Ей хотелось увидеть отца, обнять, расцеловать его суровое лицо. А потом упрекнуть за то, что позволил ей считать его умершим. Спустя какое-то время она взяла себя в руки и снова уставилась на письмо. Где отец был все это время? Почему, ну почему он заставил ее так долго оплакивать его мнимую смерть?
Анемон сосредоточилась на написанных символах и расшифровала послание отца. «Эмми, – начиналось оно, и это отцовское прозвище наполнило ее сердце трепетом. – Ты должна незамедлительно прибыть в американский город Новый Орлеан. Жду тебя. Не говори никому – никому! – об этом письме и о том, что я с тобой связался. Ты в опасности, милая, в большой опасности. Приезжай как можно скорее, это очень важно. Я буду тебя ждать в гостинице «Бержерон» и все объясню. Спроси мистера Дюбуа. Итак, до встречи. Будь крайне осторожна, моя милая, любимая девочка. Твой папа».
Прочитав письмо, Анемон рассмеялась. Как это похоже на отца! Ни слова о своей предполагаемой смерти, только инструкции к действию. Оковы скорби, сжимавшие ее сердце в последние четыре месяца, слабели с каждым прочитанным словом. Наконец она почувствовала полное облегчение. Однако ее терзало множество вопросов. Если в том пожаре в Картахене погиб не ее отец, то кто же тогда? Мужчина обгорел так, что его невозможно было опознать, но ей прислали снятые с трупа отцовские вещи: золотое кольцо-печатку и карманные часы. Ни у кого не возникло ни малейшего сомнения в том, что Томас Карстейз погиб во время пожара. Теперь Анемон понимала: по каким-то соображениям отцу было нужно, чтобы все выглядело именно так. Конечно, он мог бы избавить ее от напрасных переживаний, сообщив о себе, но, как видно, посчитал, что так безопаснее. И в самом деле, искренне считая его погибшим, она не могла допустить нечаянного промаха и выдать правду.
Со свойственным ей здравомыслием Анемон сосредоточилась на насущных делах. Ей надлежало, как-то объяснив свой отъезд начальству, заказать билет на корабль до Нового Орлеана и быстро уехать из Лондона. Над всем этим она размышляла вчера ночью, направляясь в спальню Сесилии, чтобы заняться уборкой. Леди Пелхам явилась домой около двух часов ночи, а отпустила свою горничную и того позже. Зато Анемон успела во всех подробностях обдумать свой план.
Утром, умываясь ледяной водой над раковиной и дрожа от холода в промозглой, сырой комнатушке, девушка со всевозрастающим волнением взвешивала свое решение. Через четыре дня она доложит Оливеру о результатах проделанной работы, предоставив ему все сведения о лорде Пелхаме, которые удастся собрать к тому времени, а потом скажет ему, что должна срочно уехать. По семейным обстоятельствам. Нужно навестить больную родственницу, кузину из Кента. Она извинится, выразит свои сожаления, но непременно добьется того, чтобы ее сняли с задания, а потом закажет билет на ближайший корабль до Нового Орлеана.
Анемон разрывалась на части. С одной стороны, ей хотелось уехать из Лондона уже сегодня, чтобы как можно скорее встретиться со своим отцом и помочь ему в той работе, которую он сейчас выполняет. Но с другой стороны, девушка понимала: надо подождать, когда вернется Оливер. Она не могла уехать, не отчитавшись перед ним. Томас Карстейз учил ее свято исполнять свой долг. Нет, сказала себе Анемон. Закончив утренний туалет и надев уныло-строгое платье из серого батиста, она задержалась перед маленьким овальным зеркальцем, висевшим над умывальником, чтобы уложить волосы. «Я должна дождаться приезда Оливера, передать ему свое донесение и тогда уже ехать со спокойной совестью».
В зеркале серые глаза Анемон вдруг затуманились. Отцовское письмо озадачило ее и встревожило. Он просил никому не говорить о нем. Значит, нельзя было посвятить в происходящее даже Оливера. Странно! Кого же боится отец в своей собственной разведывательной организации? Должно быть, среди высокопоставленных чиновников этого ведомства появился предатель. Письмо предупреждало об опасности, и теперь Анемон страшилась сделать хоть один неверный шаг. И самое неприятное, что она не знала, откуда ждать беды.
Чтобы приободриться, девушка дотронулась до маленького кармашка, спрятанного в складках ее юбки. Пальцы нащупали пузырек с лауданумом. Анемон положила его туда, когда одевалась. Ко всем своим платьям она пришила потайные кармашки и все время носила пузырек с собой. Трудно предугадать, когда понадобится временно вывести неприятеля из игры, усыпив его. Скрытый в складках юбки, пузырек был незаметен, но давал чувство защищенности, как и пистолет, лежавший в кармане ее плаща.
Еще раз взглянув на свое отражение, Анемон задержала взгляд на светлых волосах, блестящими волнами струившихся до талии. Она проворно скрутила этот каскад пепельно-русых локонов в затейливый пучок на затылке, а сверху закрепила простую наколку из белого кружева. Теперь преображение было полным. Ее критический взгляд увидел в зеркале стройную молодую девушку среднего роста, скромную, придерживающуюся строгих правил поведения.
Серое батистовое платье с глухим воротником под самое горло и белыми манжетами на рукавах не могло скрыть пышной округлости груди и узкой талии, но это скучное, лишенное элегантности облачение не позволяло в полной мере судить о грациозном изяществе ее фигуры. Скромный наряд завершали черные шелковые чулки и черные туфли без пряжек и бантиков.
Она не носила украшений, а на голове не было ничего, кроме кружевной наколки горничной, которая почти полностью скрывала уложенные в узел светлые волосы. Спрятать лицо не представлялось возможным, но девушка знала, что оно не слишком привлекает внимание – маленькое выразительное личико с легкой россыпью веснушек по аккуратному носику и большими серыми глазами, сверкавшими серебром, когда она была в игривом настроении, и темневшими, как ночь, когда она сердилась. Анемон давно решила, что ее рот слегка широковат. В моде были маленькие губки бантиком, как у Сесилии. Бледная кожа, тронутая нежным персиковым румянцем, длинная изящная шея над хрупкими плечами… Девушка знала, что выглядит более привлекательно с распущенными волосами, когда водопад роскошных пепельно-русых локонов обрамляет ее ангельское личико с высокими скулами.
Но в такой одежде, как сейчас, да еще со спрятанными волосами она выглядела так, как и подобает чопорной старомодной служанке. Анемон тихо засмеялась, довольная своей способностью вживаться в образ. В глазах Сесилии и лорда Пелхама она была всего лишь безропотной, непритязательной горничной. Правда, виконт Энтони Уикхэм, сын и наследник графа Пелхама, пару раз пытался застать ее одну и украдкой поцеловать. Он не гнушался зажимать по углам хорошеньких служанок и игриво пощипывать горничную своей сестры, ибо принадлежал к числу молодых людей, считающих себя неотразимыми сердцеедами, и нахально волочился за каждой юбкой. В большинстве случаев Анемон удавалось держаться от него подальше, успешно играя роль, которую она избрала для себя в этом доме, – роль простой и скромной горничной Летти Зейн.
Довольная своим видом, Анемон сложила отцовское письмо маленьким квадратиком и отправилась в спальню Сесилии. Она не знала, что ее капризная госпожа уготовила ей на сегодня, но надеялась незаметно ускользнуть из дома на часок-другой, чтобы узнать в порту насчет рейсов в Америку.
Девушка приотворила дверь спальни. Леди Пелхам еще спала. Анемон тихонько подошла к камину, который уютно потрескивал всю ночь, защищая дочку графа от мартовского холода, присела на корточки и бросила отцовское письмо в огонь. Желто-оранжевые языки пламени мгновенно слизнули бумажку, превратив ее в горстку пепла. С довольной улыбкой Анемон встала и расправила свою серую юбку. Сесилия вдруг повернулась в постели.
– Летти, это ты? – Сесилия зевнула и вытянула руки над головой. – О Господи, который час? Я обещала сегодня утром заехать в гости к леди Хезертон. Но как же не хочется вставать! Миссис Биммс еще не принесла мне поднос с завтраком?
– Нет, госпожа.
– Тогда, будь добра, сбегай вниз и возьми его у нее. Безумно хочется съесть булочку и выпить горячего шоколада! И еще мне нужна вторая подушка. Принеси ее, прежде чем пойдешь на кухню.
– Слушаюсь, госпожа.
– И растопи-ка получше камин. Сегодня утром в спальне жуткий холод.
– Конечно, госпожа.
Интересно, что подумает Оливер, если ему сообщат, что леди Пелхам умерла, задушенная собственной служанкой? Анемон представила его реакцию на подобную новость и тихонько хихикнула.
– Что ты тут нашла смешного, девушка? – спросила Сесилия, сердито сверкая глазами из-под встрепанной копны каштановых кудрей. – Я жду подушку!
– Да-да, госпожа, сейчас принесу! Прошу прощения!
Когда Сесилия наконец соизволила встать с постели, было уже поздно ехать с обещанным утренним визитом. Она послала с лакеем записку с вежливыми извинениями и решила совершить вылазку по магазинам. Надев платье из бледно-лилового муслина и такого же цвета шляпку, завязанную под подбородком желтыми лентами, леди Сесилия Пелхам набросила на плечи изящную шаль и стремительным шагом вышла на улицу. Затянутыми в перчатки руками она держала шелковый ридикюль и маленький зонтик от солнца. За ней на подобающем расстоянии следовала горничная. К полудню погода разгулялась. Кудри Сесилии трепал легкий ветерок, а на необычайно ясном серебристо-голубом небосклоне сверкало золотое солнце.
Ближе к вечеру ландо Сесилии наконец подкатило к дому на Брук-стрит. Поддавшись соблазнам Бонд-стрит, мисс Пелхам купила себе сразу пять новых платьев, пару ботинок из желтой лайковой кожи, бирюзовую шляпку с пышной отделкой и две шали из бразильского кружева. Платья временно остались в магазине: их пришлют в дом после того, как портной сделает необходимые подгонки. И все же Анемон вышла из ландо нагруженная покупками. Она несла квадратную коробку с шалями, сверток поменьше с перчатками и большую круглую шляпную коробку. Заходя в дом следом за Сесилией, она невольно посочувствовала бедному лорду Пелхаму, который, к неведению своей расточительной дочки, и без того был по уши в долгах.
Лучи предвечернего солнца отбрасывали длинные тени на голубые с золотом обои парадного вестибюля, когда дворецкий, худой как жердь, высокомерно-суровый мужчина по имени Моффет, отвесил поклон леди Пелхам.
– Добрый день, госпожа. Могу я взять вашу шаль? – равнодушно предложил он.
– Да, Моффет, будь так любезен! – Сесилия развязала ленты своей шляпки и швырнула ее на столик перед входом. – Мой отец дома?
– Конечно, госпожа. Он в гостиной с виконтом, но…
Дворецкий не успел закончить фразу.
– Идем, Летти! – властно сказала Сесилия и распахнула настежь тяжелые дубовые двери гостиной. – Папа, я сегодня купила такую очаровательную шляпку! Ты непременно должен взглянуть… Ой! Прошу прощения!
Увидев, что ее отец и брат не одни, Сесилия резко остановилась на пороге гостиной. В то же мгновение шедшая сзади Анемон тоже заметила нежданного гостя и замерла от удивления.
Молодой человек, который сидел в кресле эпохи королевы Анны небрежно скрестив ноги, при появлении Сесилии почтительно поднялся. Лорд Пелхам и Энтони тоже встали, но обе девушки не обратили на них никакого внимания, ибо во все глаза глядели на незнакомца. Сесилия никогда раньше не видела этого мужчину, зато Анемон узнала его сразу, и сердце ее взволнованно забилось в груди. Это был вчерашний ночной прохожий, с которым она столкнулась у пристани и который сбил ее с ног, а потом назвал «девчушкой».
Сейчас он был без плаща, но Анемон нисколько не сомневалась, что это именно он. Да, вчера она видела его в тумане, в другой одежде, но сегодня безошибочно узнала эти черные как смоль волосы, эту высокую крепкую фигуру, а главное – эти темно-синие глаза на суровом надменном лице.
В залитой мягким солнечным светом гостиной, одетый в элегантный сюртук из добротной темно-синей ткани, брюки из прекрасно выделанной кожи и высокие сапоги с золотыми кисточками, незнакомец выглядел таким же опасным красавцем, как и вчера ночью. Несмотря на все внешние атрибуты джентльмена – богатую одежду, безупречно сидевшую на мускулистом теле, щеголевато завязанный белый батистовый галстук, тщательно причесанные черные пряди волос, – он производил впечатление пирата, вырядившегося в костюм джентльмена. Холодный блеск в глазах и резкие черты лица выдавали его с головой.
Это был повеса, встречи с которым не пожелает своей дочери ни одна богобоязненная мать: молодой, лет двадцати семи – двадцати восьми, обезоруживающе красивый и слегка опасный, с налетом холодной беспечности, которая одновременно и пугает, и притягивает.
Анемон удивленно смотрела на него. Интересно, что он делает здесь, в этом доме? Она изо всех сил старалась не выдать своего смятения. Если он увидит ее и узнает, все пропало! Как она объяснит свое присутствие в порту вчера ночью? Девушка лихорадочно искала какое-нибудь правдоподобное объяснение, но не находила. Оставалось только молить Бога, чтобы этот человек ее не узнал.
Очень скоро она поняла, что все ее страхи напрасны. Незнакомец даже не взглянул в ее сторону. Его взор был прикован к стоявшей перед ним Сесилии, и глаза его горели восхищением. Леди Пелхам и в самом деле была великолепна – в бледно-лиловом муслиновом платье, красиво облегавшем ее прекрасный стан, с блестевшими на солнце каштановыми волосами. Молодой человек оглядывал девушку с нескрываемым интересом, а губы расплывались в широкой улыбке.
Лорд Пелхам прервал молчание, заговорив бесцветным, усталым голосом:
– Входи же, милая. Все в порядке. Позволь мне представить тебя этому джентльмену.
Граф Пелхам шагнул вперед и, взяв дочь за руку, ввел ее в роскошно обставленную гостиную. Анемон вошла следом за Сесилией и, с трудом оторвав взгляд от незнакомца, посмотрела на графа Пелхама. Это был высокий сухопарый мужчина с сутулыми плечами и темными волосами, обильно припорошенными сединой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42