Рука Манон инстинктивно потянулась к животу, который по-прежнему был плоским и подтянутым, несмотря на то, что в нем уже рос ребенок… ребенок, которого она не смогла произвести на свет со своим дорогим Александром за счастливые годы их супружества… ребенок, в котором, как она считала, ей навсегда отказано судьбой. Отцом ребенка был Жерар Пуантро.
— Заметно?
— Нет. Пока нет. Но вы же знаете, скоро будет заметно. Вы должны ему сказать, Манон.
Из глаз Манон выкатилась одна-единственная слезинка и заскользила по ее бледной щеке.
— Я… я боюсь, Мари.
Старая женщина вместо ответа положила свои натруженные руки на плечи Манон, а та продолжала:
—Я не могла надеяться на такое чудо и воспринимаю это как волю Господа. Когда прекратились месячные, я не предполагала, что возможна какая-либо причина, кроме тех перемен, которые в моем возрасте вскоре должны наступить. — Манон перевела дыхание. — Мне ведь тридцать восемь, Мари!
— Я знаю, дорогая.
— Только на прошлой неделе я посетила доктора Торо и узнала о свершившемся чуде — у меня будет ребенок Жерара! Поначалу я просто не могла поверить в это. Наконец до меня дошло, что это реальность. Мне захотелось выбежать на улицу и закричать о своем счастье на весь мир. Но я… я не смогла…
— Манон…
Манон опустила глаза, не в силах выдержать настойчивый взгляд пожилой женщины, и прошептала:
— В последнее время все складывалось непросто. Ходят слухи, что Жерар как никогда волочится за женщинами. Я не стала бы придавать этому никакого значения, как делала в прошлом, если бы мне не казалось, что его внимание ко мне постепенно тает.
Манон замолчала, чтобы несколько успокоиться.
— Я никак не могла решить, что же делать. Мне не хотелось говорить с Жераром, пока есть вероятность, что он не будет так же счастлив, как и я, узнав о свершившемся чуде, — Манон крепко сжала руку Мари, глядя ей в глаза. — А потом произошло это чудовищное похищение Габриэль… Жерар был так расстроен…
Слезы потекли по ее щекам, смывая подобие жалкой улыбки.
— Грустно говорить об этом, но именно эти ужасные события вернули мне Жерара. Он был опять так мил и внимателен, каким не припомню его уже многие месяцы, а я смогла дать ему то успокоение, которое он искал. Но… хотя мое счастье вернулось, я боялась. О Мари… — Манон разрыдалась. — Я не могу сказать ему о ребенке, пока не станет известно, что Габриэль вне опасности. Жёрар так ее любит! Он станет презирать меня, если я это сделаю! Боюсь, если Габриэль не вернется, то Жерар еще меньше обрадуется этому ребенку.
Мари, покачав седой головой, возразила:
— Нет, как это возможно? Нормальный мужчина должен чувствовать утешение в таких грустных обстоятельствах от самого факта, что он скоро станет отцом ребенка.
— Только не Жерар.
— Но…
— Не Жерар, Мари. — Манон опять зарыдала. — Поверь мне, не Жерар…
Доверив себя ласковым рукам Мари, которые обвились вокруг нее, Манон обняла старую женщину и крепко прижалась к ней, как не делала со времен своего детства. Она прошептала:
— Единственная надежда, что Габриэль вернется и тогда Жерар разделит со мной это счастье.
— Манон, моя девочка, — голос Мари задрожал. — Вы должны сказать господину Пуантро о ребенке… или уйти от него.
— Уйти от него?!
Выцветшие глаза Мари смотрели прямо на нее.
— Вы должны следовать внутреннему голосу, который проявляется у каждой женщины, носящей у себя под сердцем новую жизнь. Он подскажет вам, что надо делать. Если вы не в силах сказать господину Пуантро правду, надо принять меры, чтобы обеспечить свое будущее и счастье вашего ребенка.
— Пока в этом нет необходимости. Я молилась. Я знаю, Габриэль возвратится к Жерару. Тогда я смогу сказать Жерару о ребенке. Все будет хорошо, вот увидишь. Он наконец представит меня Габриэль, как равную, и мы поженимся. Все прочие увлечения Жерара будут забыты, я уверена.
— Манон, вы не должны питать иллюзии насчет господина Пуантро.
— Говорю тебе, Жерар оставит все свои увлечения! — Не замечая пронзительных ноток, появившихся в ее голосе, Манон освободилась из объятий старой служанки. — Габриэль будет возвращена Жерару, и все станет хорошо. Мне надо набраться немного терпения, вот и все. Еще чуть-чуть.
Прячась от участливого взгляда Мари, Манон решительно повернулась к туалетному столику. Она вытерла платком слезы и взяла баночку с кремом. Лицо ее приняло свое обычное выражение. Никакого волнения. Она вернулась к ежедневному ритуалу.
Роган стоял у своей каюты, прислушиваясь, сам не зная, что же он хотел услышать. В самом деле, чего он ожидал? У находившейся за дверью девушки не было иного выбора, кроме как выполнить его распоряжение и надеть, несмотря на бурные протесты с ее стороны, новый наряд.
Вы хотите, чтобы я носила эти лохмотья?
Он отдавал себе отчет в том, что избалованная мисс никогда в жизни не носила подобной одежды, а ее ухоженной кожи вряд ли касалось что-либо, кроме шелка или атласа. Эта прекрасная нежная кожа…
Обуздав разыгравшееся воображение и напомнив себе, что с этой девушкой следует держать ухо востро, ежели он не хочет оказаться у нее под каблуком, к чему она так стремится, Роган взялся за дверную ручку. Выждав несколько рассчитанных мгновений, он открыл дверь. Как и прежде, его встретила полная тишина. Потом раздался жалобный стон.
Бросившись к постели, на которой белели сбившиеся в беспорядке тряпки, Роган застыл на месте. Перед ним оказалась тоненькая фигурка, одетая в бесформенную матросскую одежду. Бледная больная девушка лежала не двигаясь.
— Мадемуазель Дюбэй…
Она не ответила. Казалось, она уже не дышит. У Рогана дрогнуло сердце.
— Мадемуазель…
Легкое трепетание век.
— Габриэль…
Едва слышный стон. Тут же подсев к своей трогательной узнице, он молча осмотрел ее. Потрогав рукой лоб, Роган обнаружил небольшой жар, затем он прикоснулся к ее щекам, рукам, дабы убедиться, что этот жар не распространился по всему телу. Несколько успокоившись от мысли, что если это и начало лихорадки, то не опасной, Роган мягко спросил:
— Что с вами, Габриэль? Вы заболели?
Опять чуть затрепетали веки, затем поднялись, и Роган прочитал в ее глазах, как она несчастна. В этот момент корабль поднялся на гребень волны, чтобы тут же рухнуть вниз. Габриэль Дюбэй стала похожа на зеленую тень, и ее вид объяснил ему все лучше любых слов. Морская болезнь… Он не видел еще человека, который страдал бы от нее сильнее.
Габриэль попыталась стереть со лба холодный пот, но рука бессильно упала рядом с ней на матрас. Он услышал, как она едва слышно выдохнула:
— Я умираю…
— Что-о?
Не заметив, что он произнес это вслух, Роган увидел, как чуть блеснули глаза, а затем услышал ее дрожащий голос:
— Я говорю вам, что я умираю.
— Вы не умираете. Вы просто еще не привыкли к морской качке. Вам нужно что-нибудь поесть и…
— Поесть? — Габриэль еще больше позеленела. — Гнусная скотина…
Роган стиснул зубы.
— Сядьте, мадемуазель.
Едва заметно она покачала головой.
— Я сказал, сядьте!
Ответа не последовало. Роган поднял ослабевшее тело Габриэль и, поддерживая ее рукой, посадил. Он впервые заметил, насколько велик для ее изящной фигурки матросский костюм — она буквально потерялась в складках рубахи.
Не отпуская ее, он продолжал давать указания:
— Держитесь! Вам станет лучше на свежем воздухе!
— Нет… — глаза оставались закрытыми.
— Откройте глаза.
Ответа не последовало; и он настойчиво повторил:
— Откройте глаза!
Прекрасные серые глаза открылись, чтобы тут же бессильно закрыться. Роган прорычал:
— Встаньте!
— Нет… не могу.
— Нет, можете. Встаньте!
Подвинув Габриэль к краю койки, он опустил ее ноги на пол и помог подняться.
Гигантские штаны тут же упали до колен. Дрожащей рукой поддернув их обратно вверх, Роган пробормотал какое-то ругательство и поискал глазами вокруг. Затем он снял свой ремень и крепко обвязал вокруг ее талии. С облегчением вздохнув, когда была обеспечена безопасность, и не обращая внимания на протесты девушки, он поднял ее на руки.
Тяжелые ресницы вновь задрожали:
— Что… что-о вы делаете?
— Вам надо выйти на верхнюю палубу, глотнуть немного свежего воздуха. Тогда вам станет легче.
— Не поможет… — И голова строптивой мадемуазель бессильно упала ему на грудь. — Умираю…
Роган двинулся к двери. Минутой позже, нетвердо ступая под встречным ветром, Роган наткнулся на внимательно глядевшего Бертрана: — Давайте помогу поставить ее на ноги.
Роган покачал головой.
— Нет. Иди вниз, поешь. Если будет нужно, я сразу тебя позову.
Покрепче обхватив свою способную сопротивляться ношу, Роган направился к борту. Прислонив ее спиной к перилам борта и поддерживая собственным телом, он поставил Габриэль на ноги. Ее трясло от слабости, а он настойчиво требовал:
— Хорошо. Сделайте глубокий вдох.
— Не могу.
Ее распущенные волосы, в которых сверкало заходящее солнце, огненными прядями рассыпались по лицу Рогана. Издалека быстро набегали черные тучи. Она уткнулась лицом в его грудь и прошептала:
— Пожалуйста…
Что-то заныло у Рогана внутри. Она доверчиво прижалась к нему. Тепло, исходившее от нее, было невероятно приятным. И он очень мягко проговорил:
— Послушайте меня, Габриэль. Ночь уже близко, а на горизонте собираются тучи, предвещающие шторм. Если вы не возьмете себя в руки, то вам станет намного хуже, чем сейчас.
— Не могу…
— Можете. Откройте глаза, Габриэль. Ну, давайте!
Глаза медленно открылись. Роган постарался поймать ее взгляд и прошептал:
— Вы будете опять здоровы.
Последовало продолжительное молчание, пока Габриэль смотрела ему в глаза, а он старался влить в нее свою силу. В нем зашевелилась надежда — она стала постепенно выпрямляться и наконец сделала глубокий вдох…
— Еще один… вдохните поглубже.
Габриэль прижалась к нему так сильно, что Роган почувствовал, как наполняются воздухом ее легкие, как одновременно вливается в нее сила… и вдруг неожиданный спазм.
— Нет, не сдавайтесь. Вы уже чувствуете себя лучше… сильнее… Вы в состоянии контролировать это. А теперь вы пройдетесь вместе со мной по палубе.
— Нет… пожалуйста… еще нет.
Габриэль склонилась к нему, и у Рогана дрогнуло плечо. Ее голова прижалась к его шее, грудь касалась тела, а дрожащие ноги искали поддержки в его ногах. В отчаянной попытке удержать его она схватила Рогана за руку. Обхватив ее, чтобы она могла черпать энергию в его силе, он ощутил вдруг состояние неведомого ранее комфорта.
Не очень представляя, как долго пребывали они в таком положении, Роган почувствовал, что желание прижать ее к себе еще сильнее стало овладевать им. Одернув себя, он наконец произнес срывающимся голосом:
— Вы уже достаточно отдохнули. Вы должны пройтись по палубе.
О, эти глаза… эти бесподобные светлые очи глянули прямо па пет, прежде чем Габриэль позволила ему отстраниться. Она попыталась шагнуть, по покачнулась. Он обнял ее одной рукой, чтобы она не упала. С его помощью Габриэль сделала шаг, потом другой. Рогану поневоле пришло в голову, что выглядела она довольно комично: в мешковатых штанах и рубахе на несколько размеров больше ее собственного; перетянутая посередине ремнем, удерживавшим спадающую одежду; из штанин выглядывали маленькие босые ножки… Он понял, что может не беспокоиться о нравственном облике команды — ни один мужчина, бросив первый взгляд, больше не захочет на нее смотреть. К числу этих мужчин не относился только он сам.
В этот момент налетел шквал, обрушившийся на корабль с невиданной силой и чуть не сбивший Рогана с ног. Он еще крепче прижал к себе Габриэль. Метнув панический взгляд, она неожиданно рванулась у него из рук и ринулась к борту. Стоя прямо за ней, Роган оглядел горизонт, быстро покрывающийся штормовыми тучами. Он выждал момент, когда у Габриэль пройдет спазм, поднял ее на руки и спустился вниз.
Движение за дверью спальни Кларисы становилось все более оживленным. Смех, покашливание, звуки шагов снующих туда-сюда людей… Клариса закрыла глаза и попыталась уснуть. Она вдруг подумала, что прежде просто не замечала того, какая чудесная у нее комната, потому что постоянно была занята на поприще любви.
В эту ночь она лежала одна под атласным покрывалом, обшитым роскошными кружевами. Надежно запертая дверь скрывала ее от нескромных глаз. Ситуация казалась ей непривычной и совершенно неестественной, несмотря на то что Пьер большую часть дня провел здесь, дотянув до того момента, когда обстоятельства заставили покинуть ее. Клариса вновь представила нахмуренные брови Пьера, когда он сказал, что вынужден уйти раньше из-за официального приема в обществе, на котором обязан быть. Она хотела ответить ему, что женщинам, подобным ей, не обрадуются в обществе, где так жаждут его присутствия, но вовремя поняла, что это поставит Пьера в еще более неловкое положение.
Кларисе припомнился гнев Пьера при виде кровоподтека у нее на бедре, появившегося от грубого толчка Же-papa Пуантро. Негодование подтолкнуло его на столь решительные поступки… Клариса была тронута его заботой, но еще больше сожалела о шагах, которые Пьер вынужден был предпринять. Она предвидела, что все может кончиться достаточно плачевно.
Молодая женщина откинула прядь светлых волос, упавших ей на щеку. Клариса говорила с мадам, но так и не выяснила, сколько денег обязался платить Пьер, чтобы она обслуживала исключительно его. Клариса знала наверняка — эта сумма была столь огромной, что даже при благоприятном развитии событий в соответствии с планами Пьера через очень короткое время его финансы придут в упадок, и тогда ему не останется ничего другого, как поделить расходы со вторым клиентом, а потом и с третьим. Поступив таким образом, он будет страдать оттого, что его честность и порядочность по отношению к ней скомпрометированы, а после впадет в отчаяние от необходимости отказаться от нее вовсе.
Кларису охватила вызванная этими мыслями грусть. Впрочем, все к лучшему. Она понимала, что рано или поздно Пьер встретит достойную женщину, которая сможет наполнить его жизнь добротой и нежностью, чего он, безусловно, заслуживает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44