Прежде чем она смогла двинуться дальше, из-за двери вдруг возникла мужская фигура. Она вмиг подняла ружье и отступила. Но мужчина был высоченный и двигался с быстротой ястреба. Он выбросил вперед руку, оттолкнув ствол, прежде чем она успела опомниться. Сара машинально выстрелила, но раздался всего лишь глухой звук осечки.
Мужчина был громадного роста и горой возвышался над нею. Он наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо. Она попыталась снова сделать шаг назад, но он ухватил ее за запястье, вывернул ей руку, и она слабо застонала от боли. Один за другим ее пальцы соскользнули с курка. Он мог бы выбить ружье у нее из рук сразу же, но, казалось, ждал, чтобы она сама отпустила его. Ружье упало на пол между ними. Сара открыла рот, чтобы позвать Тригга, но грубая рука, пропахшая потом и ромом, зажала ей рот. Она бешено царапала эту руку, но борьба с незнакомцем была напрасной.
— Ни звука, поняла, или шею сломаю! Слышишь?
Огромная рука опустилась вниз и обвила ее шею.
Сара в ужасе смотрела на него. По его сиплому голосу она поняла, что перед ней деревенский житель, набравшийся лондонского акцента. Он был пьян. Его зловонное дыхание вызвало в ней приступ тошноты. Лицо его блестело от пота, глаза были красны. Он качался, вцепившись в нее.
— Сколько здесь мужиков? — спросил он. — Двое?
Она не ответила. Рука его на ее горле угрожающе сжалась.
— Не пытайся меня надуть — я их видел! Оба ранены — уже, наверное, сдохли. — Он пнул ногой ружье. — Где патроны для него? Где?
Она не ответила, просто дернула головой в направлении коридора и остальной части дома.
— Еда?
— Там, — она кивнула на полки вдоль кухонной стены.
Он удовлетворенно хмыкнул.
— Они улизнули без меня, чтоб их! — сказал он. — Я упал и отключился, а эти сволочи взяли мое ружье и бросили меня на берегу. — Он издал какой-то низкий рокочущий звук и тряхнул ее. — Но я не из тех, кто сдается, а теперь мне еще перепало побольше, чем любому из них! У меня и ружье, и еда — и делиться ни с кем не надо. Да еще и ты мне досталась в придачу!
Ее глаза медленно расширились.
Улыбка расплылась на его потном лице.
— Ты меня не помнишь, а? Долго же ты дамочку изображала — так долго, что забыла своих приятелей с «Джоржетты».
Она напряглась и попыталась вырваться.
— Что, не нравится, а? — Он качнулся на пятках. — Я-то за тобой следил — я уж, считай, здесь целый год. Я-то не забыл, как все было: одно тряпье на спине и ноги босы, а теперь нос от нашей вони воротишь, от нас, от тех, кто здесь спину гнет, чтобы тебе в шелка рядиться, а муженьку твоему золото в кошелек бы сыпалось. Ну что ж, ты-то с «Джоржетты» все получила, не так что ли? Ты-то быстро нашла, как к этому дурню в кровать залезть, пока мы все в трюме гнили. Думаешь, я забыл? Каждый раз, как на тебя гляну, все вспоминаю. Ох и хотелось же мне добраться до этой твоей белой шейки и выжать жизнь из тебя… ты, расчетливая сучка!
— Кто ты? — из горла Сары вырвался только шепот, так крепко он сжимал ее шею.
— Как же вам было меня упомнить, миссис Маклей? Разве что помните, как дважды мне шкуру со спины сдирали кнутом за это путешествие, и зовут меня Джонни. Джонни Писарь, так звали меня в Лондоне. И был я известным гражданином, пока не навесили они мне срока в четырнадцать лет. Абыло время, когда я мог подделать подпись губернатора так, что он сам бы не отличил. Теперь-то уж нет. Теперь уж не смогу, и все потому, что лес валил для ваших чертовых костров и потерял два пальца! А мог бы потерять и всю руку, но разве знает об этом миссис Маклей, разве придет и перевяжет руку? Ни за что! Знатная леди разве заглянет в барак, где ссыльные живут?! Но позволь мне сказать тебе, — он придвинулся еще ближе, — ты не увернешься от этого. Сколько бы лет ни прошло, как бы далеко ни осталась «Джоржетта», тебе никогда не дадут ее забыть. Каждый ссыльный тебя держит на примете, каждый вновь прибывший слышит твою историю. Всегда найдется кто-нибудь, чтобы до тебя достать и потянуть вниз, как я сейчас. Понимаешь? Тебе никогда не дадут этого забыть! Ну… — грубо тряхнул он ее, — мне-то на это наплевать. Я свободен, могу теперь не слышать, как ты распоряжаешься, не смотреть, как ты юбки подбираешь, чтобы о кого-нибудь из нас не замараться. Хватит, поняла? Я ухожу за реку, где меня не достанут. И мне наплевать, если я никогда ни одной белой бабы больше не увижу. Мне и туземки сгодятся.
Он сплюнул, скривив рот.
— Лошади, — пробормотал он, — где они?
— Не знаю.
— Не ври, ты, шлюха! Должно быть три лошади. Они исчезли из конюшни, еще когда мы до складов не добрались. Где ты их спрятала?
— Я ничего про лошадей не знаю.
Он хлестнул ее рукой по лицу.
— Сука! Говори!
— Не знаю! — выдохнула Сара. Он тряхнул ее, в глазах его сверкнуло безумие.
— Я тебя заставлю говорить, дрянь подзаборная!
Он снова ударил ее по лицу. Ее отбросило назад. Она отшатнулась, почти вырвавшись из его рук.
Вдруг поведение его изменилось. На его потном лице заиграли новые чувства — отвратительная пьяная похоть, которую пробудили эти побои. Он отвел от нее одну руку и с удивлением посмотрел на нее.
— Сейчас мы посмотрим, кто может, а кто не может тебя трогать. Ты сойдешь и для такого изгоя, как я, Сара Дейн, когда я того захочу. Шлюха… — Он выдохнул это почти нежно. — Ты была рада получить что могла на «Джоржетте», а теперь я спрашивать не стану!
Рука его взметнулась и разорвала лиф ее платья до пояса. Его лицо кривилось усмешкой.
Он на миг ослабил свою хватку, чтобы поцеловать ее; Сара тут же отбросила его руку и стала шарить на груди. Но она не успела ухватить маленький итальянский кинжал. Он упал на пол между ними, тонко звякнув о ружье.
Он взглянул вниз, и этого мгновенного замешательства оказалось достаточно, чтобы она успела нагнуться и схватить кинжал раньше мужчины. Она присела с кинжалом в руке. Разъяренный, он снова замахнулся и ударил ее по лицу. Удар бросил ее на пол: она лежала на боку. Несколько секунд он смотрел на нее, потом упал на колено, пытаясь, пьяный, удержать равновесие, и оперся о пол одной рукой. Из этого положения он начал наклоняться вперед.
Она дала ему наклониться как можно ниже, а затем, как молния, увернулась, перекатилась на левый бок и изо всех сил вонзила заостренный кинжал ему в горло. Рот его раскрылся в тот момент, когда он осознал, что она делает.
Остекленело-изумленное выражение появилось в его глазах — смешанное выражение ужаса и неверия. Он судорожно ухватился за горло, пальцы его наткнулись на кинжал. Он дернул руку Сары, пытаясь разжать ее, но это движение только вогнало кинжал глубже. Хлынула кровь. Кровавый пузырек появился в углу его рта, а рука его безвольно соскользнула. Он медленно упал вперед, и кинжал вошел ему в горло по рукоятку.
Он нелепо навалился на нее, раскинув руки. Он был уже мертв, кровь струей вырывалась из его горла. Сара пыталась выбраться из-под него, наконец это ей удалось. Он лежал на спине, глаза были открыты, кинжал косо торчал из горла. Изящная серебряная рукоятка слабо светилась в ранних утренних лучах.
Сара отстранилась от него и с трудом стала подниматься на колени. Но на миг замерла и передернулась. Кровь этого человека была еще теплой на ее платье, груди и шее. Лицо ее саднило от боли, причиненной его ударами. Она взглянула на свои руки, потом на мертвеца. Ее затошнило.
Пока она стояла так на коленях, до нее донеслись из коридора звуки неверных шагов. Она подняла голову, слишком усталая, чтобы думать о том, кто это мог быть. Она ждала, и наконец фигура Джереми появилась в дверях. Она вздохнула с облегчением. При свете фонаря она заметила пот на его лбу и на верхней губе, но в глазах уже не было лихорадочного блеска. Он неуверенно покачивался, держась за дверной косяк.
— Сара… — сказал он, впервые назвав ее по имени.
— Джереми!
Она поползла к нему по полу.
Джереми пристально смотрел на нее через стол. Они были одни в кабинете. Она налила им обоим еще по бокалу бренди: руки ее дрожали, часть пролилась и потекла по краю стакана. Лампа стояла на полу и отбрасывала тень от стола вверх, на потолок. Лицо Сары искажали темные тени, ее спутанные волосы разметались по спине, кровь засохла на разорванном лифе платья, на груди и руках.
Она поднесла бокал к губам, прикусила стекло, чтобы унять дрожь. Потом она ухватила его обеими руками и осторожно поставила на стол.
— Больше мне нечего тебе сказать, — произнесла она глухо, отведя глаза. — Теперь тебе известно все, что будет передаваться из уст в уста по всей колонии через несколько дней. — Она опустила голову на сложенные руки. — Я это слышу… «Миссис Маклей, владея приемами обращения с ножом, как и подобает бывшей заключенной, убивает одного из собственных батраков». Или еще того хуже: «Одного из своих сообщников на „Джоржетте“. — Голова ее вдавилась в руки еще глубже, и она испустила тихий стон. — Ой, Джереми, как они станут смаковать это, все эти сплетницы! Наконец-то мне удалось оправдать их представление о себе как о шлюхе из придорожной таверны. Он меня так и назвал — шлюха!
— Сара! — Джереми наклонился вперед, при этом у него от боли закружилась голова.
Она подняла на него глаза:
— Тебе ведь тоже все равно. Ты от меня ничего иного не ожидал. Если бы ты посмел, ты бы тоже назвал меня шлюхой.
Он обеими руками ухватился за край стола, попытавшись встать.
— Если бы у меня были силы, я обошел бы вокруг стола и тряхнул тебя за подобные слова.
Она подняла брови.
— Ты хочешь сказать, что так обо мне не думал… с самого дня моей свадьбы? Попробуй сказать, что ты не считал Эндрю безумцем за решение жениться на мне.
После долгого молчания он медленно произнес:
— Я не отрицаю, что так думал когда-то. Но мои взгляды изменились. — Джереми перевел взгляд на мокрые круги, оставленные на столе бокалами. — Мое мнение изменили не последние несколько часов, — сказал он, — хотя, Бог свидетель, я обязан тебе своей жизнью — ни один из тех двоих не рискнул бы притащить меня сюда. — Он стал размазывать один из кругов пальцем. — Нет… перемена произошла раньше. Ни один человек в здравом рассудке не смог бы не восхищаться тобой все это время.
Она издала звук, который можно было истолковать по-разному.
Он быстро поднял на нее глаза.
— Я ревновал тебя, Сара, потому что Эндрю любит тебя. Мужчине, который надолго лишен женского общества, ничего иного не остается, как либо ненавидеть, либо любить ту единственную женщину, которая находится в пределах досягаемости. Я желал тебя, но не признавался в этом даже самому себе. Богу известно, насколько это понятно и естественно. Ты настолько красива, что ни один мужчина не отказался бы владеть тобою. Мы с Эндрю были друзьями до твоего появления. А потом меня разозлило, что ты действительно во всем такая, как он хвастал… деятельна, уравновешенна, умна… Ты никогда не жалуешься на ту жизнь, что приходится вести здесь, в Кинтайре. Ты никогда не говоришь о своем одиночестве. Я видел, как ты вынашивала ребенка вдали от общества других женщин, не подав виду, как тебе, наверное, было страшно. Я видел, как ты всегда была готова соответствовать все возрастающим требованиям Эндрю. И я видел, как все более необходимой для него ты становишься с каждым месяцем. Он был всего лишь мелким азартным игроком, когда покинул борт «Джоржетты». Он стал тем, кем есть сейчас, благодаря тебе.
Она не двигалась, пристально наблюдая за ним.
После краткого молчания он сказал:
— И даже несмотря на все это, я был почти разочарован, что ты не оказалась той шлюхой, которую я надеялся увидеть. Если хочешь откровенности, я был разочарован, что ты не падаешь в мои раскрытые объятия.
Он откинулся назад и убрал руки со стола.
— Моя ревность исчезла, когда я увидел тебя там, — он кивнул в сторону кухни. — Я воочию увидел, что со вчерашнего дня ты сделала то, чего я никогда не ожидал от женщины. Отныне, что бы ты ни сделала, все мне будет казаться правильным.
Он запрокинул голову, закрыл глаза, рука его поднялась к тому месту, где на повязке через плечо запеклась кровь.
— С этого момента, Сара… — он помедлил и открыл глаза. — С этого момента я стану твоим рабом. Можешь истолковать это как тебе угодно. Но ты должна выслушать те мотивы, которыми я движим, и принять их. Это любовь и желание, потому что я сомневаюсь, что Эндрю когда-либо любил тебя или желал больше, чем я сейчас. — Голос его стал жестким, а губы пересохли. — Мне придется забыть об этом разговоре и вести себя так, как будто ничего этого не было, потому что ты принадлежишь Эндрю. Ты — его, но… но я буду служить тебе по мере своих сил всю оставшуюся жизнь.
Она не отвечала, лишь кивая головой. Потом голова ее упала на руки, сложенные на столе. Джереми видел, как плечи ее затряслись: возможно, она рыдала, но он не был в этом уверен. Мягкий свет лампы падал на ее кожу в том месте, где было порвано платье. Всклокоченные волосы создавали ощущение мятежной юности. Он смотрел на нее через стол, и ему хотелось протянуть руку и положить ее ободряюще ей на плечо. Но она не показывала, что он ей нужен; казалось, она уже вообще забыла о его присутствии.
Они долго сидели в молчании, пока дневные лучи не стали ярче, проникнув сквозь щели в ставнях. В течение, наверное, получаса Сара совершенно не двигалась, положив голову на руки, похожая на каменное изваяние, излучающее теплый живой свет. Наконец какой-то звук заставил их обоих одновременно встрепенуться. Сара пошевелилась и подняла голову, прислушиваясь. Затем она поднялась и с трудом сделала несколько шагов в окну.
— Солдаты, — сказала она, откинув ставни, и до Джереми явственно долетел стук копыт. — Шестеро, и с ними лейтенант Грей.
Она медленно повернулась к нему. Лицо было усталым и постаревшим.
— Ты понимаешь, что Эндрю услышит этот рассказ в той версии, которую ему передадут другие, прежде чем я смогу рассказать ему все, как было? — Она резко провела рукой по глазам. — А как они это все преподнесут, Джереми! Мертвец лежит на кухне, а миссис Маклей не удосужилась даже смыть с себя его кровь!
И она рассмеялась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66