и ничтожна должна она была казаться ему рядом с этой магиней, принадлежащей, вероятно, к братству адептов и пришедшей освежить своей беседой и своим присутствием прекрасного и бессмертного, подобно ей, человека, который чувствует себя отшельником или изгнанником между ними, смертными. Да, да, Супрамати должен очень страдать от любви такого ничтожного существа, но как она была тщеславна и слепа, воображая, что может завладеть его сердцем. Нет! Лучше умереть, чем терпеть такое мучение, переносить мысль, что даже такой человек может обманывать, скрыв от нее, что эта чаровница посещает его, а он отдыхает в разговоре с нею после скуки в обществе невежественной и глупой жены.
Слезы душили ее; потом, озаренная новой мыслью, она схватилась руками за голову.
– Как скрыть от него то, что кипело в ней? Не успеет он войти, как уже все прочтет в ее сердце и голове… А если он обидится и, помимо всего, станет еще презирать ее?…
Она не заметила, что портьера уже приподнялась и Супрамати остановился на пороге, смотря на нее весело и снисходительно. Затем он подошел ближе, придвинул стул и сел возле. Совершенно поглощенная бушевавшей в душе бурей, Ольга ничего не видела и не слышала.
Спустя минуту он взял ее руку и сказал дружески, притворяясь, что не знает о том, что ее волнует:
– Боже мой, Ольга, ты, кажется, в отчаянии? Что так огорчает тебя?
При звуке его голоса Ольга стремительно вскочила; в ее прекрасных влажных глазах ясно отражались бурные, волновавшие ее чувства.
– Супрамати, прости… Я отлично знаю, что ты уже прочел все мои гадкие мысли и мне стыдно перед тобою, но я так несчастна. Невыносимо тяжело чувствовать себя недостойной.
Слезы брызнули из ее глаз и она прижалась губами руке мужа, все еще державшего ее руку. Супрамати от души рассмеялся и привлек ее к себе.
– Глупенькая, не стыдно ли быть ревнивой до такой степени, что сердечко твое готово разорваться и ты подозреваешь меня в неверности, в тайных свиданиях. И такое нечистое чувство закрадывается в душу жены мага!
– Супрамати, будь милостив и не отгоняй меня за такие преступные относительно себя мысли. Я хочу побороть это дурное, мучительное чувство, потому что сознаю невозможность соперничества с этой женщиной, прекрасной, как небесное видение. Около нее я – безобразна, как обезьяна, и глупа; я не могу понимать тебя, как поймет она. Но право, тяжело сознавать, что ей принадлежит твоя любовь, а меня ты только терпишь. А я, глупая, надеялась, что, несмотря па мое ничтожество перед тобой, ты все же любишь меня…
Слезы помешали ей продолжать.
– И ты думала правильно,- ответил Супрамати твердо и серьезно.- Да, я люблю тебя за твою кроткую и преданную любовь, и люблю земной любовью; ты для меня как бы отражение далекого прошлого, когда я любил, как простой смертный, и тебе нечего опасаться, что я предпочитаю кого-нибудь тебе. Та, которую ты видела, – Нара, и чистая связь, соединяющая наши души, не имеет ничего общего со страстями земными. Это – испытанная подруга, очень редко посещающая меня и только в такое время, когда видит, что я страдаю перед новым испытанием, вроде предстоящего мне теперь. Нара вовсе не соперница. А что ты ревнива, бедное дитя, это не обижает меня нисколько, это естественное чувство, но и для тебя настанет время, когда любовь ко мне будет ни чем иным, как миром и гармонией. Успокойся же, люби меня без всяких ограничений, потому что и я люблю тебя сильно, а чтобы успокоить тебя совершенно, хочешь, я вызову Нару? Она придет охотно и, как сестра, поцелует тебя. Ольга порывисто обняла шею мужа и прошептала:
– Да, я хочу ее видеть и попросить у нее прощения. Супрамати встал, сделал рукою, на которой носил кольцо Грааля, каббалистический знак и произнес формулу. Из магического камня вырвалась струя такого ослепительного света, что Ольга зажмурилась и почувствовала головокружение. Легкое прикосновение привело ее в себя.
Она увидела Нару, пристально смотревшую на нее и протягивавшую ей руку. С минуту Ольга, как зачарованная, глядела молча. Никогда не видала она такой божественной красоты, и теперь мысль о соперничестве показалась ей совершенно нелепой.
– Простите за мою неблагодарность и дурные мысли, вдвойне недостойные, потому что вы оба добры ко мне, – пробормотала она, опускаясь на колени и прижимая к губам руки Нары.
Та поспешно подняла ее и обняла.
– Мне нечего прощать тебе, милое дитя; напротив, я прошу тебя уделить и мне частицу твоей любви. А его люби всей душой и услаждай ему жизнь среди людей, поддерживая его своей любовью в минуты, когда неблагодарная, враждебная, злая толпа оскорбит его и бросит в него камень за поданный ей хлеб насущный. Тяжело и трудно предстоящее ему дело, а помогать ему исполнить его – дивная миссия, которая должна наполнить твою жизнь. А теперь прощай, милая Ольга, и прими это на память обо мне.
Нара достала из-за пояса пучок магических цветов, подобных бывшим в ее гирлянде, и дала их Ольге. Затем голубоватый пар окружил стройную фигуру магини и она исчезла, точно растаяла в воздухе.
Счастливая и признательная, Ольга рассматривала цветы, а потом положила их в хрустальный ящичек, на мох.
– Это ведь бессмертные цветы, не правда ли? Взгляни, как они сверкают фосфорическим блеском, а чашечки излучают сапфировый свет, – говорила она.
Супрамати достал из шкафа флакон и спрыснул цветы бесцветной жидкостью.
– Теперь они останутся навсегда свежими и никогда не увянут, – прибавил он. – Они переживут тебя, бедное дитя, – подумал он, и сердце его болезненно сжалось. – И ты не ревнуешь больше? – пошутил он.
– Нет, я поняла, что в твоей жизни я – придорожная фиалка, которая должна цвести и благоухать у твоих ног, и довольствуюсь этой ролью, – ответила молодая женщина, грустно глядя на него.
Через несколько недель после описанного случая в большом свете разнеслась пикантная новость: интересный принц Супрамати намеревается делать у себя во дворце сообщения и показывать чудеса индийской магии. Во всех царьградских салонах только и разговору было, что про странную затею принца, которую обсуждали на все лады. Но преобладало мнение, что пресытившийся всеми удовольствиями и не знавший чем заняться миллиардер придумал развлечься ролью оратора; что восхищение его золотом, дворцами и пирами ему наскучило и он жаждет стяжать славу и аплодисменты в качестве артиста-фокусника. Некоторые, правда, зная Супрамати как серьезного и ученого человека, догадывались, что, вероятно, какая-нибудь веская причина побуждала его выступить оратором, но таких рассудительных людей, как всегда, было меньшинство.
Всеобщее любопытство еще усилилось, когда в городе стали известны шедшие во дворце приготовления. Громадная бальная зала первого этажа переделывалась в аудиторию со скамьями для публики, а в столовой устраивались буфеты.
Далее сообщалось, что бесед будет целая серия, что принц сделает предсказания о предстоящих бедствиях и переворотах, покажет волшебное зеркало и материализует духов новым, ему одному известным способом. Но, помимо предстоявшего забавного зрелища, интересно было то, что вход и угощение будут бесплатны. Эта последняя новость накалила публику добела. Билеты брались приступом и толпа вела себя, как дикари, а запоздавшие и не попавшие на собрание были вне себя от бешенства.
Настал, наконец, день лекции, и задолго до назначенного часа дворец наполнился толпой, занимавшей места и с любопытством разглядывавшей буфеты, где Супрамати, зная свою публику, приготовил изысканные угощения, наилучшие вина и сигары, какие подавались только у него одного.
С не меньшим любопытством разглядывалось и убранство залы. В глубине ее на эстраде был устроен грот, освещенный удивительно сильным голубоватым светом; там стояли мраморные стол и стул, и необыкновенный, не виданный до сих пор, инструмент в форме рамы.
Общество было довольно смешанное; очевидно, секретарь принца раздавал билеты без особенного разбора. Однако расфранченные, залитые бриллиантами дамы и элегантные, украшенные орденами кавалеры составляли большинство. В этой нарядной и блестящей великосветской толпе шли оживленные толки, втихомолку злословили и трунили над хозяином, тратившим безумные деньги, чтобы показывать разные нелепости; если, конечно, за этой затеей не кроется какого-нибудь особого плана. И злые глумливые усмешки мелькали на увядших, давно бестрепетных лицах этих представителей всех «изящных» пороков, древних и современных. Мало кому из них приходило в голову, что они получат, может быть, великие откровения и услышат советы громадной важности, которые предостерегут их от неизвестной им опасности; а потому большинство легкомысленно подсмеивалось над наивными простаками, осмелившимися не разделять общего мнения и не понимавшими, что все это «шарлатанство» – не что иное как прихоть пресыщенного богача.
Сигнал к началу положил конец разговорам. Лампы были погашены и теперь лишь голубой, исходивший из грота свет таинственно озарял залу. Нивара поднял в глубине грота голубую с золотой бахромой завесу, и появился Супрамати.
Он был в индусском наряде и белой кисейной чалме, из складок которой над его челом разноцветными огнями сверкала бриллиантовая звезда; на золотой цепи висел большой медальон, усыпанный, вероятно, особенно драгоценными камнями, судя по целым снопам исходивших из них лучей. Прекрасное лицо Супрамати было очень бледно, лишь большие, темные глаза, казалось, жили; но его высокая стройная фигура в белом производила чарующее впечатление на темном сапфировом фоне.
Гром аплодисментов встретил появление принца и вызвал на его лице легкую краску. Ему, магу, стало стыдно принимать, словно какому-нибудь фокуснику, подобные приветствия глупой толпы; но он тотчас же поборол свою слабость. Эти сотни голов, пестревших у его ног, и были той «человеческой гидрой», о которой говорили посвященные и которую ему надлежало победить.
Глубоко прочувствованно, увлекательно звучал его голос и рисовал подавляющую картину нравов настоящего времени, злоупотреблений и преступлений, заражавших воздух и надрывавших жизненные силы планеты. Он объяснял, какое значение имеют чистые силы, излучения добра для обуздания и отражения натиска разъяренных сил хаоса, которые готовы ворваться в жизнь и произвести страшные перевороты. Горячо взывал он к людям, убеждая их обратиться к Богу, молиться, призывать светлые силы, дабы избегнуть тяжкой смерти ввиду того, что организм еще полон жизненности, а трупы их уже станут добычею ларвических духов, жадно стерегущих каждое покидаемое душою тело, чтобы насытиться им…
Упоминание о ларвах вызвало сдержанный смех и в зале замелькали во множестве платки, чтобы заглушить неуместную веселость. Кое-где, впрочем, замечались и озабоченные лица, с серьезным вниманием слушавшие речь.
Супрамати не показывал вида, что замечает производимое его словами впечатление и спокойно перешел к опытам, показывавшим действие порочных флюидов на астральное тело человека.
Антракт был поглощен взятием приступом буфетов и оживленным обменом мыслей. Много забавлялись предвещаемыми наводнениями и еще более смеялись над предложенным для избежания ото всех бедствий лекарством: молиться, уверовать в Бога и вытащить вновь на сцену церковные обряды. Добрейший принц просто-напросто желал бы вернуть мир на несколько веков назад и погрузить его вновь во тьму предрассудков и суеверия; но по счастию, теперь люди не так-то глупы.
Сатанисты, со своей стороны, были обижены дурной аттестацией, которую «этот индус» давал ларвам, – очаровательным и интересным существам, с которыми можно потешаться совсем иначе, чем с простыми смертными.
Тем не менее, каждому любопытно было посмотреть в волшебное зеркало и увидеть в нем свое собственное будущее: судьба планеты их мало занимала.
Вторая часть сообщения, в которой Супрамати делал много любопытных опытов с человеческой аурой и показал видения «иного» мира, очень заняла публику, и только последняя картина своей чрезвычайной реальностью оставила по себе неприятное впечатление.
Выступившим из удивительной рамы черным паром заволокло весь грот, скрыв фигуру мага, и вдруг появился уголок Царьграда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49