Она считала, что они должны встретить ее сына с подобающей торжественностью, а не как уличные женщины, обнимающие и целующие солдат, где придется.
Однако в Сицилии свадьбу решили не играть, хотя Ричарду вроде понравилась Беренгария, но он сослался на Великий пост.
— Для вождя крестоносцев, наверное, лучшее место для венчания — Иерусалим — с важностью сказал он.
Пост не был таким уж непреодолимым препятствием, Беренгария не выказала неудовольствия, наоборот, она была даже вроде довольна, что ее будущий супруг столь набожный христианин. Она вообще со всем соглашалась, что бы ни говорил Ричард, и всему радовалась, не сомневаясь, что, если Ричард возьмёт бразды правления в свои руки, ворота Иерусалима откроются для них не позже чем через месяц.
Элеонора же была настроена менее оптимистично.
— Пригляди, чтобы он поскорее обвенчался с ней, — наказывала она Иоанне, когда покидала Сицилию всего через четыре дня после того, как они приплыли в Мессину.
Иоанна обещала, но призналась Алуетт, что, чем больше она наседает на Ричарда, тем сильнее он огрызается, так что, если он не сделает предложения, лучше Беренгарии тоже уехать.
Только Рейнер и Алуетт были совершенно счастливы, пользуясь каждым свободным часом, чтобы побыть вместе. Они бродили по узким улочкам * Мессины, забирались в горы, радовались ранней весне. Когда Беренгария не требовала Алуетт ночью, они могли наслаждаться своей любовью в ее комнате. Для Алуетт это время было словно затишье перед бурей. Как только английская армия пересечет море, Рейнеру придется драться с неверными, а ей ждать его, потому что он посвятил себя служению Святому делу. Чтобы ничем не омрачать выпавшее им счастье, влюбленные решили не говорить о свадьбе. Алуетт не знала, когда Рейнер вновь потребует от нее ответа: будет это на корабле или уже в Палестине, или после окончательной победы над сарацинами, но в том, что это будет, она не сомневалась. Он хотел сделать ее своей женой. Иногда он рассказывал ей о своей семье, о замке из серого камня в Уинслейде, и она понимала, что он все еще мечтает привезти ее домой в качестве своей жены. Невероятно, чтобы он вернулся в Англию с любовницей. Ведь ему захочется законного наследника. Может, он согласится поселить ее где-нибудь неподалеку в маленьком домике? Чем больше он рассказывал ей о графе Симоне и графине Изабелле, о своем старшем брате Эймери и сестрах Роиз, Никола и Бланш, тем крепче она стояла на своем: он не должен брать в жены незаконнорожденную женщину с порченой кровью.
Она знала, что он беспокоится, как бы она не забеременела, но, когда он один раз попытался было воспользоваться старым как мир способом и уйти из нее до того, как наступит блаженный миг, она, сообразив, что он замышляет, вцепилась ногтями ему в спину и чуть не закричала:
— Нет, Рейнер, нет! Пожалуйста! Не сейчас! Любимый, потом…
И он, конечно же, не стал противиться. Помогла им Инноценция, застенчиво сообщившая Алуетт, что знает травы, которыми обыкновенно пользуются женщины у нее дома. Алуетт покорно глотала отвратительное на вкус пойло и чувствовала, как болит у нее сердце, потому что больше всего на свете ей хотелось родить ребенка от Рейнера. Но рожать незаконного младенца казалось ей нечестным по отношению к нему. Помня о своих мучениях, она дала себе клятву, что никогда не обречет на муки собственное дитя.
Глава 20
— Mes dames, вынужден сообщить вам, что мы потеряли из виду корабль короля и все остальные корабли, — сказал капитан «Русалки» Стивен Тернхэм, стараясь удержаться на ногах, пока огромный корабль швыряло, как щепку, волной. Он принес с собой запах дождя и моря, освеживший затхлый воздух в тесной каюте, где дамы мучились от морской болезни.
С губ Беренгарии сорвался стон, и Алуетт нежно обняла ее за плечи, хотя у нее самой сердце убежало в пятки от страха. Она не забыла, как тонула в Роне, и, хотя Зевс лежал у ее ног, время от времени недовольно лая, вряд ли ему удалось бы спасти ее посреди разбушевавшегося моря. Оставалось только молиться, как это делала Инноценция, и надеяться, что искусство моряков и вмешательство святых приведут их корабль в какую-нибудь безопасную бухту.
Иоанна спросила со свойственной Плантагенетам прямотой:
— Где мы находимся, капитан?
Если она и боялась, по ее голосу это было незаметно.
— В нескольких лье от южного берега Кипра, насколько я могу судить, миледи. Надеюсь, нам удастся пришвартоваться в Лимасоле.
— Дай Бог! И, дай Бог, чтобы милорд тоже спасся! — прошептала Беренгария, и по движению ее плеч Алуетт поняла, что она крестится. А еще три дня назад все так хорошо начиналось! флот крестоносцев, насчитывая двести кораблей, во главе с королем Ричардом днем и ночью шёл вперед, соблюдая строгий порядок. Надо же было так случиться, чтобы налетел шторм и оторвал «Русалку» от остальных.
У Алуетт были недобрые предчувствия, когда им сказали, что дамы будут плыть на «Русалке», но она ни словом не обмолвилась о них, боясь еще больше огорчить Беренгарию, страдавшую в разлуке с Ричардом. Логика ей была ясна. Точно также поступают с деньгами, если есть хотя бы два корабля. Зачем погибать всем? Ведь морских путешествий из-за их непредсказуемости опасаются не только трусы, но и смельчаки. Остается только молиться, чтобы и их корабли, и корабль Ричарда выдержали испытание морем.
На рассвете «Русалка» встала на якорь недалеко от Лимасоля. Когда Иоанна, Беренгария и Алуетт поднялись на палубу, светило солнце и они пришли в ужас от увиденного.
Их опередили два других английских корабля, которые незадолго до их прихода налетели на скалы. На песчаном берегу лежали груды разноцветной одежды, но Иоанна, взяв трубу у капитана, разглядела в них множество выброшенных штормом утопленников. Еще больше их плавало в бухте. Беренгария не могла удержаться от тяжелого вздоха. Несколько человек плавали вокруг мертвецов, и сначала дамы решили, будто они хотят помочь живым, если такие еще есть, но потом поняли, что это грабители, искатели драгоценностей и денег. Иоанна в ярости заскрипела зубами.
— Воры! Они еще заплатят за каждый пенни! — Глядите!
Беренгария махнула рукой в сторону тропинки, что вела от моря. Несколько человек под охраной шли в сторону города.
— Живые! Мы должны освободить их!
— Мне очень жаль, но нам придется дождаться подкрепления, ваша милость, — сказал капитан. — Нас мало, к тому же у нас нет ничего, кроме коротких мечей, а ими удобно драться на море, а не на берегу, да еще нескольких арбалетов.
— Тогда надо вернуться и найти Ричарда! — самоуверенно заявила Иоанна.
— Мне еще раз очень жаль, но это невозможно. У нас повреждена грот-мачта и не в порядке руль. На море мы будем беспомощны. А судя по тому, что мы видим, киприоты нам не помогут.
— Ну и что делать?.. — не унималась Иоанна, нетерпеливая, как все Плантагенеты.
— Скоро тут будет король Ричард, — спокойно сказала Алуетт, несказанно удивив обеих женщин. — Надо подождать.
Не прошло и пары часов, как из Лимасоля прямо к ним направился корабль.
— О, Пресвятая Богородица, защити нас! — заплакала Беренгария. — Они захватят нас!
— Сначала пусть убьют! — прорычал Стивен Тернхэм и приказал матросам готовиться к бою.
Дамы из укрытия на палубе смотрели, как четыре матроса взялись за арбалеты, а остальные, надев защитные жилеты из чертовой кожи и взяв в руки копья и абордажные сабли, построились возле борта.
Зевс тоже выпустил когти и, рыча, мерил шагами палубу.
Когда кипрский корабль приблизился, Беренгария разглядела возлежавшего на палубе толстого человека, возле которого стояли два смуглых юноши с опахалами. — Наверно, это Исаак Комнин, так называемый император, — сказала Иоанна. — Говорят, он заключил союз с самим Саладином. А остров заселен предателями-»грифонами», такими же, как в Сицилии.
— Deus juvat mea… — с истовостью принялась молиться Беренгария.
Когда чужой корабль оказался в пределах выстрела, все приготовились к бою и ждали только приказа, но кипрский капитан на плохом французском языке крикнул, что не желает причинять им вред. Он хочет только поговорить.
— Подпустите их поближе, но следите, чтобы они не могли уцепиться за нас, — приказал Стивен Тернхэм.
Алуетт почувствовала, как у Зевса поднялась шерсть на загривке. Толстый человек встал на ноги и подошел к борту.
— Королева Иоанна! Принцесса Беренгария! — крикнул он. — Я, Исаак Комнин, император Кипра, приветствую вас у моих берегов! Мне не терпится оказать вам королевские почести! Прикажите капитану следовать за нашим кораблем. Мы встретим вас на берегу и проводим во дворец.
— Мы можем ему доверять? — с беспокойством спросила Беренгария.
— Конечно же, нет! Мы станем такими же пленниками, как те, которых вы видели! — ответила ей Иоанна, фыркнув совсем не по-королевски. — Нет! — крикнула она Исааку Комнину. — Мы видели, как вы взяли в плен наших матросов! Освободите их, и тогда мы вам поверим!
— Очень сожалею, но это невозможно. Англичане повели себя враждебно по отношению к мирным жителям, которые хотели им помочь, — ответил ей Исаак, пожимая плечами. — Но я уверен, когда вы сойдете на берег, мы быстро уладим это недоразумение. Однако Иоанна держалась стойко, несмотря на нытье Беренгарии, боявшейся, и что на них нападут, и что они умрут от голода, если на них не нападут.
На исходе недели запасы продуктов, действительно, стали иссякать, но к этому времени Исаак Комнин начал их понемногу подкармливать, посылая то свежих фруктов, то сыра, то питьевой воды, то вина и каждый раз обещая много больше, если дамы ему поверят. Он делал вид, что глубоко уязвлен их подозрительностью, но всякий раз, когда лодка отчаливала от берега, Зевс настораживался и рычал.
Беренгария уже готова была сдаться, когда начались первые трудности с продовольствием, тем более что всегда принимала людей такими, какими они хотели казаться.
— Он не посмеет сделать нам ничего плохого, ведь в любую минуту может явиться король Англии, — говорила она.
— Вы знаете, где мой брат? А если его корабль потерпел крушение? — спрашивала ее Иоанна, но, едва Беренгария начинала плакать, смягчалась. — Прошу прощения, дорогая, но мы должны полагаться на собственные силы, пока Ричарда нет с нами.
С каждым днем речи императора становились все менее сладкими и все более угрожающими.
К концу второй недели он перестал посылать им продукты, и, когда на корабле вышла вся питьевая вода, обстановка накалилась.
Днем несколько кораблей отошли от берега и начали со знанием дела окружать «Русалку». На их палубах толпились мужчины с абордажными арбалетами. По знаку одного из капитанов на «Русалку» полетели бутылки со смолой. — Миледи! Идите к берегу, иначе мы подожжем корабль!
— Господин Стивен, кажется, у нас нет выбора, — с горечью проговорила Иоанна.
Капитан подал знак, и «Русалка» под конвоем киприотов направилась в Лимасол.
— Миледи, вам будет оказан достойный прием на Кипре, — сказал Исаак, глядя, как Беренгария и Алуетт готовятся спуститься в лодку. Иоанна должна была сойти с «Русалки» последней, потому что отправилась в каюту за плащом.
— Нет, ваше императорское величество, — вдруг сказала она. — Мы не поедем с вами.
И она удержала за руки Беренгарию и Алуетт.
— Но у вас нет выхода! — разозлился толстяк.
— Теперь есть, — сказала Иоанна и торжествующе рассмеялась. — Поглядите туда, Беренгария! Видите корабль на горизонте?
— Ричард!
После короткого боя на берегу, когда киприоты потерпели сокрушительное поражение и бежали в горы, англичане организовали преследование и им досталась богатая добыча. Император и его прислужники бросили много серебряной посуды, серебряных и пурпуровых тканей, скотины, годной для еды, груженых лошадей и мулов. Однако поймать императора, бежавшего с непостижимой для толстяка скоростью, крестоносцам не удалось.
Через шесть дней после долгожданной встречи Ричард в часовне Лимасолского замка обвенчался с Беренгарией.
— Жаль, что вы не видите короля Ричарда, — шептал Рейнер на ухо Алуетт. — Он совсем затмил невесту. На голове у него алая шапочка, туника сшита из розового шелка, а плащ заткан серебряными лунами и золотыми солнцами.
Алуетт была в покоях Беренгарии, когда королева Иоанна, Района и Инноценция помогали взволнованной невесте надеть бледно-лиловое шелковое платье и убрать жемчужинами густые черные волосы. Беренгария была красива, но не броской красотой. Алуетт поняла это по тому, что о ней говорили разные люди, и еще она поняла, что вряд ли ей удастся завладеть сердцем Ричарда Львиное Сердце.
Пока Беренгарию одевали, Алуетт старалась успокоить бедняжку, совсем потерявшую голову оттого, что ее мечты должны были вот-вот сбыться.
— Он выглядит счастливым? — спросила Алуетт у Рейнера, когда запел хор. — Королева Иоанна сказала мне по секрету, что ей пришлось серьезно поговорить с братом, чтобы он опять не отложил венчание. Он был очень огорчен из-за приезда Ги де Лузиньяна и просил его как можно скорее поехать в Акру, куда уже добрались первые крестоносцы. Иоанна боялась, что он не станет тратить время на свадьбу.
— Меня это не удивляет. Но Ричард выглядит счастливым. Я молю Бога только об одном, чтобы он и дальше притворялся с таким же успехом. Пусть маленькая наваррка никогда не узнает, что он выбрал ее ради союза с Наваррой. — Желая немножко смягчить впечатление, которое его слова могли произвести на Алуетт, он наклонился к ней и сказал: — Я рад, миледи, что в основе нашего союза не политика, не земли, а только любовь. Когда вы проводите невесту к брачному ложу… — И он стал шептать ей на ухо такие вещи, что голова у Алуетт пошла кругом, щеки залил румянец, а едва не подкосились от мгновенно вспыхнувшег желания. К сожалению, в ту ночь они встретились на Кипре в последний раз. Едва успели показать собравшимся окровавленные королевские простыни, что было частью установленной утренней церемонии, как Ричард сбежал из Лимасола догонять Исаака Комнина. Похоже было, что он хотел избежать встречи с Филиппом Французским, который прибыл утром потребовать от англичан выполнения обязательств, то есть немедленного отплытия в Акру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38