Спальня баронессы оказалась смежной с покоями хозяина, и именно в эту большую полутемную комнату привела экономка Джинни. Обстановка была слишком вычурной, чересчур женственной на вкус Джинни: повсюду — в обоих, коврах и занавесях преобладали персиково-голубые тона. В комнате стоял затхлый запах, очевидно, здесь давно никто не жил.Алек стоял рядом с Джинни, замечая, что она застыла от напряжения, неподвижна, словно ледяная статуя, и не вполне понимая причины этого напряжения. Вероятно, все очень просто — ей не нравится комната. Насколько он помнил, ее спальня в Балтиморе была обставлена совершенно иначе.— Пойдем лучше в мою спальню, дорогая, — весело предложил он. — Посмотрим, может, она тебе придется больше по вкусу. Кто знает, вдруг ты решишь разделить ее со мной?Последовало нечто вроде неодобрительного фырканья, исходящего от миссис Брит, зато жена одарила Алека полным облегчения взглядом.Алек, конечно, оказался в совершенно новой комнате, никогда раньше не виденной, в атмосфере, которую он никогда раньше не ощущал. Это приводило в расстройство, сбивало с толку, чтобы не сказать больше.С пола до середины стены шли панели из красного дерева. Шторы из тяжелого золотистого бархата свисали с окон. Мебель в испанском стиле выглядела тяжелой, темной и слишком солидной. С первого взгляда обстановка возбуждала неприязнь, невыносимо угнетала и давила, Алек вспомнил все, что читал об испанской инквизиции, и поинтересовался про себя, уж не был ли его отец ее рьяным последователем.— Господи, — прошептала Джинни почтительно, — это напоминает мне картину одного испанца, Франсиско Гойи, которую я видела в доме мистера Толливера в Балтиморе. Здесь ужасно мрачно, Алек.— Тогда тебе придется все переменить и приказать отделать ее заново, как посчитаешь нужным, а заодно и свои покои. Но ты можешь забыть о своей комнате и просто жить со мной.«И это, — подумал Алек, видя, какой радостью зажглись ее глаза, — поможет жене привыкнуть к новому положению и незнакомому дому».Джинни казалось, что она попала в иной мир, мир богатства и роскоши, подобострастной угодливости, где слуги не знают, как угодить хозяевам. Даже зная, что баронесса — по рождению — обыкновенная, жалкая уроженка колоний, они относились к ней с подобающей почтительностью и обращались не иначе как «миледи». Все вокруг говорило не только об огромном состоянии, привилегиях и аристократизме, но и о существовании многих поколений людей с врожденным чувством благородства и собственного достоинства.И Алек, даже ничего не помнивший из прошлого, вошел в этот мир совершенно естественно, без малейшей заминки, обращаясь с окружающими и с теми, кто служил ему, с обычным природным обаянием и любезностью. Слуги ему поклонялись, ловили малейшее слово, готовы были за него в огонь и воду и были безусловно и полностью преданны.Через день после приезда Алек отправился к поверенному и на обратном пути, проезжая через Сент-Джеймс-стрит, заметил леди, махавшую ему очаровательным зонтиком. Алек недоуменно пожал плечами. Что ей нужно? Может, просто замерзла?День был холодный, хотя и безветренный, однако ледяная сырость пробирала до костей, а на нем было неимоверно теплое пальто. Алек обнаружил, что гардероб в спальне набит одеждой, которая пришлась ему по вкусу. Во всем этом была явная, хотя и незлая ирония, заставившая его улыбнуться, что за последнее время случалось нечасто.Натянув поводья, он снял бобровую шапку и поклонился:— Добрый день. Как поживаете?Дама оказалась высокой рыжеволосой красавицей с полной грудью и страстными сверкающими глазами. Должно быть, необузданна и самозабвенна в постели. Алек не знал, почему так решил, но был уверен, что это правда. Может, он спал с ней?— Алек! Наконец-то вы дома! Вернулся, скиталец! Сколько же времени прошло, дорогой мой! Чудесно! Приходите ко мне сегодня вечером. Всего-навсего небольшой званый вечер, но соберутся все ваши друзья.— У него такой вид, словно он не узнает тебя, Эйлин.— Какой вздор, Коки, — резко бросила Эйлин, поворачиваясь к своему спутнику, поистине примечательному представителю противоположного пола, в чудовищно огромном галстуке, доходившем едва ли не до ушей, сиреневых утренних бриджах и блестящих ботфортах. Пальто отливало бледно-желтым. Видение было настолько впечатляющим, что Алек поморщился. Он не знал, кто стоит перед ним, но мгновенно уверился, что этот молодчик — фат чистейшей воды.— Коки, — произнес он вслух, слегка кланяясь.— Приходите, старина. Эйлин по-прежнему живет на Клейборн-стрит, номер семь.— Я всем расскажу, что вы вернулись в Лондон.Алек кивнул. Позже он решит, под каким предлогом отказаться от визита. Сейчас у него и без того много проблем, и все не слишком приятные. Нужно привести в действие план, и не один.Час спустя Алек сидел за обеденным столом напротив жены в маленькой круглой комнате, на редкость теплой, уютной и уединенной. Джинни не сводила глаз с мужа:— Что, Алек? Что сказал твой адв… поверенный?— Его зовут Джонатан Рейфер, и он знает меня едва ли не с пеленок. Большой друг покойного отца. Его жена даже прислала мне сливовый торт, по словам мистера Рейфера, мой любимый, — угрюмо сообщил Алек и, подцепив на вилку ломтик ветчины, стал задумчиво жевать, оглядывая маленькую комнату. Изящная мебель. Интересно, кто обставлял ее? — Ты не хотела бы обедать в парадной столовой? — осведомился он у Джинни.— Она слишком холодна и велика для нас двоих.На этот разумный довод ответа у него не нашлось.— Поверенный… мистер Рейфер, что он сказал, Алек?— Что кто-то замыслил недоброе. Сэр Эдуард Мортимер, местный судья, утверждает, что поджог — работа недовольных мной арендаторов. Будто именно они убили управляющего и сожгли дом. Дня через два я уезжаю в Каррик-Грейндж, чтобы самому докопаться до сути дела. К сожалению, мистер Рейфер не ездил туда и пересказал все, что случилось, со слов сэра Эдуарда. Не знаю, сколько времени пробуду там, но…— Холли и я, естественно, едем с тобой.— Я не инвалид, Юджиния!— Нет, но не в этом дело. Где ты остановишься в Нортумберленде? Где будешь жить? В разоренной спальне? Кто позаботится о твоем обеде? Кто проследит за тем, чтобы дом перестроили и обставили заново?Джинни осеклась, поняв, что зашла слишком далеко. Она действительно намеревалась заняться всем, что успела перечислить, но не была уверена, как отнесется к этому Алек. Более того, все это не имело никакого значения. Она просто не могла вынести мысли о разлуке.— Большая часть твоего списка может выполняться слугами — в конце концов, это их обязанность.Он был, несомненно, прав, но тем не менее Джинни мгновенно ощетинилась:— А кто будет спать с тобой каждую ночь? Тоже слуги?— Кто знает? Думаю, и в сельской местности найдется немало покладистых женщин.Джинни охнула, но Алек резко велел:— Немедленно успокойся и прекрати причитать. Там может быть опасно. Не припоминаю арендаторов, которые могли бы пойти на подобное, но всякое бывает. Ты останешься здесь, в Лондоне, в безопасности, с моей дочерью.— Алек, мы с тобой пережили и не такую опасность во время урагана. Не понимаю, почему ты так странно воспринимаешь обычную поездку в деревенское поместье.И тут она услышала прежнего Алека, многие поколения предков которого привыкли повелевать от рождения, высокомерно отдавать приказы, ожидая безусловного повиновения:— Я все решил, Джинни. Ты моя жена и будешь делать, как я требую. И останешься здесь. Я не желаю рисковать здоровьем как твоим, так и ребенка, которого ты носишь. А сейчас передай мне, пожалуйста, морковь.Глаза Джинни застлала багровая пелена бешенства:— Ты не покинешь меня здесь, одну, в чужом доме, окруженную чужаками. Это жестоко, и ты не можешь заставить меня!Вилка Алека замерла в воздухе. В том, что говорит жена, несомненно, есть своя логика. Ну что ж, все это можно легко решить благодаря встрече с женщиной со страстными глазами по имени Эйлин.— Сегодня я познакомлю тебя со своими друзьями. По крайней мере они так говорят. Женщину, которая дает званый вечер, зовут Эйлин, а джентльмена, ее спутника, — Коки. Понятия не имею, кто они, но знаю, где живет леди. Поедем. Возможно, чье-нибудь лицо и пробудит к жизни мою упрямую память. В любом случае ты встретишь новых людей и, возможно, с кем-нибудь подружишься.— Я не хочу ехать!Алек швырнул на стол салфетку и поднялся:— Мне в высшей степени безразлично, что ты желаешь и чего не желаешь делать. Ты поедешь со мной, вот и все. Будь готова, Юджиния, к восьми часам.Он широкими шагами устремился к двери, оставив Джинни кипеть яростью над остывшей морковью. Глава 21 Джинни не хотела никуда ехать. Не желала встречаться с незнакомыми людьми, да к тому же иностранцами. Не собиралась знакомиться с женщиной по имени Эйлин, которая, вероятнее всего, влюблена в Алека. Лондонская погода вполне отражала ее настроение. На улице стоял ледяной холод, постоянно моросило, и в двух шагах ничего не было видно из-за тумана.Джинни металась по голубому обюссоновскому ковру в своей спальне, проклиная деспота-мужа, изливая все беды и обиды равнодушным стенам.Кроме того, она чувствовала себя толстой и неуклюжей. Алека, казалось, совершенно не волнует, что ее платья становятся с каждым днем все более тесными и короткими. Скорее всего ни одно не подходит для столь блестящего собрания. У Джинни осталось лишь одно платье, да и то еле вмещавшее набухший живот. Кроме того, оно было совсем старым, еще с тех времен, когда Алек еще не брал на себя труд ездить с ней по модным лавкам. Джинни всегда считала его очень красивым, но сейчас, глядя на себя в зеркало, совсем не была в этом уверена. Она привыкла видеть себя в нарядах, выбранных и одобренных Алеком. Кроме того, раздавшаяся грудь едва не вываливалась из низкого выреза. Необходимо что-то придумать!Джинни прекрасно понимала, что просто неприлично появляться в таком виде на людях. Но что, что же ей делать?Неожиданно она вспомнила тот вечер, когда, стараясь понравиться Алеку, нашила на платье кружево. Да, швея из нее, по-видимому, не очень искусная. Ну и что?Джинни пожала плечами. На этот раз у нее лучше получится.Джинни оторвала полосу кружева от платья, ставшего слишком тесным, и вшила его в вырез. Конечно, швы выходили не совсем ровными, но не такими уж кривыми. Результат получился совсем неплохим, если, конечно, не присматриваться пристально. Правда, нитка в нескольких местах запуталась, а складки кружева легли не совсем равномерно.Джинни вздохнула. Что ж, она сделала все, что могла. И по крайней мере она теперь не выглядит полуголой.Джинни вспомнила белые бархатные банты на платье, которое надела когда-то для бала в балтиморской Эсембли-рум, как она и Алек по очереди отрывали эти проклятые банты, пока на полу между ними не образовался целый ворох. Конечно, Алек ничего не помнит.Ей ужасно хотелось отыскать его и спросить, как она выглядит. Но нет, все хорошо, все просто прекрасно, и, кроме того, он успел наговорить достаточно неприятных вещей. И вообще на этом платье нет ни единого белого банта.Она в последний раз оглядела себя в зеркало, почувствовала секундную неуверенность, но, расправив плечи, решительно спустилась вниз.Алек уже ждал ее, одетый как принц из королевского дома, по крайней мере на весьма пристрастный взгляд Джинни: черный вечерний костюм и безупречно белые сорочка с галстуком. Он выглядел превосходно, но обычно веселые глаза были холодны и неприветливы, когда на миг остановились на ней. Легкая морщинка лежала между бровями.Джинни молча кивнула, помня, что расстались они отнюдь не дружески, и не желая, чтобы Алек забыл это.— Едем?Она снова кивнула и проследовала мимо Алека к карете. Лакей держал зонтик над ее головой, пока муж помогал ей сесть. Джинни услышала, как Алек сказал кучеру, которого называл Коллином, куда ехать, и только потом присоединился к ней. Он не спросил Джинни, холодно ли ей, просто накрыл ее ноги полостью.Алек поудобнее устроился на сиденье и откинул голову на подушки. Он все еще немного сердился на жену за столь злонамеренное упрямство, поскольку не привык к подобному поведению. Верно, но Джинни выглядела так прелестно! Последний раз она надевала этот плащ недели три назад, на борту баркентины, и, как ни странно это звучит, объяснила, что именно он выбирал фасон и цвет плаща и платье в тон. Тогда Алек очень удивился, но сейчас обнаружил, что не прочь пробраться под плащ и погладить ее груди через ткань платья. Кроме того, он осознал, что готов взять ее прямо здесь, в карете, и решил, что это куда более здоровые эмоции, чем гнев. И куда более приятные.Алек улыбнулся в полутьме. В конце концов, не она виновата в ссоре… то есть не только она. Он тоже был слишком высокомерным, слишком деспотичным.Вслух же Алек примирительно сказал:— Имя этой женщины — Эйлин Бленчард, леди Рэмзи. Она вдова. Я-то думал, что хитрее и умнее меня нет на свете, когда умудрился все выведать у Марча, и знаешь, что он сказал?Джинни ничего не ответила, но Алек упорно продолжал:— Объяснил, что Мозес — прекрасный парень, добрая душа — сообщил ему о моих затруднениях и правильно поступил, как подобает христианину и прекрасному человеку, и теперь он, то есть Марч, будет хранить все в величайшем секрете, и мне не о чем беспокоиться. Он позаботится обо всем. — Алек улыбнулся непривычно молчаливой жене: — Он заставил меня вновь почувствовать себя семилетним малышом. Потом заявил, что не очень много знает об Эйлин, но припоминает, что я неплохо о ней отзывался. Слава Богу, хоть ее полное имя назвал!Джинни почувствовала, как уголки губ сами приподнимаются в улыбке, и, когда Алек сжал ее затянутую в перчатку руку, вздохнула и повернулась к мужу.— Здравствуй, — шепнул он, очень нежно целуя ее. — Ты прекрасно выглядишь, Джинни. Мне нравится твоя прическа.— Миссис Брит настояла. Тебе в самом деле нравится, когда косы уложены короной?— Несомненно, и то, как эти легкие прядки ласкают твое лицо, а особенно локоны на затылке. Очень чувственно, очень…— Только не безудержно, пожалуйста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49