Папа, что, если Камерон оставался нейтральным в этой борьбе, но его брат поддерживал короля, и его схватили? Камерон мог из-за этого пострадать. Если все было именно так, то это многое объясняет.
– Многое объясняет. – Уилтон кивнул, но без особой уверенности. – Джиллиан, ты считаешь, я действительно виноват, что спас молодого Олли Кромвеля во время его первых приступов мочекаменной болезни?
– О нет, папа, в этом вовсе нет твоей вины. Прости, пора позвать Камерона завтракать. Он вчера ночью сильно ушибся, и ему надо поесть, чтобы восстановить силы.
– Посоветуй ему пить побольше воды, – крикнул ей вслед Уилтон. – Таково лекарство монархов!
Джиллиан вбежала в свою комнату и, перегнувшись через подоконник, убедилась, что Камерон все еще работает в саду: рубашка его прилипла к спине, мокрый след, сужаясь, спускался к ремню. Она глубоко вдохнула, собираясь окликнуть его, и тут услышала быстрый топот ног – по подъездной аллее кто-то бежал к дому.
Джиллиан устремилась в гостиную, из которой дорога к дому просматривалась лучше всего, – она всегда так делала, когда приближались посторонние. На сей раз это был всего лишь мальчик: он запыхался, лицо его покраснело так, что сразу стало ясно – подросток бежал всю дорогу от самой деревни.
Сперва Джиллиан решила, что кому-то понадобилась помощь врача, и хотела пойти; навстречу гонцу, однако молчаливый, но знающий свое дело Мартин уже перехватил мальчика: низко наклонившись, он внимательно слушал, что тот говорил. Вскоре Мартин увел мальчика, и тогда Джиллиан бегом вернулась в свою комнату – как раз вовремя, потому что Мартин привел парня туда, где, не обращая ни на что внимания, работал Камерон.
Лишь когда Мартин похлопал его по спине, Камерон воткнул лопату в землю. Мальчик повторил свой рассказ, и Мартин, порывшись у себя в кармане, протянул ему монету, после чего Камерон сделал знак, чтобы он уходил, а сам вернулся к своей работе. По тому, с какой силой вонзалась лопата в землю, можно было понять, что он в отчаянии.
Явно встревоженный, Мартин присел рядом с ним на корточки.
Что-то пошло не так. Джиллиан очень сомневалась, что мальчик являлся тайным шпионом Камерона – судя по его виду и поведению, это был скорый на ногу деревенский паренек, которого послали за доктором. Но тогда почему Мартин так предусмотрительно увел его от дома? И почему Камерон его прогнал?
Мальчик, еле волоча ноги и то и дело оглядываясь, медленно шел по подъездной аллее.
Джиллиан никогда не выходила из дому, не потратив сначала некоторое время на то, чтобы подавить внутренний голос, уговаривающий ее остаться дома; она всегда делала не меньше десятка глубоких вдохов, чтобы набраться мужества, читала себе короткую нотацию о том, как глупо взрослой женщине бояться, но сейчас у нее на все это не было времени. Подняв юбки до колен, она помчалась через весь дом мимо изумленного отца на улицу, срезая путь между деревьями, чтобы выйти на подъездную аллею перед мальчиком.
Пока она бежала, ее инстинкт самосохранения пронзительно вопил от страха и умолял вернуться домой. Сердце колотилось все сильнее и сильнее. Джиллиан всхлипывала, пытаясь восстановить дыхание и оплакивая потерю только что обретенного доверия.
– Мисс Боуэн! – отчаянно завопил подросток, как только она появилась перед ним из-за деревьев; в глазах его засветилось такое облегчение, что стало понятно: она была права. Он действительно приходил за ее отцом, и это немного ослабило пульсирующую в ней тревогу. – О, пожалуйста, мисс, вы и доктор должны приехать. Там возле «Лозы и колоса» лежит мертвец – кто-то избил его до смерти.
Выбежав из-за поворота аллеи, Камерон увидел Джиллиан, стоящую на коленях и прижимающую мальчика к груди: услышав хруст веток у него под сапогами, оба они повернули головы в его сторону. В глазах Джиллиан блестели слезы.
– Я велел тебе идти домой, – прорычал он. Паренек начал вырываться, но Джиллиан крепко держала его.
– Прикажите Мартину запрягать Куинни, – сказала она. – Нам с отцом надо срочно ехать в деревню.
– Нет! – Заметив, что она не намерена подчиняться ему, Камерон сжал челюсти. – Вы останетесь здесь.
– Мальчик пришел за нами.
– Да, и он сказал, что тот человек мертв. Нет никакой необходимости отрывать вашего отца от дел ради мертвеца.
– А если он не умер?
– О, он умер, мисс, – снова заплакал мальчик. – Кто-то со здоровенными кулаками разбил ему лицо и…
– Довольно! – заорал Камерон.
Пискнув от страха, мальчик рванулся и пустился бежать по дорожке в сторону деревни.
Джиллиан села на пятки. Она переводила взгляд со шрама над глазом Камерона на шишку на скуле, с нее – на ободранные, покалеченные кулаки. У нее были все основания думать, что ее странный гость имеет прямое отношение к мертвецу, лежащему у деревенского постоялого двора…
Камерона пронзила душевная боль при мысли о том, насколько слаба ее вера в него.
– Вспомните, что уже сказано вам вчера: я никого не убивал. – Резкость, с какой он заявил это, лишь подтверждала главную догадку: она в него не верит!
Никто никогда в него не верил. Отец презирал Камерона за то, что он землю любил больше, чем битву; брат высмеивал за то, что он придерживается осторожного нейтралитета, за неистовое желание спасти Бенингтон-Мэнор и сохранить его для семьи на века.
И вот теперь Джиллиан показала, что также не верит в него. Почему-то перенести этот удар ему было тяжелее всего.
– Вы ничего не выиграете, удерживая нас здесь, зато рискуете все потерять! – Голос Джиллиан звучал ровно, без всякого намека на то, приняла ли она утверждение его о невиновности. – Если мы с отцом не поедем в Брамбер, после того как мальчик всю дорогу бежал, чтобы позвать нас, крестьяне будут удивлены и недовольны. Им будет непонятно, почему доктор Боуэн и его новый ученик не откликнулись на их просьбу о помощи. В результате вы сведете на нет тот успех, которого у них добились.
Она привела спокойные, разумные доводы в поддержку своему желанию ехать в деревню, и ему нечего было возразить.
– Часто в деревне умирают мужчины?
– Нет.
– Чутье подсказывает мне, что здесь что-то нечисто. Это похоже на ловушку: кто-то, кто знает о вчерашней драке, пытается впутать меня в то, чего я не делал.
Пока Джиллиан ожидала ответа, Камерон внимательно прислушивался к себе. Он ошибался, когда думал, что, наказывая себя тяжелой работой, полностью избавится от желания, охватившего его прошлой ночью. Ему хотелось от Джиллиан больше, чем прикосновений врача, обследующего пациента. Грязный, пропитанный потом, с кулаками, бугрящимися болезненными шишками, он все равно хотел притянуть ее к себе, обнять и поцелуями стереть ее сомнения и страхи. Ему хотелось, чтобы в Англии все стало как прежде и он смог уверенно ввести ее по широким ступеням Бенингтон-Мэнора, показать ей свои плодородные поля, фруктовые деревья и ухоженный скот. Ему до боли хотелось показать ей то, что он так упорно пытался спасти, и поделиться с ней своими мечтами о детях, рассказать о том, что казалось ему гораздо более важным, чем звание рыцаря и сомнительная привилегия обращения «сэр».
– Когда вы нагрянули к нам, то знали, что нас часто вызывают, и мы вынуждены покидать это убежище. – Джиллиан находилась в блаженном неведении относительно того, что творилось у него в душе. – Вы заявили, что вам нужна наша свобода передвижения. Так рот, это плата за свободу.
– Может быть, слишком высокая плата. Она недоверчиво посмотрела на него.
– Если меня каким-то образом свяжут со смертью этого человека, вы с отцом попадете под подозрение…
– Вы с самого начала говорили, что легко нами пожертвуете, – прошептала Джиллиан.
– Верно. Я прекрасно знал, какой опасности вас подвергаю. Это казалось не важным… тогда.
Ее глаза наполнились слезами.
– А теперь это для вас важно? Как я могу вам верить? Как я вообще могу вам когда-либо поверить?
Камерон схватил ее за плечи, не обращая внимания на то, что прилипшая к его пальцам земля может испачкать ей платье.
– Все, что у меня осталось на этом свете, Джиллиан, – это мое слово. Сейчас я даю его вам. Я клянусь, что не имею никакого отношения к мертвецу в деревне. Клянусь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы ни вы, ни ваш отец не пострадали из-за того, что помогаете мне. Скажите, что вы мне верите…
Однако ответить ей он не дал, а внезапно наклонился и приник губами к ее губам. Джиллиан была соленая от слез, и когда она обмякла в его объятиях и издала низкий горловой звук, ему понадобилась каждая унция самоконтроля, чтобы только целовать ее, а не раздавить в объятиях, не положить на землю и не укрыться в ее сладком приюте.
Внезапно она высвободилась, отступила на шаг назад, прижала руку к губам и так стояла, уставившись на него.
– Джиллиан, я… – Он закрыл глаза: нахлынувшая волна усталости достигла каждой больной косточки тела. – Простите. – Он махнул рукой, указывая на все и ни на что конкретно: наполовину вскопанный сад, на пустую аллею, по которой убежал мальчик, на ее губы, вспухшие от его поцелуя.
– Нам надо ехать в деревню, – напомнила она.
Он кивнул.
– Если кто-нибудь спросит, я скажу, что вы всю ночь играли в шахматы с моим отцом.
– Вы сделаете это ради меня? – От забившейся в сердце надежды он охрип.
– Не ради вас. – Она глянула в сторону дома. – Ради отца.
Она будет защищать его с яростью львицы, но не потому, что доверяет, а потому, что он зажег огонек жизни в ее отце. Теперь это было самое важное.
Возле канавы стояло несколько крестьян, и было понятно, что именно здесь нуждались в докторе. Джиллиан сжала руку отца. Два мальчика, которые наткнулись на труп, собирая щепки для растопки, сейчас стояли, раздуваясь от важности, глаза у них блестели от возбуждения, а губы были плотно сжаты, чтобы сдержать улыбку в такой неподходящий момент.
– Доктор приехал! – крикнул кто-то, и толпа сразу расступилась, чтобы дать им подойти поближе, туда, где стояла миссис Хокинг. Она улыбнулась, протянула руку и ободряюще сжала плечо Джиллиан. Какая-то женщина улыбнулась Камерону. Арендатор, который однажды приглашал Джиллиан покататься – то ли Хаскер, то ли Баскер, – выглядит так, как будто тоже всю ночь дрался на кулаках. Может быть, из-за стремления Джиллиан найти подозреваемого помимо Камерона, ей померещилось самодовольство во взгляде арендатора, в его распухших губах; он, казалось, улыбался с истеричным злорадством, чего вряд ли следовало ожидать от человека, которого совсем недавно побили.
Джиллиан почувствовала, как что-то коснулось ее локтя, а затем ее охватило основательное, успокаивающее ощущение руки Камерона, придавшее ей сил, когда они приблизились к канаве. К тому же его пожатие каким-то образом облегчило продвижение через плотную толпу.
Джиллиан не хотелось верить. Всю дорогу, пока они ехали в деревню, она боролась с собственным сердцем. Он сказал «поверьте мне», перед тем как ее поцеловать… И едва она начала вспоминать тот поцелуй, все веские доводы против доверия ему разлетелись, как ласточки от зимних холодов.
– Не надо смотреть на него, Джиллиан. – Камерон сказал это тихо, только для нее, но она не обратила внимания на его слова, высвободила руку, подошла к отцу и встала вплотную к нему, дожидаясь, пока крестьяне перевернут труп.
Сначала она увидела только черные синяки вокруг глаз, сломанный нос – и это перенесло ее на двадцать лет назад. В ушах опять звенел мамин крик: «Беги, Джилли, беги домой!»
Она задрожала, и Камерон едва успел поддержать ее. Сильной рукой он обхватил Джиллиан за талию и притянул к себе. Старые демоны отступили от притока сил, который давало ей его прикосновение.
Джиллиан поморгала, и зрение ее прояснилось. Лицо в канаве не было лицом ее мамы… Она прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть, когда узнала покойника.
Роберт Линдсей, помощник Камерона. Человек лорда Харрингтона, источник новостей от короля. Разумеется, Камерон не мог быть причастен к смерти посредника, который играл такую важную роль в его плане. Он умолял ее поверить ему, клялся, что не имеет отношения к этому убийству, а она сомневалась.
– Здорово же его избили, – удивился какой-то крестьянин.
Джиллиан изучала распухшие черты лица с беспристрастностью врача. Некоторые вздутия появились оттого, что труп целый день пролежал на улице, но другие явно возникли в результате ударов тяжелым кулаком. На кулаках Роберта также были следы, говорящие о том, что он пытался защищаться.
Окровавленное лицо Камерона, ободранные кулаки Камерона, лицо Камерона, склонившееся над ее лицом, губы Камерона, ищущие ее губы…
Стало холодно, но не настолько, чтобы ослабить запах опавших листьев, которые топтали крестьяне, и другой, приторный, запах, заглушающий все остальные…
Ленивые мухи жужжали над головой мертвеца.
– Папа, для этого человека уже ничего нельзя сделать? – отчего-то спросила она.
– Для этого человека уже ничего нельзя сделать, – как эхо, повторил доктор Боуэн и отошел от канавы, печально качая головой.
Его заявление прозвучало в тот момент, когда послышался стук копыт, возвещающий прибытие всадника. Фрейли. Имя пробежало по толпе приглушенным шелестящим шепотом.
Констебль ехал в сопровождении республиканских солдат. Он направил коня к краю канавы и несколько минут сидел, глядя на труп Роберта Линдсея. Затем движением подбородка он приказал двоим из своих людей спуститься в яму и заняться телом.
Когда тело подняли на дорогу, один из людей констебля взял труп за ноги, другой ухватил его под мышки. Некоторые крестьяне начали осторожно покидать толпу, но Фрейли остановил их:
– Ни один из вас не уйдет отсюда, пока я не узнаю имя покойника.
Ему никто не ответил. Упрямая и угрюмая толпа с ненавистью смотрела на Фрейли.
– Ну, живей, – поторопил он с деланной веселостью, – должен же среди вас быть хотя бы один человек, который хочет сегодня заслужить благосклонность лорда-протектора. Представьте себе, как благодарен будет лорд Кромвель, когда услышит, что этот человек был сторонником роялистов и его изменнический заговор провалился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36