Откуда-то вынырнул Анри де Шеневи, и Рейнер, ни секунды не медля, вручил ему Эрменгарду и молча исчез под водой.
Никого. Никого! Все, кто сумел спастись, уже выбрались на берег. Рейнер отыскал на дне экипаж с огромной дырой в стене. В нем никого не было.
Потом он опять вынырнул, чтобы набрать в легкие воздух. «Алуетт!» — вопило в отчаянье его сердце, когда он плыл наверх. И он все нырял и нырял и будет нырять, пока не найдет ее. Он не оставит ее одну в этой холодной могиле.
Вынырнув в очередной раз, он услышал радостные крики и увидел, что Зевс плывет к берегу, таща за собой бесчувственное тело женщины. Длинные черные волосы. Это Алуетт. Живая или мертвая? Неужели его храбрый пес опоздал? Рейнер поплыл к нему, легко рассекая воду сильными руками.
Анри уже был на берегу вместе с хныкающей Эрменгардой. Он был наготове, когда Зевс подплыл со своей ношей и, буквально выхватив ее из воды, положил на траву. Тут и Рейнер вылез на сухое место и подбежал к ним.
Алуетт лежала, полуоткрыв рот, белая как мел. Прядь черных волос прилипла к щеке. За ухо зацепилась веточка водорослей. Глаза у нее были закрыты. Рядом лежал Зевс, который то тяжко вздыхал, то тихонько скулил.
— Рейнер, она дышит! Слава Богу! — крикнул Анри, и Рейнер. словно сразу лишившись всех сил, упал на колени и обнял девушку. Он то благодарил Бога за ее спасение, то хвалил своего храброго пса, то осыпал поцелуями ее холодное лицо.
Алуетт закашлялась И очнулась, а очнувшись сразу же услыхала его голос, звавший ее:
— Алуетт! Алуетт! Любовь моя! О, Боже, Боже мой! Очнись, моя любовь, открой глазки!
Она почувствовала, что он крепко прижимает ее к себе и оба они совсем мокрые.
— Рейнер? — прошептала она, еще ничего не понимая, забыв и о воде, о холоде. Может, это сон?
— Любовь моя, я уже думал, что потерял тебя! Я думал, что ты утонула и я больше никогда не смогу сказать тебе, как сильно я… О, Алуетт!
Горячие губы прижались к ее губам и поцеловали их так, что она чуть не задохнулась от радости и наслаждения и задрожала всем телом. Она все вспомнила. И как разрушился мост, и как она испугалась, и как ей не хотелось умирать, не сказав о своей любви мужчине, который сейчас целовал ее. Она обняла его за шею, догладила по волосам и с такой простотой и естественностью раскрыла ему навстречу губы, словно делала это не в первый раз в жизни.
Слепая, она легко поверила, что они одни на всем свете, когда он ласкал ее волосы, щеки… Рейнер оторвался от ее губ, и ей стало грустно, но она услыхала, как он прошептал:
— Алуетт, я люблю тебя! Я люблю тебя!
И опять его губы прижались к ее губам. Она почувствовала, как напряглись ее груди, как будто он уже коснулся их, и, не веря себе, призналась, что ей хочется чувствовать его руки.
— Пожалуйста, Рейнер… — шепнула она и замолчала, не зная, как попросить его об этом. И вообще, должна ли девушка просить, или мужчина сам знает, когда твердеют ее соски и жаждут ласки?
Он знал. Ее мокрое платье заслоняло их ото всех, словно щитом, и он нашел ее грудь, взял длинными чуткими пальцами затвердевший, как камень, сосок, и она застонала от наслаждения.
— Алуетт, любимая Алуетт, теперь ты понимаешь, что тебе не надо в монастырь, что ты любишь меня? Ты моя, Алуетт, и я хочу, чтобы ты стала моей…
— Госпожа! Госпожа! Спасибо Святой Бландине за то, что она спасла вас от смерти и вернула к служению Господу! Это будет наше благодарственное паломничество. Мы положим венок из лилий на Святую могилу в Иерусалиме! — трещала Эрменгарда, сумевшая наконец-то подняться на ноги, чтобы увидеть свою юную госпожу в объятиях английского дьявола.
На Алуетт словно снова вылили ушат холодной воды. Она вырвалась из объятий Рейнера и виновато подумала, что даже не вспомнила о своей камеристке.
— Спасибо нашей Владычице, что ты тоже спаслась, Эрменгарда.
«Алуетт похожа на напроказившую девчонку», — с раздражением подумал Рейнер, проклиная и старуху и себя за то, что спас ее.
Король Филипп, переправившись через Рону, немедленно поскакал в Лион, чтобы захватить там лучшие дома для французов, поэтому он ничего не знал о несчастье, которое стоило жизни трем английским солдатам и остановило движение английской армии. Однако едва прибыл гонец, он сразу же подумал об Алуетт.
Филипп ждал у ворот епископского дворца и видел, как Рейнер де Уинслейд привез Алуетт на своем коне и она прижималась к его груди. Камеристка ехала на муле, который кричал от страха, когда приближался к коню, пинавшему его копытом. По другую сторону могучего коня весело бежал огромный волк, любимец проклятого англичанина.
Филипп рванулся к ним, думая лишь о том, чтобы вырвать Алуетт из рук рыцаря и унести ее по дальше от него, но вынужден был остановиться из-за угрожающего рычания пса. Он посмотрел на оскаленные клыки, потом померился взглядами с Рейнером и незаметно усмехнулся. Будь он проклят, если попросит англичанина убрать собаку.
— Отнесите ее в дом, милорд, — холодно сказал Филипп. — Леди Алуетт, вас ждет теплая постель.
Рейнер, поражаясь невесомости Алуетт, несмотря на намокшие одежды, вместе с ней поднялся на третий этаж епископского дома и вошел в прекрасно освещенную комнату, говорившую вовсе не об аскетических вкусах хозяина. Пол был устлан восточным ковром с малиновым и золотым переплетением. Над кроватью висел полог из алого бархата, на ней лежало одеяло из мягчайшей шерсти, из-под которого выглядывали снежно-белые полотняные простыни.
Рейнер усадил Алуетт в стоявшее рядом с кроватью кресло. Тотчас появилась Эрменгарда, которая, забыв о себе, начала хлопотать вокруг хозяйки. Первым делом она послала пажа за горячей водой и за одеялами, потому что все вещи Алуетт лежали на дне реки.
По дороге в Лион из-за ядовитой близости камеристки Рейнер не произнес ни слова о том, что лежало у него на сердце. Да и потом не было никакой возможности это сделать, ибо он видел, что Филипп Капет с нетерпением ждет, когда он покинет комнату, чтобы выпроводить его из дома.
— Леди Алуетт, если мы не увидимся до ухода французской армии, я очень надеюсь на встречу с вами в Сицилии, — произнес Рейнер, осторожно подбирая слова и чувствуя, как Филипп сверлит взглядом его спину. Он хотел сказать ей много больше этого, но не смел в присутствии ее королевского родственника.
В жемчужно-ясных голубых глазах Алуетт Рейнер заметил блеснувшую слезу, когда она подалась к нему, стоявшему возле нее на коленях.
— Как мне благодарить вас, милорд, за все, что вы и ваш храбрый пес сделали для меня?
Она протянула ему руку, но Зевс, которому очень хотелось, чтобы она его погладила, опередил хозяина, не знавшего, что он рядом, и потому не понимавшего, отчего Филипп держится от них на расстоянии.
— Мне кажется, у сира де Уинслейда сейчас много дел, Алуетт. Мы должны отпустить его, — вмешался окончательно потерявший терпение Филипп, глядя прямо в глаза Рейнеру.
— Да, конечно. Сохрани вас Бог, пока мы не встретимся в Сицилии, милорд… И вас, и вашего чудесного Зевса.
Рейнер перевел взгляд на Алуетт и постарался получше запомнить прелестные черты, ведь через несколько мгновений они должны расстаться на долгие недели. Однако его старания были лишними, потому что милое лицо Алуетт запечатлелось в его душе с самого первого раза, когда он увидел ее.
— Идем, Зевс.
Он щелкнул пальцами, приказывая собаке следовать за ним, а пес как стоял, так и остался стоять, не отрывая обожающих глаз от Алуетт. Такого еще никогда не было. Если бы пес умел говорить, он бы сказал, что Рейнер и Алуетт должны быть вместе, а уж коли им приходится расставаться, то он желает находиться с ней.
Рейнер не мог оторвать от него изумленного взгляда.
— Зевс, ты идешь?
Он всегда говорил с псом так, словно тот мог ему ответить.
Зевс коротко гавкнул и помахал хвостом, но с места не сдвинулся.
— Вы его покорили, миледи. Зевс хочет остаться с вами.
Рейнер знал, что будет скучать по преданному другу, но совсем не огорчился. Оставляя Зевса с Алуетт, он словно оставлял с ней часть себя, и когда она будет гладить собаку, то наверняка вспомнит о ее хозяине. Да и Зевс сумеет защитить девушку в случае чего, подумал Рейнер, любовно потрепав его по загривку на прощание.
— Благодарю вас. Я буду заботиться о нем до Мессины, — сказала Алуетт. — Не печальтесь, милорд, ему будет хорошо со мной.
Глава 6
Ричард Плантагенет, узнав о несчастье, помешавшем его армии переправиться на другую сторону Роны, прискакал на высокий, поросший травой берег и задумчиво глядел на остатки моста и на своих солдат, бесцельно круживших возле них.
— Будь тысячу раз прокляты и мост, и Филипп Капет вместе с ним, — в отчаянье крикнул он приблизившемуся к нему Рейнеру. — Знаешь, какую помощь предложил мне жирный Филипп? Никакой. «Я уверен, что вы согласитесь со мной, — сказал он, передразнивая фальцет Филиппа. — Какой смысл держать обе армии в Лионе из-за случившейся беды?» Завтра он отправляется в Геную, если еще чего-нибудь не произойдет!
И он ударил кулаком в раскрытую ладонь другой руки. Для анжуйца он вел себя очень сдержанно, можно сказать и глазом не повел. Рассказывают, что его отец Генрих II в гневе жевал солому, катался по земле и вообще делал Бог знает что. Не надо забывать, что Плантагенеты вели свой род от ведьмы Мелузины.
— Представляю, какой для вас удар — не получить помощи от союзника, — осторожно заметил Рейнер, зная характер Плантагенета.
— «Удар» не совсем то слово, — скривившись, отозвался Ричард, но зажегшиеся в его глазах огоньки говорили, что скоро он обратит свою энергию на пользу дела, вместо того чтобы растрачивать ее впустую на вопли и угрозы. — Ничего у меня союзничек, а Рейнер? Не знаю прямо, кого больше бояться, Саладина или его?
— Думаю, вы не боитесь ни того ни другого. Рейнер не льстил Плантагенету, он сказал правду, но все равно сделал ему приятное.
— Правильно. Наш поход был бы гораздо удачнее, если бы Филипп вернулся домой и оставил мне своих крестоносцев. Правда, тогда мне, наверное, пришлось бы беспокоиться за мои земли, так что лучше уж пусть он будет на глазах. Вы проследили, чтобы вашего «жаворонка» просушили и уложили в постель?
Рейнер было растерялся, потому что никак не ожидал, что король не упустил и такую мелочь на фоне гораздо более трагических событий, однако быстро пришел в себя и ответил с улыбкой:
— О да, милорд.
— Само провидение послало вас и вашего пса спасать сестру Филиппа. Может, таким образом оно хотело расплатиться за Ал ее, — сказал король, имея в виду другую сестру Филиппа, на которой Ричард отказывался жениться. — Ты увлечен этой слепой девушкой, да? Наконец-то нашел такую, что не испугалась твоего уродства?
Рейнер не обиделся на его шутки, потому что Ричард и раньше прохаживался по поводу его привлекательности и для служаночек, и для знатных замужних дам.
— Она мне нравится, — не стал он скрывать и с сожалением пожал плечами. — Но, боюсь, эта дама не для меня. Она ждет не дождется, когда ее отпустят в монастырь.
— Хм! Ладно, у тебя еще много времени, может, она переменит свое решение, — сказал Ричард, вновь поворачиваясь к реке, однако Рейнер успел заметить, как изменилось его лицо. Неужели он огорчился? Тем не менее голос у него был все такой же веселый, когда он заговорил опять. — А где твой героический пес? Кажется, мне пора произвести его в рыцари?
Не исключено, что Ричард так и поступил бы.
— К сожалению, придется отложить это до Сицилии, ваша милость. Зевс решил остаться с леди Алуетт.
— Черт! Уже интересно!
Ричард игриво ткнул Рейнера в бок и погрузился в решение какой-то сложной задачи.
В конце концов Ричард принял предложение Рейнера соединить вместе все лодки, которые только найдутся в Лионе, и с помощью местных мастеров соорудить из них несколько переправ через реку. Таким образом вся английская армия перешла Рону, что заняло гораздо меньше времени, чем если бы ее перевозили на лодках. И все равно они задержались на три драгоценных дня.
Коль жадным ты меня зовешь,
Когда тоскую по любимой,
То знай, что вовсе ты не лжешь,
Нет счастья порозну с любимой…
Алуетт сидела в одиночестве на носу большой галеры и, тихонько перебирая струны лютни, пела простенькую любовную песню, сочиненную каким-то крестоносцем. Все остальные сгрудились на корме, глядя, как удаляется Генуя, и радуясь, что наступил последний этап пути. Больше месяца прошло с тех пор, как они покинули Лион, держа путь в итальянский порт, где Филипп собирался нанять корабли, чтобы плыть в Сицилию, а потом в Палестину.
В Генуе они потеряли почти неделю, пока искали корабли и Филипп оправлялся от какой-то неведомой болезни. Алуетт, правда, иногда приходило в голову, что болезнь Филиппа связана с его страхом перед морскими путешествиями, о котором всем было известно. В конце концов Филипп объявил, что готов к отплытию, вероятно подбодренный коротким визитом короля Ричарда, который шел со своей армией по берегу и случайно узнал о болезни Филиппа.
Устроили прием в честь Ричарда, и хотя Алуетт не рассчитывала, что он будет тянуться вечность, но и даже самой короткой встречи ждала с большим нетерпением. Она должна показать сэру Рейнеру, что владеет своими чувствами. Укажет ему на разделяющее их расстояние, но все же постарается быть любезной. Она заставит его забыть о легкомысленной девчонке, потерявшей рядом с ним голову.
Алуетт хотела быть такой же спокойной и умиротворенной, как гипсовая Мадонна в генуэзской церкви, куда она приходила молиться. Гладя ее своими чуткими пальцами, когда оставалась одна в церкви, Алуетт хотела узнать тайну Мариинова покоя.
Однако все ее приготовления оказались напрасными, и ей не пришлось продемонстрировать Рейнеру вновь обретенное спокойствие, потому что он не приехал с Ричардом. Об этом ей сказало поведение Зевса, лежавшего у ее ног, когда она готовилась ублажить слух обедавших приятной мелодией. Прежде чем коснуться струн лютни, она наклонилась погладить его. Уши у него стояли торчком, и весь он был напряжен, пока английский король усаживался за стол, но его хозяина не было среди трех рыцарей, сопровождавших короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38