Кэйт облизнула губы. Правду, только .правду! Если она не отступит от этого, он не сможет ее поймать.
— Я чувствую себя хорошо. Ну, почти хорошо. Н-нервничаю. Очень нервничаю.
— Это вполне понятно, миссис Мак-Говерн. Должен заметить, вы проявили незаурядную смелость, придя с повинной. Вынужден признать, что восхищен вашим поступком. У меня, пожалуй, не хватило бы на это смелости…
Кэйт преодолела оцепенение.
— Я не чувствую сейчас никакой смелости. Я так напугана, что, если бы могла, удрала бы отсюда.
В зале послышались смешки. Кэйт с облегчением поняла, что смеются в основном мужчины. Она немного успокоилась. Разумеется, не каждый мужчина видит в ней преступницу.
Серые глаза обвинителя смотрели строго и холодно, хотя губы его тронула улыбка.
Выражение лица судьи смягчилось. Кэйт показалось даже, что ему хочется по-отечески похлопать ее по плечу. Почти все страхи покинули ее.
— Вы готовы ответить на несколько вопросов? — спросил Вилкокс. — Насколько я понимаю, вы в деликатном положении?
Кэйт выдержала его пристальный взгляд. Хотя она еще не сказала об этом Заку, то, о чем он сообщил судье, оказалось правдой: Кэйт уже знала, что беременна.
— Да, — отозвалась она, — это так.
Обвинитель обратился к зрителям, заполнявшим зал, и, повысив голос, сказал:
— Приношу поздравления мистеру Мак-Говерну. Великолепно сработано! — Он подошел к своему столу и полистал записи. — Когда вы поженились? Ах, да… Полтора месяца назад…
— Почти два, если считать недели, — возразила Кэйт. Она почувствовала, как лицо ее заливает краска.
Обвинитель явно намекал на то, что она сошлась с Зака-рией до вступления в брак. Когда Вилкокс повернулся к ней, она увидела в его холодных глазах удовлетворение. Выстрел угодил прямо в цель.
— Как я понимаю, вы чувствуете себя вполне хорошо и можете ответить на несколько вопросов? — повторил он.
Кэйт облизнула губы.
— Я… Я, конечно, попытаюсь…
— Первый и самый важный вопрос, по моему разумению, вот какой: что именно заставило вас прийти с повинной? Как я узнал от шерифа, ваш покойный муж был надежно захоронен, и все считали, что он утонул. Если бы вы оставили все как есть, вам не пришлось бы пройти сегодня через все это. Так почему? Что заставило вас отправиться к шерифу?
Кэйт снова облизнула пересохшие губы. Ей хотелось пить, но попросить она боялась.
— Честно?
В зале снова послышался смех. Судья скривил рот:
— Миссис Мак-Говерн, это и есть наша главная цель — ничего, кроме правды.
Кэйт покраснела. Ей хотелось стукнуть себя. Что за глупости она говорит! Она прижала руки к животу, чувствуя тошноту.
— Если сказать, о чем я думала, это покажется довольно глупым, — сказала она. — Придуманные причины выглядели бы убедительнее.
Судья чуть заметно улыбнулся.
— Нам не нужно то, что выглядит убедительным, миссис Мак-Говерн. Скажите правду.
Выражение его лица показывало, что, по его мнению, женщины, — эти слабые легкомысленные создания, даже не в состоянии придумать ничего разумного. Кэйт почувствовала, что задыхается. Правду? Ее охватило неистовство. У нее были причины, она знала, что это так, но все они вылетели у нее из головы. Она не может вспомнить их даже ради спасения собственной жизни.
— Я… Я думаю, мне проще всего объяснить это, как я объясняла это своей дочери… — Кэйт смущенно обратилась к обвинителю. — Это похоже на то, как бывает в сказке, если вы позволите мне сделать такое сравнение. Пока все благополучно не завершилось, вы не можете сказать «конец». Я чувствовала, что мы с моей дочерью заслужили счастливый конец. А если я не поступлю правильно, как надо, дурная часть моей жизни будет тяготить меня, и этому никогда не будет конца.
В зале наступила мертвая тишина. Сердце Кэйт упало. Ей показалось даже, что оно перестало биться. Свой последний вздох она испустит не здесь, на скамье подсудимых. Она почувствовала, как петля затягивается вокруг ее шеи.
Она подняла руку и добавила:
— Я не могу провести остаток жизни под гнетом этой ужасной тайны. Не хотела я этого и для своей дочери. Она и без того достаточно настрадалась.
Обвинитель подошел к своему столику и что-то записал. Затем, положив перо, он поднял глаза на Кэйт.
— Ваши причины кажутся вполне разумными. И высказаны они достаточно красноречиво. — Он поджал губы и внимательно посмотрел на нее. —А теперь второй вопрос, самый трудный. Я бы хотел, чтобы вы ответили на него только «да» или «нет». Вы сожалеете о смерти Джозефа Блейкли?
Теперь Кэйт уже вполне определенно почувствовала, что ее сердце остановилось.
— Не очень-то справедливо задавать мне такие вопросы. Слишком многое стоит за этим. Ведь даже Иуда сожалел…
И снова послышался смех. Поняв, что дала маху, Кэйт решила, что кажется судье легкомысленной идиоткой.
— Суд занят именно восстановлением справедливости, миссис Мак-Говерн. — Обвинитель строго смотрел на нее. — Пожалуйста, ответьте нам, сожалеете ли вы о содеянном?
— Протестую! — воскликнул Дефлер. — Ваша честь, это попытка поймать обвиняемую на слове!
— Принято! — судья стукнул молотком и посмотрел на Вилкокса. — Измените, пожалуйста, формулировку вопроса.
Вилкокс улыбнулся.
— Конечно! Миссис Мак-Говерн, сожалеете ли вы о том, что ваш покойный муж скончался? Да или нет?
Кэйт зажмурилась. Правду, ничего кроме правды!
— Нет! — сказала она чуть слышно.
— Извините, я не расслышал…
— Нет! — громко повторила она.
Тишина угнетала ее. Кэйт медленно открыла глаза.
— Благодарю вас, — мягко сказал обвинитель. — Ваш ответ доказал мне, что вы говорите чистую правду и что вы готовы принять приговор, каким бы суровым он ни был.
Он записал еще несколько строк. Затем посмотрел на нее.
— Почему вы не сожалеете о его смерти?
— Потому что он мучил моего ребенка! — сказала Кэйт. — Снова и снова, и снова! — Слезы слепили глаза, ее голос стал резким. — Я пыталась убежать с ней, но он всегда ловил нас и возвращал домой. Я не могу сожалеть о том, что теперь он больше не мучает ее. Но вместе с тем сознаю: мой ответ звучит вызывающе, очень вызывающе. Но… — она повела плечами, — дочь моя теперь в безопасности, и я не могу не радоваться этому.
Обвинитель переложил бумажки со своими записями и прокашлялся.
— Я знаю, вы утверждаете, что смерть вашего мужа была случайной. — Он выпрямился и подошел к ней с выражением такой наигранной Доброты, что Кэйт захотелось дать ему пощечину. — Но я любопытен. Скажите, у вас появлялось осознанное желание убить его?
Она сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Она и представить себе не могла, что обвинитель задаст ей столь чудовищный вопрос. Честный ответ на него мог стать фатальным.
Ее адвокат вскочил с места.
— Я протестую, ваша честь! Если бы людей судили за их помыслы, нас всех следовало бы повесить!
Судья посмотрел на адвоката беспощадным взглядом.
— Протест отклоняется. Установить намерения в этом случае вполне приемлемо.
Переведя взгляд на Кэйт, он сказал:
— Пожалуйста, ответьте на вопрос, миссис Мак-Говерн. Возникало ли у вас желание убить мужа?
— Я запрещаю моей клиентке отвечать на этот вопрос, ибо ответ может быть истолкован не в ее пользу! — закричал адвокат.
Кэйт бросила отчаянный взгляд на Зака. Его взгляд поддержал ее и сейчас: она вспомнила причины, которые привели ее сюда. Именно этого хотела она теперь: оставить прошлое позади. Никаких тайн. Никакой лжи. Никаких привидений, терзающих память. Утаив хоть что-то, она никогда не отделается от прошлого. Никогда!
Кэйт посмотрела на судью. Когда-то, давно, она верила в человеческую доброту. Пять лет казались теперь целой жизнью. Она могла попасть в западню и остаться в ней на всю жизнь.
Обратясь к адвокату, Кэйт сказала:
— Все в порядке, мистер Дефлер. Мне нечего скрывать. Если я что-то утаю, то никогда не отделаюсь от прошлого.
Затем, повернувшись к обвинителю, Кэйт сказала:
— Да! У меня бывало такое желание, я думала убить Джозефа Блейкли как минимум дюжину раз, самыми разными способами.
По залу пронесся ропот изумления.
Обвинитель был потрясен. Он явно не предполагал услышать такой ответ. Его серые глаза уставились на нее, и она уловила в них проблеск сочувствия.
— Можете вы сказать, каким способом хотели убить его?
— Протестую! — закричал Дефлер. — Не отвечайте на этот вопрос, миссис Мак-Говерн!
Кэйт словно не слышала его.
— Однажды я чуть не заколола его моими портняжными ножницами. Если бы он не оглянулся, я бы это сделала.
Чарльз Дефлер театрально воздел руки и вернулся на место.
Вилкокс сморщил губы и заложил руки за спину.
— А в ночь смерти Джозефа Блейкли, когда вы подошли к нему с поленом в руке, он тоже оглянулся?
Кэйт смотрела на него. Она видела западню и приготовилась угодить в нее. Она внутренне съежилась. Что ж, это суд. Его цель — установить правду. Во всяком случае, она в это верила.
— Нет, он не оглянулся.
— Тогда что же удержало вас от того, чтобы ударить его по голове, миссис Мак-Говерн? Согласно вашим показаниям, он мучил вашего ребенка. Девочка кричала. Вы безуспешно пытались вырвать ее из его рук. Ведь, схватив это полено, вы намеревались убить его?
— Я хотела прекратить это!
— Навсегда?
— Да, навсегда. О, конечно же, навсегда!
— Вопросов больше нет! — отрезал Вилкокс. — Обвинение сохраняет за собой право задать вопросы позднее.
Думая, что все закончено, Кэйт поднялась было на ноги, но ее тут же попросили сесть. Она повиновалась. Чарльз Дефлер поднялся и приблизился к ней, явно взволнованный. Подойдя и остановившись возле свидетельской скамьи, он пригладил свои волосы.
— Как вы себя чувствуете, миссис Мак-Говерн? Может быть, хотите воды?
Кэйт кивнула и с благодарностью приняла стакан, поднесенный ей одним из клерков.
Дефлер прошелся, затем повернулся к ней.
— Вы упомянули, что были близки к тому, чтобы заколоть мужа ножницами. Он изводил вашего ребенка, когда вы сделали эту попытку? — спросил он мягко.
Губы Кэйт прилипли к стакану. Она с трудом проглотила воду. Опустив стакан, она ответила:
— Да.
— Что он делал, миссис Мак-Говерн? Она стиснула пальцами стакан.
— Он совал ей под ногти кончик ножа.
Дефлер опять прошелся взад и вперед. Подойдя к скамье, где сидели присяжные, он внимательно изучил выражение их лиц и сказал:
— Совал нож под ногти?.. Грубое, немыслимо жестокое наказание, безусловно. Но не смертельное. Может возникнуть вопрос, почему вы хотели заколоть этого человека. Можете вы объяснить нам это?
В зале воцарилось тягостное молчание. Мертвая тишина. Кэйт снова посмотрела на лица публики. Теперь вместо озлобления она видела явные признаки сочувствия и жалости. Эти люди не отвернули от нее своих сердец, они просто не уяснили себе всего. Кэйт простила их за это. Джозеф был умен. Он прятал свою истинную сущность под респектабельной внешностью, старался очаровать людей, сближаясь с ними, скрывал свой нрав, льстил и хитрил, как это умеют делать безумцы. Эти люди так же простодушны и доверчивы, как ее дядя Джедд. Она и сама была такой, пока Джозеф не стал проявлять истинных черт своего характера.
Кэйт глубоко вздохнула, намереваясь идти до конца. Описать словами то, что произошло в ту ночь, было невозможно.
— Она так кричала, звала меня, просила его остановить, но он продолжал, хотя я говорила и делала все, что могла. И тогда я решила заколоть его.
Она снова посмотрела в зал, но люди отворачивались от нее. Она видела только одни глаза, устремленные на нее, и чувствовала, как руки Зака обнимают ее.
Вновь молчание сковало зал суда. Его прерывали только покашливания да скрип стульев.
— А что такого сделала ваша дочь? Что заставило вашего мужа подвергнуть ее такому наказанию, миссис Мак-Говерн?
Кэйт прикрыла ладонью глаза.
— Она… Э… Она взяла со стола кусок хлеба, не спросив у него позволения… Мы поздно сели за стол в тот день, и она была голодна… И я… — Голос Кэйт сорвался. Прошло несколько секунд, прежде чем она, сглотнув слюну, смогла продолжать. Боясь разлить воду, она поставила стакан перед собой. — Я сказала ей, что она может взять хлеб. Увидев у нее в руке хлеб, Джозеф вообразил, что она стянула его, и, прежде чем я смогла ему все объяснить, он разъярился. А когда он приходил в ярость, остановить его было невозможно.
Снова тягостная тишина.
— Еще вопрос, миссис Мак-Говерн, и тогда я позволю вам покинуть это место. В ночь, когда умер Джозеф Блейкли, намеревались ли вы нанести ему поленом смертельный удар?
Кэйт закрыла глаза, стараясь сохранить самообладание. Наконец, набравшись храбрости, она взглянула в глаза своему адвокату. Это был один из самых мучительных для нее вопросов, но она решила сказать правду. И адвокат знал это.
— Поглядите на ручку моей дочери, мистер Дефлер. Сколько времени надо было продержать ее в огне, чтобы причинить эти ужасные увечья?
— Протестую! — заявил обвинитель. — Это заранее обдуманный прием, чтобы завоевать симпатии жюри!
Судья стукнул молотком по столу.
— Протест отклоняется! Продолжайте, миссис Мак-Говерн.
Кэйт дотронулась до воротничка блузки и растерянно сказала:
— Я… Я забыла вопрос… Дефлер повторил.
Кэйт собралась с мыслями.
— Любой, у кого есть глаза, увидит, что ручка долгое время была в огне… — Ее голос задрожал. — Вообразите! Если бы вы слышали, как она кричала! Ну какая мать в этой ситуации не попыталась бы убить Джозефа Блейкли? Покажите мне такую мать, и я скажу: «Вот женщина, не достойная иметь детей».
— Это не ответ на мой вопрос, — мягко сказал он. Кэйт вздохнула.
— Да! Я хотела ударить его по голове. Я даже почти сделала это.
— Что помешало вам?
Лицо Кэйт выражало отчаяние, его заливали слезы. Она уже не владела собой.
— Хотелось бы сказать, что в последнюю минуту во мне возобладало какое-то сдерживающее начало. — Преодолевая дрожь, она вцепилась в подлокотники кресла. — Но в глубине души, — она подавила стон, — по чести и правде, я оказалась слишком трусливой для этого…
— Нет, Кэти! — взорвался Закария. — У тебя больше смелости, чем у любого другого в этом зале!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41