— Ты этого не сделаешь!
— Ты знаешь, что сделаю!
Маргарет знала. Она разрыдалась и сквозь слезы, прерываясь, рассказала мужу о том, что случилось в гостинице. На середине рассказа Ботинки опустился на пол рядом с ее стулом и обнял ее. В лице его застыла боль, но в нем был и гнев. Рива даже испугалась — это выражение Ботинок ей было незнакомо.
Она чувствовала себя неловко: Маргарет рыдала на плече мужа, тот обнимал ее… Когда она наконец затихла, Рива сказала:
— Она не хочет идти к доктору.
— Он меня не ранил, — сказала Маргарет, вытирая слезы с лица.
— У тебя был шок.
Ботинки выпустил жену из объятий и медленно встал.
— Наверное, лучше всего ей сейчас пойти спать.
Маргарет сжала руки на коленях и смотрела на них обоих.
— Не говорите обо мне так, как будто бы меня здесь нет.
— Успокойся, — сказал Ботинки. — Просто раздевайся и ложись.
— Что ты собираешься делать? — Гнев Маргарет улегся, и она глядела на мужа в беспокойстве.
— Ничего особенного. Сделай сейчас то, что я тебе сказал. Может быть, тебе принесут суп или что-то еще поесть. А потом отдохни.
— Я не могу съесть ни крошки.
— Попробуй.
В голосе Ботинок слышались стальные интонации. Маргарет взглянула с горечью на Риву:
— Я же говорила тебе — все изменится.
Рива обменялась с сестрой долгим взглядом, но ничего не ответила. Через минуту она повернулась и вышла из комнаты.
— Я побеспокоюсь об обеде.
Она не знала, что Ботинки пошел вслед за ней. Но услышала, как Маргарет выкрикнула:
— Куда ты?
— Я скоро вернусь, — ответил ей муж, закрыв за собой дверь спальной комнаты, и вышел в холл.
Рива не стала сразу оборачиваться и пошла дальше. Ее зять последовал за ней. Прошло еще сколько-то времени, пока она заговорила:
— Мне очень жаль.
Он взглянул на нее и нахмурился.
— Чего жаль? Ты ни в чем не виновата.
— Я неточно выразилась. Просто ничего бы не случилось, если бы я не затеяла всю эту историю.
— Но ты же не могла сидеть сложа руки.
— Это-то я и твержу, вся история Эрин с Джошем ничем хорошим и не могла бы кончиться.
— Значит, все равно пришлось бы действовать.
— Наверное, теперь уже поздно о чем-либо сожалеть. — Ботинки промолчал, и она продолжила: — Ты знаешь, я не понимаю, почему Эдисон так поступил. Конечно, Маргарет привлекательна, а идти в гостиницу к нему — не самый разумный поступок. Но к чему все это? Зачем ему это?
— Причины разные. Главная же в том, что ему так захотелось.
— Ты не думаешь, что он хотел мне отомстить?
— В какой-то степени, может быть, и так. Но, думаю, причины глубже. Я помню, как он говорил когда-то, что сестры Бенсон самые красивые из всех девушек, которых он когда-то видел, и что он хотел бы всех их… Ну, ты понимаешь. Наверное, Маргарет оказалась там, когда ему моча в голову ударила. Он, знаешь ли, никогда не беспокоился о том, чтобы себя сдерживать.
— Но зачем так рисковать? Ведь это просто глупо — такой поступок совершен человеком, за которым все следят очень пристально.
— Люди, подобные ему, считают, что они выше всех, ничто им не помеха. Они полагают, что им все сойдет с рук.
Они подошли к лестнице на противоположной стороне дома.
— Что ты собираешься делать?
— Почему ты думаешь, что я что-нибудь собираюсь делать?
— Я не знаю. Я чувствую.
— Эдисон — мой родственник. Думаю, мы с ним немного по-родственному поговорим.
Рива взглянула на сжатый кулак Ботинок, затем перевела глаза на его лицо.
— Ты собираешься по-дружески ему втолковать, что он поступает неправильно?
— Что-то вроде того.
— Ты будешь осторожен?
— Не беспокойся обо мне.
Самое любопытное — она почему-то не беспокоилась. И еще одно: у нее не было никакого желания останавливать его.
— Я подумал, — продолжил он, — что должен тебя предупредить, тебе не стоит мучить себя мыслями, что все могло бы повернуться по-иному, если бы ты что-то предприняла. И что твой план в отношении Эрин и Джоша должен быть изменен.
— Я об этом пока и не думала, — ответила она, нахмурившись. — Я думаю, что ты сам все сделаешь, и сделаешь правильно.
— Тем более что Эрин — моя дочь.
Она встретила его твердый взгляд. Этот человек был истинным отцом ее дочери, он больше, чем кто-нибудь другой, сделал для того, чтобы Эрин выросла открытой, доверчивой молодой женщиной — такой, какой она и стала.
— Да, она — твоя дочь, и глупо было мне забывать об этом. Тебе надо было сразу мне сказать…
— Маргарет подняла шум за двоих.
Крайне необычным для него было то, что он критикует свою жену. Это доказывало некую отчужденность, возникшую в отношении ее после всего происшедшего.
— В ее натуре пытаться управлять людьми и беспокоиться о них, — ответила Рива.
— Я знаю. Но я знаю и то, что ты пыталась сделать что-то для Эрин, не производя много шума. Мне невыносимо думать, что Маргарет проболталась Эдисону об Эрин. Я надеюсь, сумею убедить Эдисона, чтобы он не использовал это против девочки.
— Думаешь, он может рассказать ей?
Ботинки прищурил глаза.
— Я постараюсь его убедить, что это будет неразумно с его стороны. Обо всем остальном — не знаю.
Последними словами Ботинки хотел сказать, что не знает, сумеет ли Эдисон использовать полученную информацию против Ривы.
— Не беспокойся обо мне. Я сама все улажу.
— Да, я так и думал, — сказал Ботинки. — Но если я чем-то могу помочь, скажи.
— Обязательно, — ответила Рива.
Ботинки кивнул головой, повернулся и пошел к спальной комнате. Рива смотрела ему вслед и думала, что она обязательно к нему обратится. Таким, как сейчас, она его еще не знала. Он может оказаться более опасным в качестве союзника, чем в качестве врага, коли уж он вмешался в это дело. Но хорошо, что он на ее стороне.
13
— Он попользовался мной, Рива!
Голос Маргарет доносился из полутемной спальной комнаты, где она лежала, закрыв полог кровати. Рива сидела рядом с ней на кресле. Сестра настояла, чтобы она осталась, когда та принесла ей поднос с обедом. Маргарет не хотела оставаться одна. Рива же ничего так не желала, как поскорее уйти из спальни, чтобы отделаться от чувства вины, сострадания и злости по отношению к своей сестре, чтобы не видеть Маргарет, изнывающую от сочувствия к самой себе. Знала ли ее сестра, что когда-то и ею попользовались?
Рива сказала:
— Не думай об этом.
— Я должна думать. Мне это необходимо, разве ты не понимаешь? Сначала, когда Эдисон впустил меня в номер, мне показалось, что я ему просто понравилась. Он улыбался и казался таким заинтересованным в нашем разговоре. Но потом — потом он накинулся на меня как животное. Для него все это ничего, абсолютно ничего не значило. Ему надо было что-то доказать, и для этого он использовал меня. Он использовал меня, чтобы отомстить тебе!
— Мне очень жаль, но я не собиралась тебя в это втягивать.
— Но я оказалась в это втянута. Я уже давно во все втянута.
Голос Маргарет звучал отрешенно. Рива подумала, что транквилизаторы, которые она приняла, наконец подействовали. Она очень на это надеялась. Но Маргарет продолжала говорить:
— Мне всегда казалось, что он какой-то особенный, такой красивый, такой богатый. Какой-то изысканный, не то что Ботинки.
— Эдисон?
Маргарет кивнула.
— Я завидовала и тебе, и Бет. Я очень тебе завидовала, потому что он желал тебя, он владел тобой. Я знаю, что ничего путного из этого ни для тебя, ни для Бет не получилось, но это не имеет значения. Я иногда думала о нем, когда мыла посуду, или в постели, когда Ботинки… О Боже!
— Не говори об этом! Ты опять себя расстроишь.
Маргарет не обратила на ее слова внимания.
— Я думала, что если бы я была свободна и не имела обязательств перед кузеном Эдисона, то, может быть, он убежал бы со мной. Иногда, глядя на Эрин, я думала, а какой бы она была, будь она моей дочерью от Эдисона? Разве это не глупо? Разве это не самая глупая вещь, которую ты когда-либо слышала?
— Маргарет…
— Если бы не эти грезы, я, вероятно, и не пошла бы к нему. Но ты только подумай обо всех моих бессмысленных мечтаниях, о потерянном времени. Он недостоин этого. Ты могла бы мне рассказать о нем…
— Я рассказывала, — сказала Рива тихо. — Просто ты не слушала меня.
— Он обманул меня, я попалась в ловушку. Я никогда не прощу ему этого.
Трудно было что-либо на это ответить. Повисла тишина, нарушаемая лишь звуком кондиционера, шелестом прохладного воздуха, проникающего в комнату. Через какое-то время Маргарет беспокойно повернула голову на подушке и спросила ворчливо:
— А где Ботинки?
Рива ответила ничего не выражающим голосом:
— Я не знаю.
— Он должен бы находиться рядом со мной, это не похоже на него.
— Я уверена, что скоро он будет здесь.
— Уверена? Но куда он пошел? Как ты думаешь, он ведь не пошел к Эдисону? — Маргарет приподнялась на локте и внимательно поглядела на сестру. — Боже мой, неужели он пошел туда? Рива, скажи мне…
— Постарайся заснуть.
— Это именно так. Я знаю. Зачем ты отпустила его?
— Я не могла его остановить.
— Я представляю, чего ему наговорит Эдисон, какую ложь он нагородит.
— Сомневаюсь, что у него будет такая возможность. Ботинки был… Не похоже, что он вообще собирается с ним разговаривать.
— Эдисон вызовет полицию, и Ботинки арестуют! Я знаю, именно так он и поступит.
— Мы все равно ничего не можем сделать. Ляг, пожалуйста, и отдохни.
Маргарет со стоном откинулась на подушки:
— Я не устала и не больна. Меня изнасиловали, неужели ты не понимаешь?
Рива понимала ее. Когда Эдисон первый раз овладел ею, ситуация была очень похожа на ту, в которой оказалась Маргарет. И тогда, в другой раз, с этим иностранцем с Бурбон-стрита, все тоже походило на изнасилование. Но она ничего не ответила. Когда сестра затихла, Рива откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
В ту жаркую майскую ночь в задней комнате бара на Бурбон-стрите она отпрянула от двух мужчин, которые не спускали с нее глаз. В их взглядах светилась плотоядность и уверенность в успехе. Иностранец вынул из кармана бумажник и стал отсчитывать дваддатидолларовые бумажки. Когда владелец бара протянул свою жирную руку за деньгами, Ребекка распахнула дверь офиса и выбежала наружу.
Она услышала, как загрохотал отодвигаемый стул и раздалось проклятие. Кто-то бежал за ней. Ребекка оглянулась и увидела, что за ней следовали иностранец и владелец бара. Трехдюймовые каблуки не для быстрого бега, но она неслась по коридору к занавесу, который отделял коридор от бара.
Казалось, стены сотрясаются от тяжелых шагов ее преследователей. Этот звук походил на раскаты грома, сердце стучало в ее груди, гулко отдаваясь в ушах. Она чувствовала, насколько она уязвима, насколько она совершенно, совершенно голая! Но она была преисполнена ужаса, ярости и решимости одновременно.
Она откинула занавеску и сразу же очутилась в переполненном, шумном зале, где грохотала безумная музыка. Она увидела мужчин, осоловевшими глазами наблюдающих за почти голыми женщинами, вихляющимися над ними на столах, увидела завесу из сигаретного дыма. Никто, однако, не обратил на нее никакого внимания.
Сзади кто-то цепко схватил ее за руку, швырнул о стенку так, что она задохнулась от боли. Она закричала, потому что иностранец схватил ее за горло. Дыхание его было зловонным. Этот запах, смешанный с жирным ароматом масла, исходящим от его волос, вызывал тошноту. Зубы его хищно обнажились в предчувствии ожидавшего наслаждения.
— Ты так легко от меня не уйдешь! — сказал он, прижавшись бедрами к ее бедрам, защищенным только лоскутком материи. Владелец бара, стоявший в дверном проеме, лишь одобрительно хмыкнул.
Ребекка уперлась руками ему в грудь и с силой оттолкнула, так что он пошатнулся. Вдруг за спиной иностранца показался какой-то мужчина. Он схватил иностранца за плечо и, повернув к себе, с силой ударил ногой ему в колено, так что тот взвыл, затем он с трудом поднялся и исчез из бара. Спаситель Ребекки повернулся к владельцу бара.
— Только не сходите с ума, мистер Столет! — сказал жирный подонок, выбрасывая вперед руки и отступая назад. — Разве я мог знать, что ей это будет неприятно? Все в порядке. Все спокойно. Девочка может по-прежнему танцевать для вас, если вы этого хотите.
— Вопрос в том, — ответил человек, которого назвали Столетом, — хочет ли этого девушка.
Он посмотрел на Ребекку. Она взглянула на мужчину. Это был тот самый пожилой господин, для которого она часто танцевала и который платил ей за каждый танец по двадцать долларов. В глазах его читались угасающий гнев, бесконечная доброта, смущение — как будто он был удивлен своим поведением.
Она прерывисто выдохнула:
— Я хочу уйти отсюда.
Столет кивнул головой:
— Идите и возьмите свои вещи.
Ей нечего было забирать, кроме дешевого платья, белья и старых сандалий, в которых она ходила на работу. Она быстро скинула туфли на высоких каблуках и ненавистные тесемки, боясь, что мистер Столет уедет без нее. Отбросив так называемый костюм на середину комнаты, она выбежала из нее и поспешила присоединиться к Столету.
Он все еще стоял у занавешенного дверного проема. Владельца бара не было видно. Мистер Столет взял ее под локоть и провел через бар, не оглядываясь по сторонам.
На мгновение он задержался у выхода, на тротуаре. Улица была замусорена пластмассовыми стаканчиками, воняла блевотиной, и на ней почти никого не было. Одна-две пары прохаживались под разноцветными неоновыми огнями, да продавец сосисок катил свою тележку, пропахшую горчицей. Раздавались звуки ударных инструментов, а откуда-то издалека доносился чувственный и неутешный плач трубы, игравшей блюз.
На лице сопровождавшего ее мужчины было такое отрешенное выражение, как будто он считал все происшедшее очень важным. Ребекка молчала. Ее слегка трясло, но она пыталась сдержать эту дрожь. Наконец мистер Столет взглянул на нее сверху вниз, предложил ей руку и улыбнулся.
— Моя машина стоит неподалеку отсюда.
— Я могу дойти до дома и пешком. Это здесь, рядом, — но она взяла, его под руку, иначе это было бы просто невежливо, к тому же она боялась, что у нее, не ровен час, подогнутся колени и она просто упадет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54