— Я вовсе не хочу оскорблять вас, милорд, и вашу семью, но иногда обстоятельства бывают сильнее нас. Я поклялся отцу, что вернусь с невестой как можно скорее, чтобы он мог увидеть ее раньше… раньше, чем…Тревога за отца и беспомощный гнев на судьбу сдавили ему горло. Рука графа утешаюшим жестом легла ему на плечо.— Я нисколько не чувствую себя оскорбленным. Хотелось бы только знать, как вы распорядитесь временем, которым располагаете.— Я думаю, трех дней будет достаточно, чтобы сделать… проклятие! Чтобы сделать выбор. Еще четыре уйдет на подготовку невесты к венчанию, а затем мы отбудем назад в Англию.— Ваш отец вами гордится, — неожиданно заметил Александр Килбракен. — Он писал мне о ваших воинских доблестях. Вы воевали в Португалии под командованием Веллингтона, не так ли?— Это так, но, когда я вышел в отставку, там по-прежнему царила полнейшая неразбериха. К тому же ходят слухи о возможном вторжении Наполеона в Россию. Остается молиться, чтобы его планам не дано было осуществиться.— Так, так… а вот и мой единственный сын, Александр.При виде мальчика, стоявшего в дверях детской, Хок подумал: вот точная копия своего отца. Ясные серые глаза ребенка были широко раскрыты от любопытства.— Покажи, как хорошо ты воспитан, сынок, — усмехнулся граф Рутвен.— Как ваше здоровье? — вежливо спросил Александр, протягивая маленькую, крепкую и не очень чистую ручонку.— Думаю, я еще поживу, — серьезно ответил Хок, пожимая ее.— Я вижу, Аделаида не занималась тобой сегодня, дру-Жок, — благодушно заметил отец. — Это из-за беготни вокруг твоих сестер.— Она почти ослепла, пока шила платье для Виолы, — сказал мальчик с нескрываемым неодобрением. — Видели бы вы, как Виола паясничает перед зеркалом… как обезьяна! И все время хнычет, нюня.— Ладно, ладно, хватит! — вмешался Александр Килбракен. — Иди в комнату для занятий и жди Аделаиду. Теперь у нее найдется время и для тебя, а с графом ты еще успеешь познакомиться поближе.— Угу.— Вы счастливец, милорд, — заметил Хок, наблюдая за мальчиком, убегающим по коридору, лишенному даже самого незатейливого ковра. — У вас прекрасный сын.— Согласен. А вот и ваша комната, Ротрмор. Марта поработала на совесть, чтобы ее приготовить.— Зовите меня просто Хок.Граф Рутвен вопросительно приподнял бровь.— Это мое армейское прозвище, которое прижилось и в штатской жизни. Мой старший брат так долго носил имя Ротрмор, что я до сих пор не могу привыкнуть к нему.— Храни Господь душу бедного Невила!Граф прошел в комнату, придержав дверь для Хока, который остановился на пороге в неподдельном восторге. Стены, обшитые темным деревом, почерневший от времени камин и необъятная кровать придавали спальне величие с оттенком спартанской простоты. Перед камином, на потертом красном квадратном ковре (почти коврике), стояло глубокое кресло. Единственным украшением служили богатые рыцарские доспехи у одной из стен.— Это комната Фрэнсис, — объявил граф, откровенно наблюдая за реакцией Хока.Она не замедлила последовать: тот во все глаза уставился на Александра Килбракена. В комнате не было ни единого намека на то, что она служила спальней молодой леди. Что ж, подумал Хок, справившись с первоначальным изумлением, такая некрасивая девушка, конечно же, не станет развешивать по стенам зеркала. А что касается туалетного столика, зачем он ей? Никакие средства не помогут сделать уродливое красивым.— Я пришлю наверх вашего камердинера. Мы ужинаем ровно в восемь.Александр Килбракен кивнул и вышел. Спускаясь по лестнице, он обдумывал наказание для Фрэнсис за ее выходку. Убить ее? Просто взять и свернуть ей шею? Нет, лучше ее приподнять и так встряхнуть, чтобы у нее повылетели все зубы, а потом так выпороть, чтобы она неделю не смогла сидеть!Неожиданно граф расхохотался, и весь его гнев улетучился в мгновение ока. Что за девчонка! Никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Вот уж с кем действительно не соскучишься! Глава 3 …на что пригодна особа столь унылая? Шекспир Фрэнсис на цыпочках двинулась к кухонной двери. Спасение было всего в нескольких шагах, когда сзади раздался гневный голос отца.— Фрэнсис! — оглушительно взревел Александр Килбракен, как бывало с ним в минуты душевного волнения.Притворяться, что не слышала, было глупо, и все же она схватилась за ручку двери, занеся ногу для шага через порог.— Еще одно движение, Фрэнсис, — и я тебя в порошок сотру!Ангус, егерь в охотничьих угодьях графа, дурачок Дональд, который чистил стойла и был на побегушках при кухне, а также повариха Дорис — все втянули головы в плечи, переводя взгляд с хозяина на его дочь. Когда на графа находили редкие припадки ярости, обитатели замка предпочитали не вмешиваться. Фрэнсис была уверена, что слуги гордятся вспышками его гнева и зимой, сидя у камелька, благоговейно пересказывают друзьям и знакомым, как вел себя граф в таком-то и таком-то случае. Похоже было, что ей вот-вот придется войти в одно из таких преданий. Егерь Ангус сплюнул в угол и отвернулся с видом полного равнодушия, но было ясно, что он весь внимание.— Что, папа? — спросила она простодушно. — Я тебе зачем-нибудь нужна?— «Я тебе зачем-нибудь нужна»?! — яростно передразнил Александр Килбракен, широким шагом пересекая кухню. — Иди-ка сюда, дура!— Но, папа, я собиралась…— Ни слова больше! — Он топнул ногою, затем, схватив дочь за запястье, поволок ее к двери. Чтобы не отстать, Фрэнсис приходилось семенить рядом, втайне же она радовалась тому, что большая часть сцены не пройдет на виду у Ангуса, самого отъявленного сплетника. Они вихрем пронеслись мимо конюшни, мимо Рэндолла и Пенелопы (козьего семейства), держа курс на холм позади «Килбракена», пурпурный от распускающегося вереска. Только там, круто развернув Фрэнсис и с отвращением меряя ее взглядом, граф отпустил руку дочери.— Как по-твоему, на что все похоже, бестолочь?Она подняла голову, и взгляд Александра Килбракена уперся в толстенные линзы уродливых очков. Он содрогнулся. Фрэнсис решила, что разумнее будет сказать чистую правду.— Я не желаю выходить замуж за этого англичанина, папа, — с вызовом заявила она. — Не желаю — и не выйду. И я сделаю все, чтобы его надменная светлость смотрела в другую сторону.— Надменный? Граф Ротрмор? Да он держится так, что лучшего нельзя и желать! Хм… ему немного не по себе, но это потому, что он здесь не по собственной воле. Да-да, Фрэнсис, не только ты не в восторге от происходящего. Граф ведет себя достойно в ситуации, в которой трудно оставаться на высоте. Тебе, я вижу, безразлично то, что маркиз Чендоз тяжело болен, но попробуй поставить себя на место графа Ротрмора. Как бы ты себя вела на его месте?Фрэнсис слышала, как гость упомянул о болезни отца, но пропустила новость мимо ушей. Ей было жаль старика, но какое отношение это имело к ее нежеланию уезжать из Шотландии?— И все равно я не хочу выходить замуж, папа, — повторила она, так резко вздернув подбородок, что очки сползли на самый кончик носа. — Я не хочу уезжать из «Килбракена» куда бы то ни было. Мое место здесь.Это почти обезоружило Александра Килбракена, однако он быстро подавил острое чувство жалости к дочери.— С чего ты взяла, что без этой дурацкой маскировки граф Ротрмор не сводил бы с тебя глаз? Если говорить о тщеславии, дочь, то у тебя его побольше, чем у Виолы.— Знаю, папа, — вздохнула Фрэнсис, устраиваясь на кочке посреди вереска, — но я не хочу рисковать.Александр Килбракен молчал. Более привычная к вспышкам его темперамента, чем к подобным моментам напряженного раздумья, Фрэнсис почувствовала растущую тревогу. Она обвела рукой окружающее и спросила не без робости:— А ты сам, папа? Ты бы покинул все это?— Я хочу для тебя наилучшей участи, — ответил он.— И ты думаешь, что этот человек — моя наилучшая участь? — вспылила она. — Он красив, тут я спорить не стану, но не забывай, что он англичанин, папа. Англичанин! Могу поклясться, что он считает нас дикарями… да это видно по нему, только приглядись как следует!— Мы слишком хорошо говорим по-английски, чтобы нас считали дикарями, — усмехнулся граф. — Не старайся отвлечь меня от сути дела, Фрэнсис. Я требую, чтобы ты появилась за обедом в том виде, каким наградил тебя Бог.— Ни за что!Александр Килбракен, который за девятнадцать лет почти не сталкивался с открытым непослушанием дочери, не сразу нашелся что сказать на это.— Ты хоть понимаешь, на что ты похожа? Ты уродина, настоящая уродина!— Я рада, что не зря провела долгие часы, тренируясь. А когда результат меня вполне устроил, я вынесла из спальни зеркало, чтобы в него не смотрелся наш дорогой гость. Интересно, почему София выбрала для него именно мою комнату?— По-твоему, как бы он себя чувствовал среди ленточек и оборок? Или, может быть, он был бы счастлив вдыхать запах огуречного лосьона Клер?— Несколько ночей он мог бы поспать и в башне!— Что за чушь! А если бы пол провалился у него под ногами?Да уж, пол в башне держался на честном слове, но это не извиняло тот факт, что спать в окружении оборок и ленточек Виолы приходилось Фрэнсис.— Я хочу знать, откуда у тебя эти отвратительные очки!— Я нашла их в корзине на чердаке, когда рылась там в поисках платья, и решила, что это будет подходящий завершающий штрих.— Нет, я тебя точно высеку! Угроза ничуть не испугала Фрэнсис.— Тогда я буду выглядеть еще ужаснее, — отпарировала она. И сама она, и граф понимали, что это всего лишь слова. Александр Килбракен подавил вздох. Ах, если бы она не была так чертовски похожа на него!— Значит, ты отказываешься подчиниться воле отца?— Ну пожалуйста, папа! Пожалуйста, не заставляй меня! Да и зачем это, если без того ясно, что я ему не нужна? Он буквально глаз не сводит с Виолы. Она молода и легко поддается влиянию, а что еще нужно светскому человеку? К тому же она очень красива и бойка на язык. Не ты ли говорил, что граф обожает таких женщин, как она? Что ему во мне? Я только сделаю его жизнь скучной. Даже с Клер он будет счастливее, чем со мной. Представь, как будет мило, если она напишет портреты всех его друзей! Неужели ты хочешь оказать графу Ротрмору плохую услугу?Граф не мог не признать, что в рассуждениях его дочери что-то есть. Кроме того, как ни любил он двух других, они занимали в его сердце далеко не такое место, как Фрэнсис. И все же… все же ни Клер, ни Виола не сделали бы счастливым графа Ротрмора, а как могла быть счастлива жена при несчастливом муже? Фрэнсис ничего не знала об истинном характере гостя, в то время как Александр Килбракен знал о нем по рассказам маркиза. Он понимал, что спор с дочерью зашел в тупик, и обдумывал, не выдать ли Хоку ее тайну. Возможно, если рассказать, какова Фрэнсис на самом деле, если поощрять его ухаживания…Но как же объяснить ему причину ее выходки? Так прямо и сказать, что девчонка ненавидит самую мысль о том, чтобы стать его женой? Что она предпочитает, чтобы ее считали безобразной? Тысяча чертей и преисподняя!Не выдержав, Александр Килбракен смачно выругался.— По крайней мере замени эти обноски на что-нибудь более приличное! И убери с моих глаз мерзость, которую ты нацепила на нос!— Хорошо, папа, — кротко согласилась Фрэнсис.— И веди себя, как подобает благовоспитанной леди!— Хорошо, папа.С чего это она вдруг стала такой послушной? В сердце графа закрались темные подозрения, но он предпочел отмахнуться от них, разглядывая тугой пучок на затылке дочери. Кто бы мог подумать, что такое можно сделать с целой гривой роскошных волос! Может быть, заставить Фрэнсис распустить эту прическу старой девы? Но что это даст? Она, должно быть, уже прикидывает, как ухитриться выполнить его приказ и при этом оттолкнуть графа. И она преуспеет, можно не сомневаться, даже если для этого ей придется плюнуть гостю в лицо… ну если не плюнуть, так осыпать его оскорбительными колкостями, да так ловко, что тот останется стоять с разинутым ртом, не зная, как их отпарировать. И какой же благовоспитанный будет у нее при этом вид! Нет, лучше уж ее не провоцировать.— Мы еще вернемся к этому разговору, дочь! — прогремел Александр Килбракен.Он направился к замку и утешил себя двумя стаканами превосходного шерри. Он решил, что постарается присмотреться к гостю поближе, чтобы понять, достоин ли тот Фрэнсис.Проводив отца взглядом, Фрэнсис едва удержалась, чтобы не закружиться от радости. Она уже знала, что наденет к обеду. Грязно-желтый цвет этого наряда придаст ее коже неприятный, болезненный оттенок, словно ее снедает скрытая хворь.— Прости, папа, — прошептала она, с отчаянием глядя в гущу можжевеловых кустов, — но тебе самому невыносима мысль о моем отъезде. Кто будет лечить заболевших животных? Кто будет сидеть с тобой зимними вечерами и слушать рассказы о прошлом «Килбракена»? Кто будет смеяться твоим забористым шуточкам? Кто будет скакать рядом с тобой по вересковым холмам? И почему наша жизнь не может просто идти своим чередом?Фрэнсис пожала плечами и поднялась. Тревожиться нечего: англичанин выберет либо Виолу, либо Клер.И когда граф с избранницей уедут, в «Килбракене» вновь наступят мир и покой.Что ж, она могла бы появиться и в худшем виде, подумал Александр Килбракен, усаживаясь на неудобный стул во главе стола и разглядывая дочь. Кажется, ее план может блистательно осуществиться, Виола и Клер просто из кожи вон лезут, чтобы понравиться гостю.Даже для предубежденного взгляда Фрэнсис граф Ротр-мор выглядел красавцем в его черном вечернем наряде. Она заметила, что Виола приглушенно ахнула при его появлении в столовой, а Клер откинула голову и слегка прищурилась — без сомнения, думая о том, как хорошо выглядел бы он на портрете.«Если бы я умела рисовать, я бы изобразила его выходящим из озера… совершенно голым».Что это на нее нашло? Вот глупость-то! Чем скорее он уедет отсюда с Виолой или Клер, тем лучше. По крайней мере тогда она окажется в безопасности.Хок держался с безупречной вежливостью, при этом однако, уделяя больше внимания обеду, чем компании за столом. Молчаливый Тотл ковылял вокруг, подавая блюда. Когда он наклонялся к Хоку, тот ловил залежалый запах, исходивший от его поношенной ливреи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53