— Утром мы нашли следы под деревом, где он стоял, — ночью я его там видела из окна. И действительно, следы были небольшие. Может, это и был подросток.
В ее голосе прозвучало невыразимое облегчение, но Лайэм не мог забыть про вторую тень в темноте. Хотя, может быть, ему показалось… Это мог быть и Фрэнки… Но все-таки Орелия должна быть настороже.
— Хорошо, что у вас пистолет, — сказал он. Орелия посмотрела на кольт, который машинально сжимала в руке.
— Да, Коуди научил меня стрелять. Но я, наверное, не смогу выстрелить в человека…
— Тот, кто осмелится напасть на вас, —это уже не человеческое существо, — твердо сказал Лайэм, гладя Орелию по щеке и темным завиткам волос. — Женщина имеет право на самозащиту, если рядом с нею нет мужчины, который защитит ее…— И непроизвольно подумал: «Он мог бы охранять ее… если бы они были женаты… Но… пожениться после такого короткого знакомства? Разумно ли это? Могут ли они быть уверены друг в друге?»
* * *
Они ужинали в скромном уютном ресторанчике, золотистое вино блестело в бокалах.
— Говорил ли я вам, как вы хороши сегодня? — спросил Лайэм.
— Дважды.
Между первым блюдом и десертом они болтали на разные темы. Ее рассказ о практике в Италии он слушал с живым интересом, но имя Розарио она не упоминала — его образ не должен был встать между ними. Она любовалась Лайэмом, таким красивым в черном вечернем костюме, белой рубашке с золотыми запонками. На запонках были выгравированы инициалы Лайэма, и в золоте сияли круглые маленькие изумруды — под цвет его глаз. Он взял ее ладонь и начал водить по ней указательным пальцем. Как странно, все ее тело откликнулось этой нежной чувственной щекотке. Ей неудержимо захотелось оказаться наедине с Лайэмом.
— Покажите мне еще раз ваш новый дом, — попросила она.
— Что там смотреть, — засмеялся Лайэм, — с момента вашего первого визита — ничего нового. Прошло ведь всего несколько дней. Вы-то видели мои владения, — сказал он дразнящим тоном, и ее всю охватила дрожь. — Теперь — моя очередь посмотреть ваши.
— Что посмотреть? — Щеки Орелии вспыхнули.
— Ваш дом, конечно, — мягко сказал он. — Я хотел бы познакомиться с ним как архитектор.
Она еще сомневалась, не шутит ли он, и поэтому ответила как будто бы не принимая всерьез его предложения: — Мой дом, внутри и снаружи, точь-в-точь похож на все дома нашего района. Вот если бы вы. посмотрели дом Глесснера или резиденцию Маршалла Филда, то зря времени не потратили бы.
— Быть с вами — лучший способ не потерять время даром.
Орелия невольно улыбнулась. Второй раз в жизни она встречается с неудержимым мужским напором. Но Розарио был совсем другой. Лайэму она может доверять. И все-таки она сильно нервничала. Ведь он не спросил о другом мужчине в ее прошлом, и она не открылась ему…
— Тетя Федра не сказала, когда вернется…
— Думаю, что она не вернется сегодня ночью, — уверенно возразил Лайэм. — Когда я подъехал к дому, то видел, как они отправились в дом моего отца и говорили, что проведут вместе всю ночь. Я услышал это случайно.
У Орелии прервалось дыхание.
— Вы полагаете?..
— Я думаю, что ваш дом свободен, и я могу исследовать его.
Она едва удержалась от счастливого смеха. Так скоро они снова будут вдвоем, она и Лайэм. Благословение Сину, который оставил их с Лайэмом наедине. Конечно, у него были свои интересы: он хотел побыть наедине с Федрой.
Когда они доехали до Прери-авеню, Орелия уже изнемогала от страсти. Лайэм подвел ее ко входу в дом и громко сказал:
— От души благодарю вас за приятный вечер, мисс Кинсэйд!
Она взглянула на него изумленно, но он приложил палец к ее губам и прошептал:
— Не будем рисковать вашей репутацией! Через пять минут встречайте меня у заднего входа в дом.
Прежде чем она успела возразить, он вскочил в свою карету. «Где он ее укроет? Как привяжет лошадь?»
Орелия заперла передний вход, зажгла фонарь и прошла в холл, освещенный тусклым светом газовой лампы. Взглянув на лестницу, ведущую в спальни, вспомнила слова Федры, что мужчину нельзя томить ожиданием. Она засмеялась, зажгла в гостиной настольную лампу, быстро поставила два бокала и графин с жидкостью темно-янтарного цвета. Бросив взгляд в зеркало, она нахмурилась. Проклятый белый воротник, как он ей не нравится! А переодеться в черное с розовым платье она так и не успела!
Охваченная нервным возбуждением, она задернула занавеси, прошла через кухню, включив там свет, и подошла к двери как раз вовремя — вскоре послышалось легкое поскребывание.
— Лайэм! Это вы? — спросила она. Узнав его голос, отодвинула щеколду, но когда он нетерпеливо рванул дверь, она вскрикнула.
— Что с вами, Орелия?
— Ничего, все еще немного нервничаю, — ответила она Лайэму. — Скорее.
Но его не надо было торопить — едва она задвинула запор, он схватил ее в объятия и понес, то и дело склоняясь к ней. Поцелуй… ласка… нежный укус…
Она попыталась отсрочить неизбежное, прошептав:
— Я угощу вас любимым бренди тети Федры. Вы не откажетесь?
— Ни от чего не откажусь сегодня ночью! И никогда не откажусь от вас, моя красавица!
Но он не выпустил ее из объятий, ведя к столу, и пока она разливала бренди по бокалам, он расстегивал пуговицы ее платья. «Да, тетя Федра знает, — подумала Орелия, — они и в самом деле весьма нетерпеливы». — Она изогнулась в его объятиях и протянула ему бокал.
— За самую желанную из всех женщин на свете! — поднял он свой и чокнулся с ней; она тоже отпила глоток, не отводя глаз от Лайэма, — да, он тоже для нее самый желанный мужчина на свете!
Лайэм поставил свой бокал на стол и сказал:
— Днем, в мастерской, ты великолепный работник. А ночью мне надо давать тебе уроки. Искусство любви— непростое дело. — И попросил: — Раздень меня!
Орелия ошеломленно моргнула и опустила глаза, она поняла — это вызов на битву, и она должна его принять. Протянув руки к Лайэму, она расстегнула его жакет, сняла его и бросила на кресло. Он в это время расстегивал оставшиеся пуговицы на ее платье. Она вынула из манжет его рубашки запонки с изумрудами и положила их на стол возле графина с бренди..
Через минуту их одежды разлетелись по всей комнате. Лайэм увлек ее к софе; Орелия следовала за ним словно околдованная.
— Распусти свои волосы!
Орелия вынула шпильки, и водопад черных волос упал на спину и плечи.
Лайэм обхватил ее за ягодицы и притянул к себе, лаская языком напрягшиеся груди. Она стояла перед ним на коленях, готовая подчиниться. Она чувствовала, что он переполнен желанием… И сама, казалось, умирала от страсти. Все вокруг как будто исчезло.
Вдруг состояние блаженной расслабленности неожиданно сменилось тревогой. Она ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Чей? И кто мог сюда проникнуть? Ведь входная дверь заперта, и занавеси опущены.
— Орелия, у тебя самое прекрасное тело на свете, — жарко прошептал он, теснее прижимая ее к себе, и она забыла о своей тревоге.
Лайэм гладил ее нежную кожу, поднимаясь от бедер к животу, к грудям. Потом сжал ее руки. Орелия испуганно нахмурила брови, не понимая, чего же он хочет.
— Коснись себя, гладь себя, — прошептал он хрипло. Она медлила, она никогда этого не делала… да еще в присутствии мужчины. Она попробовала отдернуть руки, но он удержал их и тихо настаивал: — Пожалуйста. Сделай это ради меня. Я хочу посмотреть, как ты ласкаешь свое прекрасное тело.
Пальцы ее дрожали, но она повиновалась. Она обхватила ладонями свои груди и гладила кончиками пальцев соски, а они набухали, и Орелия чувствовала, что это зрелище все больше и больше возбуждает Лайэма.
Он протянул руку и стал медленно опускать ее все ниже и ниже, пока не коснулся кудрявого облачка волос. Пальцы ощутили влагу и горячую призывность плоти. Она любила его, хотела отдаться ему. Чтобы возбудить его, она начала волнообразными движениями извиваться, чувствуя, что он в такт этому ритму массирует свой член. Она изнемогала от желания, ее движения все ускорялись и вот, наконец, она почувствовала, что он входит в нее.
— О Лайэм! — простонала она. — Скорее.
И он обрушился на нее, входя в самую глубь ее тела.
Она со стоном прошептала:
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
Обхватив рукой ее затылок, он вонзился в ее губы с такой же силой, как вонзился в нее внизу, и сладостная дрожь сотрясла их обоих.
* * *
О, какое это было отвратительное зрелище! Как они рвались друг к другу, как этот негодяй осквернил ее священную красоту…
Он прокрался в дом через задний вход, запасной ключ от которого украл когда-то у Фреда, — старик решил, что потерял его по рассеянности, и не сообщил хозяйке. Потом он осторожно прошел неосвещенным коридором из кухни в гостиную и там, через потайное отверстие при свете настольной лампы, увидел все, что происходило на софе. Его била дрожь отвращения, к горлу подступала тошнота. Страстные любовники в своем неистовстве не слышали звука его шагов.
Он видел их, обнаженных, разгоряченных, покрытых потом… Она нежно улыбалась — она, которая должна была стать его царицей! Она предала его…
Он чувствовал ярость и бессилие, словно животное, попавшее в ловушку. Он должен был немедленно удовлетворить свое желание… Но сирота еще не готова…
Да, он будет мстить, но не ей — ее ждет та же участь, что и других красавиц… Он отомстит ему, и немедленно — план уже созрел в его голове.
Он увидел, как Лайэм, взяв обнаженную Орелию на руки, понес ее по лестнице в спальню.
Дверь за ними закрылась. Он вошел в пустую полутемную гостиную. Запах страсти, разбросанные одежды. Представив, как они проведут остаток ночи, скорчился, его замутило. На полу он увидел ее чулочек, поднял, вдохнул запах, прижал к груди.
Да, он устранит соперника, она останется без защиты, и тогда он завладеет ею.
Орелия в шелковой ночной рубашке, томная и разнеженная после ночи любви, босиком ходила по ковру гостиной, собирая свою одежду.
— Уже рассвет, — сказала она грустно. Как шекспировская Джульетта, она хотела бы уверить возлюбленного, что «не жаворонка пенье до слуха донеслося твоего//Поверь, любимый, это — соловей…».
— Не напоминай. Я хотел бы остаться в твоей спальне до следующего утра…
Но за эту бурную страстную ночь Лайэм ни разу не сказал ей, что хочет на ней жениться. Может быть, он решил, что она годится только в любовницы?
Все эти годы Орелия не думала о замужестве, потому что не хотела выходить замуж. В этом и была главная причина ее ссор с сестрами. Но выйти замуж за Лайэма… она хотела. Он сложный человек… но с ним ей хотелось быть рядом. Это будет не такое супружество, как у Мэриэль и Уэсли. Просмотрев собранную по всем углам комнаты одежду, она обнаружила, что одного чулка недостает.
— Я ухитрилась потерять чулок!
— Это что, обвинение? — пошутил Лайэм.
Она поддержала его тон:
— О, мистер О'Рурк, разве вы такой человек, который крадет предметы женского туалета?
— А почему бы и нет — на память о незабываемой ночи!
Оба переговаривались шутливым тоном, но на душе у Орелии становилось все тяжелее.
Лайэм и не думал делать предложений. Он одевался и вдруг вскрикнул:
— Черт! А куда задевались мои запонки!
Продолжая разыскивать свои вещи, Орелия увидела одну из них на полу:
— Вот! — показала она Лайэму.
— А где же вторая? Куда спряталась эта маленькая чертовка?
— Она такая крошечная, а здесь темно. Днем найдется, когда Мэри будет убирать комнату.
— Тогда мы будем разоблачены.
Он снова говорил ироническим, дразнящим тоном. Орелии так хотелось услышать на прощанье ласковые сердечные слова, а он лишь коснулся ее щеки легким поцелуем и бросил:.
— Увидимся на работе.
Ясно — он считает ее распущенной, доступной женщиной и не мыслит других отношений между ними, кроме случайной временной связи.
Глава 16
— Что еще надо сделать, сэр?
Лайэм был очень доволен, что мальчишка по имени Фрэнки явился по его адресу и все утро убирался во дворе нового дома Лайэма. Он даже пришел умытым — вернее, размазав по своему лицу грязь, которая покрывала его, словно маска.
— Иди теперь к старому Биллю. Он научит тебя ухаживать за деревьями, кустами, сажать цветы… Станешь садовником — неплохое ремесло.
Билль начал устраивать сад, когда в дом еще не было проведено электричество.
Фрэнки медлил уходить.
— Старый Билль сказал, что я ему — просто обуза. Если бы вы не велели…— Он едва ли не со слезами на глазах глядел на свои лохмотья и развалившуюся обувь.
— Иди себе и не валяй дурака, — прикрикнул на него Лайэм. — Если бы не я… Ерунда какая! Работай как следует, тогда и я, и старый Билль будем довольны, и все у тебя будет в порядке.
— Да, сэр!
Фрэнки убежал, а Лайэм стоял у дерева, смотрел на почти полностью отделанный свой дом. Но согреет ли когда-нибудь этот дом тепло женского присутствия?
Фрэнки скрылся за домом, а Лайэм все так же неподвижно стоял, опустив голову и размышляя. Женитьба… Как может он не думать об этом после ночи с Орелией? Он чувствовал, что влюбился в нес по-настоящему, глубоко и сильно. Она сказала, что любит его, и он верит ей. Наверное, он мог бы найти с ней счастье. Если бы только… она была с ним честной…
Лайэм был неглуп и понимал, что неопытная женщина не была бы такой страстной и не уступила бы так легко. И понял еще в их первую ночь, что у нее кто-то был. Мысль о том, что она не пришла к нему невинной девушкой, не пронзила его сразу — боль и раздражение росли постепенно. Он не хотел думать, что другой мужчина держал ее в объятиях, целовал ее, сливался с ней. Он готов был выслушать ее признание в том, что это произошло очень давно и забыто ею. Только в этом случае и сам мог забыть, потому что не хотел быть одним из многих.
Лайэм ведь понимал, что Орелия — не распутная женщина, она могла увлечься кем-то, полюбить этого человека. А что если она любит его до сих пор?
Задумавшись, он не заметил, как к дому подъехала карета, и очнулся только от оклика Росситера, рядом с которым сидел Тео Мэнсфилд.
— Что вас привело ко мне, джентльмены? — удивленно спросил Лайэм.
— Мы хотим собрать членов Общества сегодня утром, — ответил Росситер, — незапланированное заседание по поводу книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28