Когда Камерон увидел, что она надела подаренное им платье, сердце его дрогнуло. При виде ее волос, свободно развевающихся на ветру, его охватила дрожь от желания почувствовать эти шелковистые пряди на своей коже, как прикосновение крыльев ангела.
Труднее всего оказалось отвернуться и уставиться в выкопанную грязную канаву – ему легче было бы заползти в эту яму й не ранить ни в чем не повинную женщину показным равнодушием.
Джиллиан стояла, вся сияющая, слова любви готовы были сорваться с ее губ. Она была неопытна и невинна и не осознавала, насколько явно видна ее ранимость, не знала, что, создавая видимость пренебрежительного отношения к ней, он делал ей самый большой подарок, какой мог предложить.
Теперь Джиллиан возненавидит его на всю оставшуюся жизнь. Она не будет тосковать, когда он уйдет, она не узнает, не должна узнать, что, покидая ее, он оставит здесь свое сердце.
– Еще одно ведро. – Камерон наконец взял себя в руки, хотя холод так и не смог остудить бушующий в его крови пожар.
В это время миссис Поджетт позвала их обедать.
– Я не буду есть. – Камерон повернул голову в сторону Боуэна. – А вы идите, доктор.
– Глупости. Вытирайтесь и идемте со мной за стол. С этими земляными работами вы наверняка здорово проголодались.
Если бы, мрачно подумал Камерон. Если бы только голод был причиной пустоты у него внутри!
– Я знаю, что вы обедаете на кухне, без церемоний, но моя одежда безнадежно испорчена, а другая совсем не подходит для того, чтобы ее надевать к обеду.
– Позвольте, я одолжу вам брюки и рубашку, – предложил Мартин.
– Нет, не стоит.
– Меня это не затруднит. – Мартин улыбнулся ему озорной улыбкой, показывая себя с такой стороны, о которой Камерон раньше не подозревал.
Рубашка Мартина не застегнется у Камерона на груди, а брюки едва достанут до нижней части икр, так что снаружи он будет выглядеть так же нелепо, как чувствует себя внутренне. Однако теперь у него не было повода отказаться от обеда с Боуэнами.
Джиллиан гордо восседала за столом. Камерон восхитился ее силой: ей было очень просто остаться в своей комнате и не выходить оттуда до тех пор, пока он не уйдет. Правда, на ней больше не было золотистого, сверкающего шелка – его сменила степенная старая ржаво-красная шерсть. Она собрала волосы в привычный узел на затылке, но ничто, кроме фарфоровой бледности лица, не говорило о том ударе, который она пережила по вине Камерона.
Может быть, источником ее невозмутимости было неведение того, насколько она красива. Она не надувала губы, ее глаза не наливались слезами, предназначенными для достижения своей цели. Красота Джиллиан всегда оставалась спокойной, и под ней скрывались сила и ум.
– У нас был такой интересный день, Джиллиан. – Доктор Боуэн довольно потер руки. – Мы с молодым доктором Смитом разговаривали о… о Господи! Ладно, не важно. – Он опустил голову, и все внимание переключил на бобы, которые довольно успешно отправлял с тарелки в рот.
– Разговаривали о чем, молодой доктор? – Миссис Поджетт вопросительно глянула на мокрые волосы Камерона и на одежду неподходящего размера, которую он одолжил у Мартина.
– Мы изучаем… сердце человека! – выкрикнул доктор Боуэн и подмигнул Камерону.
Джиллиан, не выдержав, фыркнула, что совсем не подобало леди, и этот звук немного приободрил Камерона. Слава Богу. Значит, она не окончательно раздавлена.
– Думаю, вам с доктором Смитом придется много часов посвятить этой теме, прежде чем он усвоит ее, – заметила Джиллиан.
– О, надеюсь, нет. – Доктор Боуэн, глядя на нее, нахмурился. – У меня на сегодняшний день другие планы. Мне не терпится посмотреть, как вода будет стекать по канаве, которую выкопал наш гость.
– Какая скука! – Миссис Поджетт принялась с усердием взбивать крем. – А вы что собираетесь делать, мисс Боуэн? Пойдете вместе с отцом смотреть, как в канаву стекает грязь?
– Сегодня до конца дня я надеюсь побыть у себя в комнате, – Джиллиан вытерла губы, – а вечером мне надо съездить в деревню навестить миссис Хокинг.
– Приятно видеть, что вы выезжаете развлечься, мисс. Только возьмите с собой своего отца или молодого доктора, – посоветовала миссис Поджетт. – Ни одна женщина не защищена от опасности, с тех пор как того парня нашли там мертвым. Особенно опасно ездить одной.
– Я поеду с вами, мисс, – торопливо сказал Камерон, и сердце его забилось сильнее при мысли о том, что он еще раз останется один на один с Джиллиан.
– Кажется, вы говорили о каких-то планах на вечер и не собирались их менять…
– Верно. Если я поеду с вами, то быстрее доберусь туда, куда мне нужно.
Джиллиан сердито посмотрела на него.
– Тогда ты тоже должен поехать, папа. Тебе же интересно навестить миссис Хокинг, не правда ли?
Похоже, ей не хотелось ехать вдвоем с Камероном, и он не мог осуждать ее за это. Он ухватился за мысль провести последний час в фургоне наедине с Джиллиан, сам не зная зачем. Поскольку не смел поведать ей о своих истинных чувствах. Теперь неосуществимыми становились все его мечты, в которых он видел Джиллиан в своих объятиях, податливую и любящую, исцеляющую раны, о существовании которых не знал никто, кроме нее.
Их взгляды на одно мгновение встретились. Этого было мало, чтобы узнать, что творится в ее душе, но вполне достаточно, чтобы ощутить ее ранимость. Она излучала невероятную болезненную тоску, которая отозвалась в его душе. Камерон смотрел на застывшие бобы у себя на тарелке, пытаясь сосредоточиться на еде и не закричать, что он не столь холоден и равнодушен, как пытался это показать.
– Мы поедем вместе, – подсказала отцу Джиллиан.
– Мы поедем… – начал доктор Боуэн.
– Канава, сэр, – перебил Камерон. – Вы весь день говорили мне, с каким нетерпением ждете того момента, когда отвоюете этот участок под ваши розы.
– Мои розы! – Доктор Боуэн выпрямился и с надеждой посмотрел на Джиллиан. – Ты не будешь против, если я останусь здесь, Джилли, не правда ли? Только один разочек?
Видя едва сдерживаемое нетерпение отца, Джиллиан смягчилась.
– Нет, папа, – тихо сказала она. – Оставайся и займись своим новым розарием.
Камерон ликовал. У него будет этот час! Даже если он будет просто сидеть рядом с ней, впитывая ее аромат и запоминая каждую черточку ее лица, этот час он никогда не забудет.
– Ну так наедайтесь оба поплотнее. – Доктор Боуэн тут же показал пример, зацепив полную вилку бобов. – Вы же не хотите по дороге проголодаться?
– Очень мудрый совет, папа. – Джиллиан выловила в соусе кусочек мяса и поднесла его к губам? но, не попробовав, положила обратно. – Аппетит – капризная штука, и если потакать ему, то можно получить несварение.
Глава 14
Свет, льющийся в окно, из золотисто-желтого превратился в серый, и Камерон уже едва различал тонкие линии на карте, которые обозначали дороги и тропинки. Глаза его слипались от усталости. Он наклонился ниже и, прищурясь, вглядывался в карту, но вынужден был признать, что, просидев за ее изучением несколько часов, все еще не нашел чудесный путь, который привел бы Карла Стюарта к спасению.
Откинувшись назад, он прислонился к стене и вздохнул. Ну что ж, теперь это забота Баско. Может быть, арендатор лучше знает округу, а может быть, пришел еще какой-нибудь аристократ, чтобы занять место, освобожденное лордом Харрингтоном.
А еще, может быть, у коров вырастут крылья или Джиллиан Боуэн вдруг появится в этой комнате и попросит Камерона заняться с ней любовью, перед тем как насовсем уйти.
Он подавил горькую усмешку и чуть не выкрикнул, когда дверь действительно отворилась, и на пороге остановилась Джиллиан.
Ему всегда казалось что он запомнит ее стоящей, – она часто, находясь в доме, смотрела наружу из окна или с порога двери. Камерон никогда не видел, чтобы Джиллиан вышла на крыльцо узнать, какая погода стоит на дворе, или выбежала в сад сорвать несколько цветков для бесчисленных ваз и вазочек, стоявших на столах.
– Что я должна говорить отцу, когда вы не вернетесь со мной домой? – спросила Джиллиан. – И людям в деревне, если они о вас спросят? Вы со своими планами хотя бы раз подумали, о том, что мы…
Ее голос замер, когда она увидела разложенные повсюду карты. Пометки, сделанные его четким, твердым почерком, стрелки, указывающие возможные пути бегства. Еще больше стрелок и пунктирных линий, обозначающих невозможные пути бегства.
– Карты были здесь все это время?
Камерон кивнул.
– Если бы Фрейли решил обыскать ваш дом и нашел их, вас с отцом обвинили бы в монархическом заговоре и осудили как предателей.
Джиллиан побледнела, но не произнесла ни слова – она лишь молча наблюдала, как он складывает карты в сумку. Теперь она должна понять, что он не преувеличивал опасность, которой подвергал ее и Уилтона, находясь в их доме. У него даже возникла надежда, что благодаря этому пониманию она когда-нибудь простит его. Жаль только, что он об этом никогда не узнает.
– Так как я должна объяснить ваше внезапное исчезновение? – спросила она через некоторое время.
Камерон долго и напряженно придумывал объяснение, которое она могла бы использовать, и молился, чтобы она приняла то, что он выбрал.
– Скажите, что я сбежал.
– Сбежал?
– Ученики иногда сбегают.
– Все осуждают учеников, которые уходят от своих учителей. Я могу сказать, что у вас что-то случилось дома, и вы вынуждены были срочно уехать.
– У меня нет дома. – Камерон ощутил, как у него перехватило горло при мысли, что она ищет оправдание, которое показало бы его с хорошей, а не с плохой стороны. – Говорите всем, что я сбежал, – повторил он. – Я сделал это в страшной спешке, ничего не сказав вашему отцу. Вот записка для вас, чтобы вы могли показать ее тому, кто спросит. Я очень тщательно выбирал слова. – Он достал из кармана клочок бумаги, оторванный от края карты.
Ему легче было бы отдать ей записку, чтобы она прочла ее сама, но Камерон знал, что не сможет так поступить, потому что это было бы трусостью. Он не должен убегать или уклоняться от гнева, который она с полным правом обрушит на его голову.
«После вчерашней ночи я не могу смотреть в глаза доктору Боуэну, как и уладить все надлежащим образом. Прости меня, Джиллиан. Искренне твой Камерон Смит ».
Закончив читать, Камерон с трудом подавил тяжелый вздох.
– Так вы извиняетесь передо мной? – Джиллиан взяла у него записку и склонилась над ней. Смотреть на то, как на ее лице недоумение сменялось попыткой понять, почему он выбрал именно эти слова, оказалось еще тяжелее, чем он ожидал. Когда она сообразила, в чем дело, то была в ужасе. – Тот, кто это прочтет, подумает…
– Подумает, что я воспользовался доверчивостью наивной женщины и сбежал, пока ваш отец не призвал меня к ответу за то, что я обесчестил его дочь, а вы не предъявили мне невыполнимые требования. Нет на свете такого мужчины, который, прочитав это, стал бы задавать вопросы вашему отцу.
Чтобы удержать равновесие, Джиллиан вцепилась рукой в дверной косяк. Камерону потребовались все силы, чтобы остаться сидеть – ему захотелось вскочить, сжать Джиллиан в объятиях, сказать ей, что по своей воле он ни за что не подверг бы ее такому унижению…
– Я этого не сделаю, – сказала она.
– Подумайте хорошенько. Вы придете к тому же выводу, что и я. Однажды о моем участии в заговоре станет известно, и тогда вы тоже окажетесь под подозрением. Но никто не сможет вас обвинить, если вы будете выглядеть невинной жертвой, попавшей в сети опытного соблазнителя.
– И это все, что у вас было? – прошептала она почти неслышно и положила руку на мешок, в который он убрал свой карты. – Планы, планы и опять планы, а сверху еще планы, на случай непредвиденных обстоятельств. В этих листках написано, что меня надо соблазнить, чтобы я стала сотрудничать?
Камерон не мог солгать, сказав: «Да, тот поцелуй и боль, которая разрывает меня сейчас, фальшивы, это все было притворством».
Он часто шел на сделки с совестью, но выставлять на посмешище закравшуюся в его душу любовь не хотел.
– Вы умная женщина, Джиллиан. Что вы сами думаете об этом?
Умная, но до боли не уверенная в своей силе и красоте. Он смотрел, как слезы наворачиваются ей на глаза, и восхищался силой воли, которая не позволила пролиться ни единой слезинке.
– Я вам этого никогда не прощу, – выдохнула она.
– Конечно, нет. Ваша репутация будет…
Нетерпеливым движением руки Джиллиан заставила его замолчать.
– Вам удалось убедить меня, что мой ум кому-то нужен, а на самом деде вы считали меня не более чем слабоумной. Хуже всего то, что своим поведением я подтверждала это мнение: вам стоило только воззвать к моему уму, чтобы заполучить меня в сообщники.
Она ошеломила его – он не мог произнести ни слова. Камерон никогда не думал, что его бегство станет причиной еще большей неуверенности Джиллиан в своих силах. Он действительно нанес ей огромный вред.
Едва Джиллиан вышла из комнаты, как он поспешно схватил свой мешок. Протестующе зашелестели карты, заметки – единственные оставшиеся свидетельства одержимости, которая только что исчезла, как вампиры исчезают на рассвете. Его переполняло отвращение к тому, во что он позволил превратить свою жизнь, и к тому, как испортил жизнь другим. В своей жизни он сделал много такого, о чем не стал бы рассказывать с гордостью, но никогда еще ему не было так стыдно.
Джиллиан говорила себе, что она осилит эту последнюю поездку с Камероном Смитом, и спокойно глядя, как он выскальзывает из фургона, будет радоваться, что наконец избавилась от него.
Она сможет это выдержать. Сможет.
Она хотела попросить отца, чтобы он сопровождал их, но старый доктор был очарован планом розария, сделанным Камероном с помощью ниток и планок с зарубками. Камерон также прошелся по запасам трав, сделанным Джиллиан, и раздобыл для ее отца разноцветные розовые лепестки. Лепестки помещались в клетки, образованные нитками, каждый лепесток представлял какой-то сорт роз. Уилтон Боуэн, уважаемый доктор хирургии, известный член королевской корпорации врачей, сидел перед камином и менял сухие розовые лепестки от квадратика к квадратику, планируя розарий, посадить который он весной, возможно, забудет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36