– Ну-ну, Рианнон, – шептал он ей на ухо. – Я не стану... да просто не смогу отослать тебя... даже если преемник Фердика пойдет на меня войной. Теперь ты моя, и я ни за что не откажусь от тебя... никогда.
Она не могла поверить ласковому голосу мужа и попыталась оттолкнуть его.
– Но ведь теперь все кончено. Бриганты больше не будут сражаться за Гвинедд, и твоя женитьба станет бессмысленной.
Не отпуская ее, Мэлгон заговорил низким, торжественным голосом:
– Как кровные связи наших народов – да, возможно. В этом смысле наш брак уже не будет иметь прежнего значения. Но как союз мужчины и женщины для меня он не утратит смысла. Повторяю, Рианнон: ты моя, что бы ни случилось. Я не откажусь от тебя лишь потому, что твоему отцу вдруг вздумалось умереть на самой вершине своего могущества.
Королева поглядела в лицо мужа.
– Отчего ты так ненавидишь Фердика?
– Видишь ли... – Мэлгон призадумался, осторожно подбирая слова. – Я не могу простить плохого отношения к тебе.
– Так ты из-за меня? – недоверчиво спросила она.
– Наверное, его старые интриги тоже сыграли свою роль, хотя это я как-нибудь пережил бы. Но такое отношение к собственной дочери – это выше моего понимания. Он обязан был защищать тебя или же достойно покарать того, кто причинил тебе страдания...
Злобная тень скользнула по его лицу. С минуту озадаченная Рианнон наблюдала за ним, а потом расслабилась в его объятиях. Она с трудом верила в свое счастье. Несмотря ни на что, Мэлгон готов был оставить ее при себе в качестве законной жены. Более того, он ненавидел Фердика, своего союзника, не почему-либо, а из-за нее. Королева положила голову на широкую грудь мужа и почувствовала неописуемое облегчение. Миг сведения политических счетов, которого она так боялась, не наступил. Муж действительно желал ее – и даже больше, чем она могла предположить. Но блаженное умиротворение было нарушено самим Мэлгоном, когда он снял ее со своих колен.
– Я должен отдать распоряжения по поводу твоей поездки к отцу.
– Поездки к отцу?
– Ну да. Ты не слышала конца сообщения: Фердик, прежде чем умереть, желает видеть тебя.
– Меня?
Мэлгон кивнул.
– Подумай хорошенько... если ты не хочешь ехать, то мне все равно.
Пытаясь успокоиться, Рианнон глубоко вздохнула:
– Он умирает. Я не могу отказать ему. В конце концов, я ведь не испытываю к нему ненависти, подобно тебе. Мой отец сделал для меня все, что мог... Просто он одинаково равнодушен ко всем женщинам.
– Возможно. – Мэлгон поднялся. – Если ты не держишь на него зла, то я тоже попытаюсь простить его. – Он направился к двери. – Скоро вернусь, только отдам распоряжения, чтобы все приготовили. А тебе надо поспать. Я уверен, что Бэйлин будет готов уже на рассвете.
– А ты... Разве не едешь с нами?
Мэлгон покачал головой:
– Я не могу бросить Гвинедд без защиты, особенно теперь, едва отвоевав его. С тобой отправляются Гавран и его дружина, а Бэйлин с Элвином доставят тебя домой. С ними ты будешь в безопасности.
Король вышел, а Рианнон снова разделась и зарылась в меха и одеяла, чтобы поскорее согреться в остывшей кровати. Она уставилась и темный потолок. Мэлгон не собирается бросать ее, посмотри па то, что имеет для этого все основания. Трудно поверить, что ему действительно приятно иметь такую жену, но это правда.
Рианнон в задумчивости прикусила губу. Опасная вещь – все эти радужные надежды на будущее, но она ничего не могла с собой поделать.
Несмотря на поздний час, большинство дружинников Мэлгона не расходились и беседовали возле очага в большом зале. Там он и застал их, когда вернулся отдавать распоряжения.
– Ну что? – спросил Бэйлин, быстро глянув на короля. – Она едет?
Мэлгон страдальчески поморщился:
– Да. Как ни трудно это понять, Рианнон, кажется, очень переживает за Фердика.
– Но ведь он ее отец, – заметил Гарет.
– Ты прав. И, по-видимому, она еще не вполне осознала свое горе. Так или иначе, нам предстоит узнать, кто станет преемником Фердика на престоле. Я заметил, что здесь был Гавран. Он не предполагал, кто бы мог занять место его короля?
Бэйлин медленно покачал головой.
– Он лишь заметил, что сыновья Фердика еще настолько молоды, что о них рано и думать, а братья... Их несколько, хотя ни один не жил в лагере. Так что Гавран и сам теряется в догадках.
– Проклятие! – Мэлгон развернулся и принялся мерить шагами комнату. – Меньше всего я ожидал, что Фердик подведет меня таким дурацким образом!
Бэйлин вновь подал голос:
– Ты считаешь, что наш союз расторгнут?
– Не знаю. Все теперь зависит от наследника.
– А что будет с Рианнон? – тихо и осторожно спросил Рис.
Мэлгон обернулся к нему и холодно молвил:
– Если ты думаешь, что я отрекусь от своей жены только потому, что наш брак больше невыгоден, ты глубоко заблуждаешься. Смерть Фердика ничего здесь не изменит. Возможно, в свое время я женился на Рианнон только из-за ее приданого в виде бригантского войска, но зато теперь, когда она стала моей, я намерен оставить все как есть. Хватит уже укладывать ко мне в постель женщин по политическим соображениям.
– Господи Иисусе! – радостно воскликнул Бэйлин. – А ведь это хорошие новости! Я уж боялся, что после смерти Авроры ты никогда не заинтересуешься слабым полом.
Мэлгон загремел не хуже настоящего небесного грома:
– А ты, Бэйлин, если хочешь завтра выехать на рассвете, лучше бы отправлялся спать!
– Думаешь, мы поспеем вовремя? – спросил Элвин, наблюдая, как все остальные удаляются восвояси.
– Хочешь сказать, до того как Фердик испустит дух? – Мэлгон с сомнением покачал головой. – Ума не приложу. Он еще крепкий и довольно молодой – если и впрямь хочет повидать дочку, прежде чем уйти в мир иной, то еще недельку-другую продержится.
Путешествие в Манау-Готодин обратилось омерзительнейшей прогулкой по холодной осенней сырости, под дождями. Даже выросшая в северных краях Рианнон страдала от жестокого горного ветра и леденящих туманов, поднимавшихся из болотистых низин. Скорость продвижения еще более снижалась из-за отряда бригантских пехотинцев. В конце концов, опасаясь, как бы Фердик не умер прежде, чем они доберутся до Катрайта, Рианнон с сопровождавшими ее всадниками ускакала вперед.
В первые несколько ночей королева спала в одной палатке с Энид – рабыней-ирландкой, которая на время этого путешествия заменила не умевшую ездить верхом Таффи. Обе женщины каждое утро просыпались настолько замерзшими и измученными, что Элвин и Бэйлин в конце концов забыли о скромности и приличиях и вызвались ночевать в одной палатке со служанкой и женой короля. Согретые двумя мужскими телами, женщины наконец сумели как следует выспаться.
Чем ближе подъезжали они к Манау-Готодин, тем сильнее волновалась Рианнон, думая о предстоящем свидании с умирающим отцом. Казалось очень странным, что именно теперь он захотел видеть дочь, которую попросту не замечал в течение всей жизни. Она догадывалась, что Фердик хочет сказать ей о чем-то очень важном, и со страхом задавалась вопросом: что бы это могло быть? Но не боязливое любопытство, а лишь чувство ответственности перед умирающим отцом не позволяло ей остановиться и приказать поворачивать обратно.
Наконец всадники добрались до густых лесов Манау-Готодин. Эти поляны и ручьи, даже наполовину замерзшие, покрытые серебряным льдом и инеем, пробудили давние воспоминания. Вот здесь осенью были целые россыпи ягод – однажды они с Будой собирали в этом месте лесной урожай. А за холмом стояла священная рощица, где в ту страшную ночь ею овладел Алевенон. При мысли об этом она поежилась, но, к своему удивлению, не почувствовала прежней душевной боли, – то ли время, то ли терпеливая нежность Мэлгона залечила ее раны.
Уже поздним вечером кортеж добрался до долины, где обычно стоял зимним лагерем Фердик. В серых печальных сумерках никто не заметил приезжих, пока они почти вплотную не приблизились к низкому земляному валу, окружавшему ветхие постройки. Несколько дружинников короля вышли, чтобы приветствовать их и провести в лагерь. Бриганты кивнули Рианнон и обменялись вежливыми официальными приветствиями с Бэйлином и Элвином, однако тем и ограничились.
Сдержанные приветствия воинов ничего не сказали дочери Фердика о положении отца, но одного взгляда на Нарану было достаточно, чтобы понять, что король действительно при смерти. Глаза мачехи покраснели от слез, а массивная нижняя челюсть дрожала. Не говоря ни слова, она твердо взяла Рианнон за руку и проводила в хижину, где лежал Фердик.
После леденящего осеннего холода, здесь казалось душно – воняло гниющей прелой плотью. Фердик лежал у огня на подстилке из овечьих шкур, и когда Рианнон приблизилась, то отчетливо увидела в свете пламени лицо отца. Хотя она и готовилась к самому худшему, но все же тихонько охнула от неожиданности. Могло ли это жалкое существо быть тем человеком, который внушал ей, да и не только ей одной, благоговейный страх и трепет? Король бригантов мало походил на человека – скорее, на серую, хрипло дышащую тень.
– Отец?
Фордик обратил к ней глаза, и Рианнон почувствовала, что по щекам ее заструились слезы жалости. Он всегда был худощавым, но теперь обтянутые прозрачной кожей кости черепа выпирали наружу, а бирюзовые глаза горели лихорадочным предсмертным огнем. С этой зловещей маской на лице и с горящим взглядом Фердик напоминал рысь, загнанную в западню, но все еще отчаянно сопротивляющуюся, готовую из последних сил бороться с неумолимым врагом. Но едва ли это героическое сопротивление имело смысл, подумалось Рианнон, и сердце у нее защемило. Тот грозный соперник, что так долго бился с ним и теперь в ожидании добычи кружил возле смердящего ложа, – то была сама Смерть, и она в конце концов дождется своего часа.
– Рианнон... – Слабый голос отца прозвучал словно из другого мира. – Я рад, что ты приехала.
– Отец... я... позволь мне взглянуть на твою рану... позволь послать за кем-нибудь.
– Ну полно, – прошептал Фердик. – Уже слишком поздно. Когда лекарь добрался до нас, он сказал, что я умираю. Даже тебе с твоими познаниями должно быть ясно, что я совершенно безнадежен.
– Надо было... – Рианнон запнулась. Что, собственно, надо? Она устыдилась своих мыслей – слишком эгоистичными казались они у смертного одра. Ей от всего сердца хотелось, чтобы Фердик давным-давно пожелал видеть ее, еще тогда, когда она могла вместо этой бесполезной жалости подарить отцу свою любовь.
– Гонец сказал... ты хотел поговорить со мной?
Фердик окинул взглядом остальных присутствующих: Нарану, человека, одетого в простые одежды Посвященного, – несомненно, то был лекарь, – и пожилую женщину.
– Оставьте нас, – приказал он им, а когда они в нерешительности замешкались, король сверкнул глазами, как в прежние времена, и поднял вверх костлявую руку.
Нарана и нянька с доктором удалились. Рианнон посмотрела им вслед со знакомым с детства чувством страха, которое неизменно предшествовало любой аудиенции у отца. Что он скажет ей? Чего ему надо после стольких лет отчуждения?
– Сядь. – Фердик указал на шкуры подле своего ложа, и Рианнон поторопилась повиноваться.
Очень долго король хранил молчание. Наконец вздохнул и заговорил:
– Некогда я дал слово не рассказывать тебе... но теперь человека, которому я это обещал, нет в живых... а ты, у тебя еще многое впереди. Ты имеешь право знать правду.
– Какую правду?
– Тебе никогда не было интересно, Рианнон, кто твоя мать?
– Я думала, что мне все известно. Это была иностранная принцесса, ты сам всегда так говорил.
– О да, она была иностранной принцессой, именно так. Кимрской принцессой.
– Кимрской? Но ведь это племя Мэлгона!
Губы Фердика скривились, словно в насмешке.
– Ну, кто была та единственная женщина, что заботилась о тебе? Она еще следила, чтобы ты всегда была пристойно одета и носила хорошие украшения и чтобы тебя обучали, как настоящую принцессу, а когда узнала, что мой бард осквернил тебя, она едва не убила меня собственными руками? Ну конечно, то была Эсилт, твоя родная мать.
Рианнон захлестнул ужас... потом – отчаяние. Ведь если бы она могла выбирать себе родительницу, то неизменно представляла себе Эсилт, эту темноволосую красавицу, которая холила и любила ее. Но теперь, когда мать мертва, остается лишь скорбеть о ней. Вот только... только... Мэлгон!
Рианнон вдруг почудилось, что по ее жилам струится ледяная вода, хотя в хижине было дымно и жарко. Она обратила наполненные ужасом глаза на застывшее в задумчивости лицо Фердика. Отец готов был ответить на невысказанный вопрос дочери.
– Почему я позволил тебе выйти замуж за Мэлгона, твоего родного дядю? О конечно же, это была часть плана. Плана Эсилт.
Глаза кимрской королевы округлились:
– Плана Эсилт?
Фердик поднял слабую руку и тут же безвольно уронил ее.
– Ну не смотри с таким отчаянием, Рианнон. Не такое уж это близкое родство, и не такое уж непозволительное. Я знаю, что христиане против подобных браков, однако в кельтских племенах есть традиция соединять королевскую кровь с такой же королевской кровью. Ваше родство лишь немногим ближе, чем родство между кузенами, а ведь подобные свадьбы не редкость.
– Но Эсилт и Мэлгон – ведь он ее ненавидит!
– Именно так. – Глаза Фердика снова засверкали, а потрескавшиеся губы сложились в насмешливую улыбку. – Мне даже нравится эта черта вашего брака. Представляю, что почувствует Мэлгон, если когда-нибудь узнает правду. – Издевательская ухмылка покинула лицо умирающего. – На самом деле здесь имеются существенные выгоды. Хотя я не очень-то жалую твоего мужа, но он настоящий вождь, в скором времени – самый могущественный в Британии, а мне всегда хотелось иметь влияние на южные земли.
Рианнон была слишком ошеломлена, чтобы отвечать ему, и потому лишь слабый хриплый голос Фердика нарушал тишину.
– Кроме того, таков был выбор Эсилт. Думаю, ты оставалась ее последней надеждой на примирение с братом. Она хотела, чтобы ты его полюбила и осчастливила. – Поудобнее устроив на ложе свое изможденное тело, Фердик продолжил рассказ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53