Зак прокашлялся. Окрепшим голосом он сказал:
— Высохну!
Он наблюдал, как она ставит стакан рядом с кувшином. По ее дрожащим рукам Зак понял, что эта ситуация для Кэйт так же трудна, как и для него. Может, из-за него у нее и появились темные круги под глазами. Это огорчило Зака. Если он был без сознания больше недели, она, наверное, просто надорвалась, ухаживая за ним. Вот так благодарность — начать ругаться из-за штанов, едва придя в себя.
Ну, это легко исправить.
— Я еще не поблагодарил вас за то, что вы спасли мне жизнь.
Она искренне удивилась:
— Вы благодарите меня?
— Да. У меня такое чувство, что, если бы не вы, меня бы уже не было в живых.
На ее губах заиграла улыбка, самая прекрасная из всех, какие Зак когда-либо видел. На щеках появились ямочки, лицо преобразилось, глаза засверкали, и он понял, что она сдерживает слезы.
— Мистер Мак-Говерн, если бы не ваша решительность и не презрение к опасности, моя дочь погибла бы. Вовсе не вы должны меня благодарить, поверьте мне. Это я приношу вам благодарность.
Искренность ее голоса помогла ему обрести чувство собственного достоинства. Он уже чувствовал себя не голым и беспомощным чурбаном, а чуть ли не героем, по крайней мере, он знал, что именно таким она видит его. Значит, еще не все потеряно.
Только он, конечно, не герой. Там, в колодце, в какой-то момент он готов был бросить Миранду на произвол судьбы. Так что ж кичиться своей храбростью, зная за собой этот грех.
— Я ведь и не подозревал, до того как попал в колодец, что в нем кишат змеи. Знай я об этом заранее, я бы улизнул, бросив вашего ребенка.
Кэйт все еще улыбалась, но уголки ее рта задрожали. Она отвела взгляд, словно не желая ничего об этом слушать. Подняв руку (и этот жест был красноречивее слов), она возразила:
— Не притворяйтесь, мистер Мак-Говерн. С другими вам это, может быть, и удастся, но не со мной. Миранда сказала мне, что вы услышали змеиное шипение еще до того, как спустились, однако это не остановило вас. — Она вытерла щеку рукавом. — Миранда так мала, что для нее и один укус был бы смертелен. Даже посвятив вам остаток своих дней, я не смогла бы отплатить вам за то, что вы сделали.
Глядя на тонкое лицо Кэйт Блейкли, Зак думал о разных вещах. Все они заставляли его стыдиться самого себя, и ни одна из них не была героической. Да он вовсе и не герой. Но если ей нравится думать о нем так, зачем же с ней спорить?
Даже в мрачном платье, с кругами под глазами Кэйт Блейкли была одной из самых привлекательных женщин, и, судя по всему, ее душа ничуть не хуже ее лица. Знакомство с ней началось весьма неудачно, и он радовался, что ее мнение о нем изменилось, пусть даже из-за гремучих змей. Будь он привлекателен, лучше было бы обойтись без змей.
Эта мысль заставила Зака подумать о том, не рехнулся ли он. Нет на свете такой прекрасной и привлекательной женщины, ради которой стоило бы подвергаться укусам гремучих змей. Его ноги опять пронзила жгучая боль.
— Вы уже сделали это, — тихо произнес он.
— Что?
— Отплатили мне.
— Это зависит от того, как на это смотреть. Может, вы и считаете, что мы квиты, а я нет. И если я что-нибудь смогу сделать для вас — только скажите, и считайте, что это уже сделано.
Только скажите? Вдовы, как правило, не столь наивны, чтобы давать такие обещания мужчинам. Эти слова многое открыли Заку в этой женщине, может быть, больше, чем она хотела. И он принял ее слова так, как надо.
— Запомню это. Вдруг и мне понадобится дружеская поддержка.
Она вздохнула с чувством облегчения, и Зак понял, как мучительно подбирала она слова благодарности и как была рада тому, что это, наконец, позади.
— Ну… — она выпрямилась и улыбнулась ему, — держу пари, вы умираете от голода. У меня остался куриный суп. Съедите немного бульона?
Чего Зак более всего хотел, так это закрыть глаза, но он не мог сделать этого, пока рядом стояла Кэйт Блейкли.
— Это было бы замечательно.
Она выбежала из комнаты, и юбка закружилась вокруг ее лодыжек. Зак проследил за ней взглядом, затем почувствовал, как отяжелели его веки. Он боролся со сном, зная, что через несколько минут она вернется с бульоном. Но он проиграл эту борьбу.
Услышав свое имя, Зак словно вынырнул из тумана забытья. Он прищурился. Над ним склонилась Кэйт Блейкли. Она была так близко, что он чувствовал ее дыхание на своей щеке. Ее близость окончательно разбудила его.
— Я принесла вам бульон, — с этими словами она перегнулась через него, чтобы взять вторую подушку. Когда она нагнулась, чтобы приподнять его за плечи, лиф ее платья скользнул по его подбородку.
— Ну вот, — сказала она. — Возможно, теперь вы съедите несколько ложечек.
Со смущением, которое ей не удалось скрыть, она села на кровать рядом с ним и потянулась за стоящей на столе кружкой. Улыбнувшись ему, она влила ему в рот несколько ложек бульона. Зак проглотил. Ничего другого ему не оставалось. Прежде чем она влила в него еще одну ложку, он сказал:
— Спасибо, я могу сам.
— Мистер Мак-Говерн, боюсь, что вам трудно даже сидеть.
Зак тоже сомневался, что ему это удастся, и чувствовал себя идиотом.
— Я не привык, чтобы меня кормила женщина.
— Ну что ж, я тоже не привыкла никого кормить. — Она влила ему в рот еще несколько ложек бульона. — Конечно, кроме Миранды, когда та была маленькой.
Кэйт говорила так быстро и отрывисто, что Зак понял: она ужасно нервничает и пытается скрыть это. Щека ее задергалась, и Заку хотелось приложить к ней палец, чтобы проверить, не кажется ли ему это.
Чтобы разрядить молчание, она сказала:
— Если вы не будете поступать так, как она, и выплевывать то, что вам не нравится, мы прекрасно поладим.
Ложка бросилась в новую атаку. Проглотив, Зак попробовал улыбнуться.
— Очень вкусно.
— Благодарю.
Почти не давая ему передохнуть, она сунула ему еще одну ложку. Зак чуть не сказал ей, что не следует кормить его с той же поспешностью, с какой она убивала бы змей. Но в свете недавних приключений это показалось ему неуместным. А прежде чем он смог придумать что-то еще, она вновь засунула ложку ему в рот.
— Как вы себя чувствуете? Знаете, мы с Маркусом очень волновались за вас.
Все, что Зак успевал произнести между двумя ложками бульона, было лишь мычание. Он понимал, что она очень волнуется. Но если она станет так же быстро вливать в него бульон, он захлебнется. Он хотел было схватить ее за руку, прежде чем она зачерпнет новую ложку, но усомнился в том, что успеет ее опередить. Ему казалось, что его тело не поспевает за мыслями.
— В какой-то момент я испугалась, что вы так никогда и не придете в себя.
Ложка вновь оказалась у него во рту. Достаточно намучившись, Зак почувствовал, что с него хватит. Чтобы отразить следующую атаку, он плотно сжал губы и закрыл глаза. Ложка больше не коснулась его губ, и он почувствовал, что Кэйт все поняла. Тогда он спросил:
— Маркус? Он здесь?
— С самого начала. Он решительно настоял на том, чтобы остаться здесь…
Она замялась, и это заинтересовало его.
— Зачем?
— Чтобы помогать вам облегчаться.
Зак снова прикрыл глаза. Нужно будет дать этому человеку работу получше. Он услышал, как она поставила кружку на стол. Кэйт приподнялась, и он вздрогнул. Затем она вновь села, прижавшись к нему бедром. Она успокоилась. Зак ощутил тепло ее тела. Он был так слаб, что не мог даже встать, тем более его поразило, что она волнует его. Своей беззащитностью, мягкостью, запахом. В это утро от нее пахло розами, свежевыпеченным хлебом и немножко ванилью. О таких женщинах мечтают мужчины.
Он вновь поднял ресницы и посмотрел в ее серьезные карие глаза. Ее бедро, казалось, жгло его сквозь простыню.
Она поднялась.
— Не много же вы съели.
Он даже не притронулся к тому, чего ему на самом деле хотелось.
— А мне кажется, будто я объелся. Она наклонилась и взяла чашку.
— Я принесу еще часа через два, — сказала она, — ваш желудок, наверное, совсем отвык от еды.
Отвращение, которое она испытывала к нему, было столь очевидным, что Зак почувствовал, как горячая волна поднимается по его шее. Какой же он дурак, если подумал, что такая привлекательная женщина, как Кэйт Блейкли, может симпатизировать такому, как он. Он положил руку на грудь и заставил себя улыбнуться, решив не показывать, как ему тяжело.
Почувствовав боль от ран, он неожиданно вспомнил Миранду. Испытывая потребность сказать что-нибудь, все равно что, лишь бы разрядить атмосферу, он спросил:
— Как ваша дочь получила такие сильные ожоги? От этого вопроса Кэйт вздрогнула. Кружка выпала у нее из рук и разбилась вдребезги. Кэйт отступила, машинально стряхивая осколки со своей юбки.
— О Господи!
— Черт!
Опасаясь, что она порежется осколками, Зак позабыл о своих ногах и приподнялся, опираясь на локоть.
— С вами все в порядке?
Комната закружилась у него перед глазами. Зак вцепился в кровать, боясь упасть на пол. Кэйт схватила его за руку.
— Мистер Мак-Говерн, прошу вас…
Зак в изнеможении откинулся на подушку.
— Дерьмо! — Он закрыл глаза, чтобы остановить головокружение. — Никогда в жизни я не был так слаб.
— Вы чуть не умерли. Через несколько дней это пройдет.
— Вы не порезались?
— Нет, все в порядке. — Она издала слабый звук. — Пустяки, не о чем беспокоиться. Можно попросить вас не двигаться, пока я все это не уберу?
Зак вздохнул.
— В ближайшие несколько минут я, кажется, никуда не собираюсь.
Он услышал, как она выскользнула из комнаты и тотчас вернулась с щеткой в руках. Он так устал, что не мог открыть глаза, когда она начала подметать.
— Эта щетка совершенно не годится. — Звякнул фарфор. — Придется купить другую. Хорошую я сломала.
Зак не мог даже спросить, как это произошло. Через несколько минут он понял, что Кэйт покинула комнату, потому что вместе с ней исчез ее запах. Последнее, о чем он подумал, перед тем как снова заснуть, было то, что она не сказала ему, как Миранда обожгла руку.
Выйдя из комнаты, Кэйт прислонилась к стене, держа в одной руке щетку, а в другой совок и тряпку. Ее сердце бешено стучало. Она уже давно ухаживала за Закарией Мак-Говерном и привыкла видеть его огромное тело неподвижно лежащим под простыней. Были даже моменты, когда, выйдя из комнаты больного, она забывала о нем. Но теперь он пришел в себя. Ее рука все еще ныла от того напряжения, с каким она приподнимала его. Она вспомнила, как пристально смотрели на нее его глаза, казалось, менявшие цвет в зависимости от настроения. Они были карими, когда он улыбался, становились зелеными, когда он о чем-нибудь спрашивал, потемнели, когда он испугался, что она порезалась осколками. Кэйт встревожилась: уж не увидел ли он больше, чем ей хотелось бы.
Ее охватило беспокойство. Даже сейчас, когда она вышла из комнаты, ее колени все еще подкашивались. Сознание того, что он здесь, пришел в себя, и она должна ухаживать за ним, все время чувствуя на себе его напряженный взгляд, заставило ее похолодеть.
Недовольная собой, Кэйт закрыла глаза. «Признай это, Кэйт, ты находишь его привлекательным. Вот почему ты так волнуешься». Признав это, Кэйт захотела дать себе хорошую затрещину. Да что же она, с ума сошла? Закария Мак-Говерн на целую голову выше Джозефа и в полтора раза шире в плечах. Из огня да в полымя.
Она была благодарна ему, и все. Благодарна и обязана. Он спас жизнь ее дочери, а у нее сработал материнский инстинкт. Через несколько дней это уляжется, и все станет как прежде. Тогда уж ее не взволнует, если в его глазах запляшут эти искорки. Не взволнует.
ГЛАВА 9
Следующая неделя тянулась для Зака медленно. Так ползет муха по пролитому меду. Кожа вокруг укусов воспалилась, в раны попала инфекция. Он мучился от приступов лихорадки, которые затягивали его выздоровление и изнуряли его. Возвращаясь ненадолго из забытья, он смутно чувствовал, что Кэйт ухаживала за ним, ощущал ее нежные прикосновения, слышал ее мягкий голос, видел ее глаза. Они были самым значительным в ее лице. И в них всегда светилась тревога.
Иногда появлялся Маркус. Сильными руками Маркус поворачивал Зака и мыл его. Даже в лихорадке Заку хотелось горячо поблагодарить его, но эти слова никак не могли сорваться с его языка. Зато другие слова могли. Неожиданно всплыв из темных, тайных уголков его сознания, они вдруг вырывались у него. Хуже всего было сознание того, что он переходит границу, но Зак не мог остановиться. Его мозг, казалось, раскололся на две части. Одна сознавала происходящее, но была совершенно бессильной, а другая безумствовала в лихорадке.
Даже если бы он и не понимал того, что говорит, мягкие ответы Кэйт сказали бы ему обо всем.
— Тс-с! Все хорошо, — шептала она. И хотя прикосновение ее прохладной руки к горячему лбу действовало на него успокаивающе, Заку было стыдно. Что в порядке? Что он сейчас сказал? Почему он слышал в ее голосе участие?
— Я здесь. Все нормально, не беспокойтесь.
Быть таким больным, таким безнадежно больным. Зак ни в чем не отдавал себе отчета. Он смутно понимал, что она успокаивает его, как ребенка. Это задевало его мужское самолюбие. Но ее нежные слова успокаивали его.
Утро сменялось ночью, ночь—днем, сознание возвращалось и покидало Зака. Он спал, просыпался, что-то глотал, поворачивал лицо к мокрому полотенцу, которое бережно обтирало его кожу.
Кэти… Постепенно он начал про себя называть ее Кэти. Кэйт звучало грубо, практично и пошло. А в ней ничего этого не было. Даже во сне он думал о ней. Легкая, как шепот, с невесомыми, как паутинка, прикосновениями, голосом, как музыка, ласкающим и успокаивающим его. Кэти… Ее образ неотступно стоял перед ним, едва он закрывал глаза. Нежно-розовый румянец на бледной коже, черные волосы, обрамляющие ее тонкое лицо. Ангел, пролетевший между ним и цепкими объятиями смерти.
Однажды, окончательно придя в себя, Зак почувствовал, что он на пути к выздоровлению, и отчетливо понял, где находится. Хотя он не помнил, чтобы когда-нибудь рассматривал некрашеные деревянные стены, они стали для него такими же привычными, как собственные ладони, и он знал каждую щель между досками.
Он не удивился, увидев Миранду, сидящую на стуле у кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41