Этого она совсем не знала. Ему, казалось, известна любая ее мысль, он понимает все ее поступки: ему известны все ее жестокие и грубые поступки так, как их не знал даже Эндрю. Именно Джереми всегда указывал ей на ее промахи, заставляя ее соответствовать тому идеалу жены, который он представлял себе для Эндрю. Не строя никаких иллюзий на ее счет, он любил ее.
Сара медленно покачала головой при этой мысли. Из их любви ничего не может получиться. Помилованный и помилованная… Если снова выходить замуж, так чтобы приподняться над этим уровнем, вернуть то, что для нее было завоевано Эндрю. Брак с Джереми означал бы отказ от этого и переход в совершенно противоположный лагерь: об этом нельзя было даже думать. Через десять лет ее сыновья не должны сожалеть о глупостях, совершенных их матерью.
Но она знала, что у Джереми есть такие качества, которых она никогда не найдет в Луи. Джереми бы предан и лоялен, и порой в его голосе, когда он обращался к ней, сквозила такая невыразимая нежность. Ради нее он работал до полусмерти на трех фермах, которые никогда не будут принадлежать ему. Все эти годы он создавал богатство, которое преумножает славу другого человека. Она понимала, что полюбила Джереми иной любовью, чем Эндрю или Ричарда, с той самой ночи, когда ссыльные напали на Кинтайр. А может быть, все это началось и раньше, но ревность и подозрительность скрывали от нее самой ее собственные чувства. Если бы это было возможно… Она резко остановила себя. Джереми бывший ссыльный.
Она поднялась и вернулась к бюро. Чистый лист с двумя словами наверху слепо смотрел на нее. Она вдруг почувствовала невыразимую усталость и презрение к себе за то, что она сделает с Джереми и со своими собственными чувствами. Сейчас она должна сесть и написать Луи, как старательно она действует в его интересах, и внушить ему между строк, какой старательной она будет в своих заботах о его ребенке. Она прекрасно знала, что совершенно не стремится стать матерью для этой незнакомой девочки, но это все было частью сделки, которую она заключила сама с собой.
Она снова присела и взяла перо. Проблема состояла в том, что эта сделка существовала пока лишь в ее собственной голове. Луи в тысячах миль от нее, недосягаем и недоступен ее влиянию. Она кротко вздохнула и начала писать.
Она писала более часа и вдруг услышала цокот копыт и шум колес экипажа на дорожке, ведущей к дому. Она взглянула на часы: было десять минут одиннадцатого; никто в такое время без крайней нужды не ездил по Непеанской дороге. Озадаченная, она подошла к окну и отодвинула занавеску. Карета остановилась на некотором расстоянии: началась суета, шум, слуги кричали что-то друг другу, один из них забрался на крышу экипажа и стал отвязывать короба. И вдруг в свете расставленных повсюду фонарей она узнала фигуру человека, который разговаривал с мадам Бальве. Он повернулся, нагнулся к карете и когда снова оказался на свету, в объятиях его был ребенок, сильно укутанный от холода мартовской ночи.
Луи вернулся в Банон!
Сара задержалась ровно настолько, чтобы убедиться, что из кареты не выходит какая-нибудь женщина, и опустила занавеску.
Она промчалась по комнате, подняв ветер, который разметал листки ее письма, и они с легким шелестом опустились на ковер. Задержав ладонь на ручке двери, она помедлила и вернулась. Она направилась к туалетному столику, наклонилась и тщательно рассмотрела свое лицо. Увидит ли Луи в ней перемену? Постарела ла она с момента его отъезда? На ее собственный взгляд, она выглядела по-прежнему, но какой он увидит ее в сравнении с бледными томными лондонскими красавицами? Она достала из ящичка пудру и пробежалась пуховкой по лицу, посмотрев на полученный эффект. Волосы ее были уже распущены и расчесаны на ночь: они рассыпались по плечам, отливая теми же светлыми красками, которые он должен помнить. Она посмотрела на них с удовлетворением, как и на стройность фигуры, которую подчеркивал пеньюар. Потом она направилась к шкафу и достала оттуда другой — цвета морской волны, про который Эндрю говорил, что он цвета ее глаз.
Прежде чем выйти из комнаты, она разорвала исписанные страницы, и они весело запылали в камине. Она следила за ними со вспыхнувшими щеками: можно было вообще не писать письмо. Луи вернулся, и вернулся один.
Все свечи в вестибюле были поспешно зажжены. Главная дверь открыта, чтобы слуга смог внести багаж. Ветер с гор врывался прямо в дом, и Сара вздрогнула от холода, когда остановилась, чтобы рассмотреть эту сцену. Луи и мадам Бальве стояли рядом, оживленно разговаривая по-французски, ребенок был почти невиден в глубоком кресле. Капюшон сполз с головы девочки, обнажив черные волосы и восковую бледность кожи. Глаза ее были закрыты, и она не замечала всей царящей вокруг суеты. Сара двинулась вперед.
Луи обернулся на звук ее шагов и тут же направился к ней, протягивая обе руки.
— Сара!
Он совсем не изменился. Его смуглая кожа по-прежнему туго обтягивала высокие скулы, походка была такой же стремительной и легкой. Он улыбался, почти смеялся.
— Ну же, Сара! Неужели ни слова приветствия?
Она крепко сжала его руки в своих. На миг ей стало трудно говорить: у нее было такое чувство, как будто где-то в глубине накипают слезы, в горле пересохло. Сара растерялась; она никак не предполагала, что приезд Луи может так взволновать ее. Полтора года отсутствия сделали его почти незнакомцем. И сейчас она почувствовала необычайное облегчение, найдя в нем того же самого Луи, которого знала до отъезда из колонии. Но еще кое-что сделало это ощущение близости сильнее. Когда она шла навстречу ему через вестибюль, ей на миг показалось, что она идет к своему отцу: то же смуглое тонкое лицо, та же худоба и стройность фигуры. Себастьян Дейн мог бы точно так же смеяться.
— Луи! — воскликнула она своим грудным голосом. — Конечно, я рада тебе! Больше, чем кто-нибудь! Но это так неожиданно…
Он передернул плечами.
— Что же мне, болтаться в Сиднее в ожидании твоего разрешения приехать в мой собственный дом? Мы приехали два дня назад, и мне сказали в Гленбарре, что ты уехала в Банон. Я сказал себе: «Луи, она там и, конечно, завладела всем, как всегда. Она там правит, как деспот, а ты прохлаждаешься в Сиднее. Поезжай и захвати ее врасплох! Изгони ее!»
Он наклонился и поцеловал ей руку.
— И вот я здесь!
Она улыбнулась восторженно.
— Никогда еще поражение не принимали с большей радостью. Я удалюсь как можно быстрее и деликатнее.
— О нет, Сара! Мне нужно несколько дней, чтобы привыкнуть лицезреть тебя, прежде чем я вас отпущу.
Брови ее взметнулись вверх.
— Несколько дней!.. Я не могу так долго оставаться здесь одна.
— Да пусть сплетники болтают о твоем пребывании здесь, — сказал он сердито. — Разве ты не мой деловой партнер? И разве ты не… Но довольно об этом! — Он, смеясь, потянул ее за руку. — Мы слишком заболтались, пойдем, я тебя познакомлю с дочерью.
Ее подвели к креслу. Пожилая женщина, очевидно няня, почтительно стояла рядом, ожидая распоряжений. Мадам Бальве опередила их и коснулась плеча девочки, чтобы разбудить ее. Темные сонные глаза открылись и недоуменно воззрились на Сару.
— Элизабет, — тихо сказал Луи, — это миссис Маклей. Помнишь, я рассказывал тебе о трех мальчиках миссис Маклей, с которыми ты сможешь играть?
Несколько секунд ребенок непонимающе смотрел перед собой. Потом она с усилием собралась с мыслями и начала приподниматься в глубоком кресле. Она встала на ноги и попробовала присесть в реверансе. Сара остановила ее.
— Я рада познакомиться с тобой, Элизабет, — сказала она мягко.
Девочка не ответила, а лишь перевела взгляд на пол. Ее личико казалось усталым и замерзшим, она смущенно теребила свой плащ.
Сара слегка повернулась.
— Луи?..
Он кивнул и сделал знак домоправительнице:
— Она так устала, моя малышка! Ей столько пришлось путешествовать, столько волнений после всех этих месяцев на море. Подождем до утра.
Мадам Бальве наклонилась и взяла Элизабет на руки. С этой новой высоты она оглядела их всех серьезным взглядом.
— Утром, — сказала Сара, — ты познакомишься с тремя мальчиками, один из которых как раз твой ровесник.
На миг показалось, что Элизабет улыбнется. Но она лишь быстро кивнула головкой и склонила ее на плечо мадам Бальве. Сара и Луи наблюдали, как они удалялись.
— Я никак не могу в ней разобраться, — сказал Луи тихо. — Она все еще стесняется меня, несмотря на то, что мы столько времени провели вместе. В некоторых отношениях она развита не по летам, мне кажется, да и я тут добавил тем, что нещадно баловал ее в Лондоне. Я уверен, что она не была счастлива в этой казарме в Глостершире, но, мне кажется, она и вдали от него не более счастлива. Может быть, здесь ей будет лучше. Она, конечно же, ездит верхом, как будто рождена на лошади — да это почти так и было.
— Она похожа на свою мать?
Он улыбнулся.
— Это как раз то материнское наследие, на которое я очень надеялся, и Элизабет его получила в избытке. Она будет красавицей.
Затем он нежно коснулся ее плеча.
— Но что же мы здесь стоим, Сара? Пойдем в столовую — мадам Бальве пришлет туда ужин.
Сара сидела с ним, пока он ужинал. Пальцы ее обвивались вокруг бокала с вином, который он наполнил. Мадам Бальве настояла, чтобы самолично прислуживать ему. Она приносила и уносила подносы, причем на ее щеках непривычно горели два розовых пятна.
Луи быстро разговаривал за едой: передавал разные новости, перемежая их вопросами к Саре.
— Англия у ног Нельсона, но большинству не нравится Эмма… Великая Армия Бонапарта расположилась на скалах Булони.
— Вторжение? — спросила Сара.
Он пожал плечами.
— Нельсон, во всяком случае, там. — Потом он ткнул в ее сторону куриной ногой. — Но стоит добрым англичанам испугаться вторжения, как тут же их отвлекут сплетни об эскападах принца Уэльского. Мой Бог! Как этот человек тратит деньги! Он живет в той обстановке, что принято считать семейным блаженством, с Фитцерберт, которая, к счастью, имеет санкцию Папы на объявление миру, что она действительно обвенчана с его королевским высочеством. Бедная принцесса Каролина вечно имеет какие-то неприятности, и все, кто ненавидит принца, собираются вокруг нее. — Он преувеличенно передернул плечами. — Какой жуткий у нее вкус! Мне кажется, она могла бы его удержать возле себя, если бы кто-нибудь взял на себя труд научить ее одеваться.
Он допил вино и пододвинул пустой бокал к мадам Бальве, чтобы она его наполнила.
— Я познакомился с леди Линтон, — сказал он. — Она все еще время от времени принимает принца. Она невероятно толста. Почему-то всегда в алом. Лицо ее цветом напоминает оранжевую луну.
Сара улыбнулась, услышав это сравнение.
Он кончил есть и повернулся к экономке.
— Тот ящичек, что я вам показал, мадам, — тот маленький, я бы хотел, чтобы его принесли сюда.
Мадам Бальве кивнула и вышла.
Луи снова обернулся к Саре.
— Я видел Джона Макартура несколько раз, когда был в Лондоне. Он жаждет вернуться сюда. Мне кажется, ему это вскоре удастся. Суд, конечно, оказался на его стороне, и наш губернатор выглядит в этом деле не очень хорошо. У Макар-тура убедительная манера говорить, но образцы шерсти мериносов, которые он там показал, оказались красноречивее слов и завоевали ему симпатии. Он возвращается с разрешением на надел в Государственных пастбищах.
— Шерсть… — пробормотала Сара.
— Что ты сказала?
— Я сказала «шерсть»… Шерсть для этой страны станет важнее всего прочего. Сельское хозяйство не выйдет за пределы обеспечения наших собственных нужд, но шерсть составит нам состояние за границей.
— Всегда деловая женщина в тебе берет верх, Сара! Ты совсем не изменилась, моя дорогая!
Сара подняла голову, щеки ее вспыхнули ярче.
— А почему я должна меняться? Что еще может меня здесь занять? Я не знаю сплетен из придворной жизни или о любовнице Нельсона, которыми я могла бы тебя развлечь. Не будь ко мне слишком строг, Луи!
— Тогда расскажи мне о своих делах!
Ее глаза потемнели.
— Я писала тебе письмо, когда ты приехал сегодня. В основном это были новости Банона… Но все это может подождать до завтра. Есть, однако, одно, что может тебя заинтересовать. Говорят, что у губернатора есть сведения о Мэтью Флиндерсе. Ты его помнишь, Луи, — молодого лейтенанта, который плавал на «Исследователе», чтобы составить карту для Адмиралтейства?
Он кивнул.
— Ну конечно! Что с ним?
— Он отправился в Англию на «Камберленде» маршрутом, который пролегает через Торрес в Кейп. Он остановился в Иль-де-Франс для ремонтных работ, и, говорят, тамошний губернатор генерал Декаен держит его как военнопленного.
— Он с ума сошел! — воскликнул Луи хрипло. — У Флиндерса же паспорт на научные исследования от самого французского морского министра. Боже мой, ничего себе благодарность за то гостеприимство, что губернатор Кинг оказал французской экспедиции Бодэна! Здесь что-то не так, Сара!
— Карты, морские и сухопутные карты Флиндерса, — сказала она, — они все там, на Иль-де-Франс. Ты знаешь, что это значит, Луи. Если его там продержат достаточно долго, Бодэн опубликует результаты своих изысканий и исследований, которые он сделал для Франции. А открытия Флиндерса будут дискредитированы.
Луи медленно покачал головой.
— Так бессмысленно… Так глупо… Он женат?
— Да, он женился за три месяца до того, как покинул Англию, в 1801 году. Он, видимо, собирался взять с собой жену, но в последний миг ей не позволили отплыть на «Исследователе». А теперь она должна ждать, когда Декаен выпустит его.
Луи вращал в пальцах бокал, наблюдая, как покачивается вино.
— Эти ученые! Какие жертвы они приносят своей науке! Вот юный Флиндерс со своими записями и картами, которые являются славными образцами искусства и терпения, сидит взаперти на Иль-де-Франс, а молодая жена ждет не дождется его в Англии! Которую же из них, интересно, он любит больше? От которой из них смог бы он отречься?..
Луи поднял голову. Постучавшись, в комнату вошла мадам Бальве, за которой с кованым сундучком на плече вошел слуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66