Я захотел, наконец, избавиться от фигурки, которая не принесла мне счастья. Рывком я развернулся и швырнул ее под ноги Колетте в угол кельи.— Вот вам ваша жалкая ананке!За ударом последовал тихий хруст. Дерево треснуло, как сырое яйцо, которое из-за неловкости выскользнуло из рук. Только оуроборос распался нe на мелкие хаотичные кусочки, а на две равные половины. Что-то зеленое выпало и прокатилось немного по неровному полу, пока не осталось лежать в маленькой ямке.Я не мог точно этого видеть. К тому же я думал, что винный перегар затуманил мне глаза. Лишь потом я осознал, что равномерное сияние исходило от предмета — зеленая аура. Я должен был испугаться, но это понравилось мне. Свет не резал глаза, я ощущал его как приятный, почти доверительный, словно внутри него находилось дружелюбно настроенное живое существо. Свет был как старый знакомый из далекого прошлого. Тогда… тогда… в Монсегюрс.— Клянусь Отцом Добрых Душ, это солнечный камень! — тяжело дыша, сказала Колетта. — Смарагд из короны Люцифера! Арман, вы носили его с собой…— Н-да, выглядит очень похоже, — сказал я с тяжелым языком и почувствовал в себе такую слабость, что скорее упал на кровать, нежели присел. — Не смешно ли это?— Вы называете это смешным? Как вы могли…— Ну, все носятся уже несколько месяцев за этим проклятым камнем, а я просто сижу на нем. Спал на нем, потому что вещь все это время лежала под моей кроватью, — мысль в моем оглушенном вином сознании позаботилась о непроизвольном облегчении, и я захихикал истерично. — Целестинец давно разгадал загадку. Вероятно, он шел к Вийону со смарагдом, когда попал в церемонию фламандского посольства и должен был поневоле идти вместе. И Годен что-то заподозрил — не то, что Аврилло нашел камень, а то, что он близок к решению загадки.Я разразился громогласным хохотом. Что мне оставалось? Плакать о пролитой столько бессмысленно крови? Ни Люцифер, ни Бог не были тронуты слезами и судьбой.— Мы должны немедленно отнести камень епископу! — сказала Колетта.Ее голос доставил мне головную боль, как всякий шорох. Проклятое сладкое вино! Я чувствовал себя бесконечно усталым и тяжелым, словно был оловянным.— Отнесите камень моему отцу. Скажите ему, теперь я больше не нужен ему. Я выполнил свою миссию.Колетта колебалась недолго, прежде чем она наклонилась и прикоснулась к смарагду. Свет погас, и она держала зеленый камень в руках. Ничто не указывало на то, что в нем жили особенные силы, могущество творения и разрушения.Я закрыл глаза и последнее, что я еще слышал, как Колетта покинула мою келью и тихонько закрыла за собой дверь. А потом глубокий сон освободил меня от груза, быть ответственным за судьбу человечества, за судьбу моего бедного брата и за судьбу прекрасной Эсмеральды. Я был свободен ото всего хотя бы на пару часов. Глава 2Болезненное пробуждение Вино избавило меня от дурных снов, это была его приятная сторона. Но когда-то оно должно было показать и свою неприятную сторону: я пробудился с тысячью звезд в глазах и стуком молота по черепу — такова цена краткого забытья. Я допустил, что уже утро, впрочем, в моей комнатушке без окон все было едино. Маленькая лампа на столе чадила последним остатком масла и отгоняла смерть. Масло ежевики наполнило келью бодрящим, сладким ароматом, и я почувствовал, как болезненно заурчало у меня в пустом животе. Опьяненный вином, он не был наполнен едой.Бесконечно долго я поднимался. Всякое, даже малое движение как молот ударяло с новой силой по моей голове. Неуверенными шагами я пошел к двери, когда споткнулся правой ногой обо что-то и пнул по маленькому помещению. Это была часть деревянного оуробороса.Солнечный камень!Итак, это не был мираж моего затуманенного сознания. Я действительно обнаружил, пусть даже совершенно случайно, смарагд, который так долго искали все. Вийон и его люди, должно быть, находятся в радостном возбуждении, возможно, даже в порыве триумфа. Они опередили дреговитов; теперь они смогут найти мировую машину.Я поднял обе половинки деревянной фигурки и увидел на одной окантовке восемь шипов, а на другой — восемь дырок, предназначенных, чтобы плотно закрыть оуроборос, футляр для солнечного камня. Так плотно, что для меня осталась скрытой его тайна.К моему удивлению, стражник на посту сказал мне, что уже вторая половина дня. Мерзкое вино! Я хотел передать моему отцу расколотый футляр и сообщить ему, что я покину катаров, чтобы искать своего брата. Часовой отвел меня в большое помещение, в котором многие мужчины и женщины под присмотром Вийона и троих итальянцев возились с различным инструментом и другими приборами, цель которых была для меня загадочна.— Засоня проснулся, — крикнул Леонардо и усмехнулся мне в лицо. — In vino spoor, инертность — в вине…Я скривил лицо:— Зато вы вдвойне прилежны.— По хорошей причине, — сказал мрачно Вийон. — Наконец можно найти мировую машину, прежде чем дреговиты обнаружат солнечный камень.— Вы еще беспокоитесь об этом? — удивленно я почесал свой гудящий череп. — Теперь, когда у вас есть такое преимущество перед дреговитами?Вийон и итальянцы посмотрели на меня недоуменно, и Аталанте заметил:— В вине находится причина не только для инертности, но и для беспорядка в голове.— Скорее — для головной боли, — прорычал я. — Но я могу еще ясно мыслить, чтобы вспомнить, что было вчера.— И? — спросил Вийон, который смотрел на меня с некоторой смесью из любопытства и замешательства. — Что было вчера вечером?— Вы делаете такой вид, словно вам совершенно безразлично, что принесла Колетта.— Колетта? — свистящее дыхание, перешедшее в легкий кашель, заставило моего отца задержать дыхание. Потом он продолжил:— Я больше не видел ее со вчерашнего утра.— Вы шутите, — неуверенно заметил я.— Зачем мне это нужно? — он стал нетерпелив, схватил меня за плечи, и потряс. — Проклятье, Арман, что вы хотите мне сказать?Без слов я протянул ему обе половинки оуробороса. Он взял их, взвесил в руках и рассмотрел их внимательно.— Легче, чем был раньше, он пустой, это — чехол. Но как вы это обнаружили, Арман?— Это произошло случайно. Я в ярости на вас швырнул дракона на пол моей кельи.— И что находилось там внутри?Я не осмелился сказать это при столь неприятных обстоятельствах. Но моего потупленного взгляда оказалось достаточно.На какой-то миг Вийон, казалось, потерял самообладание, дикая дрожь пробежала по его высохшему телу. Томмазо подпрыгнул к нему и поддержал, иначе он бы упал. Когда Вийон пришел в себя, он прерывающимся голосом крикнул:— Пожалуйста, Арман, скажите, что это неправда!— Это — правда. Я видел смарагд, чувствовал его сияние. Это было как тогда… в Монсегюре.Как бы самому себе Вийон прошептал:— Когда я встретил брата Аврилло утром в День Трех волхвов на улицах Отеля-Дьё, он сказал мне, что очень близок к решению загадки. Но он даже сам не догадывался, что был так близко к нему, что он нашел смарагд еще в тот день… — вдруг мой отец поднялся и закричал на меня:— Почему вы тут же не принесли мне камень?— Потому что я был усталым и слишком пьяным. Кроме того, я думал, что смарагд у Колетты — в добрых руках. Она хотела передать его вам.— Она явно отнесла его кому-то другому, — сказал Леонардо.Даже если бы он не произнес этого, было понятно, что он имел в виду дреговитов. Несмотря на всё, я спросил вопреки рассудку:— Она приняла «Отче наш», почему же она должна предать своих братьев и сестер?— Чтоб помочь человеку, к которому стоит ближе всего, — тихо сказал Вийон. — За солнечный камень дреговиты сделают все. Если только Марк Сенен еще жив, тогда смарагд — самый лучший выкуп.Я разразился целым потоком ругательств, какие использовали блаженные братья в монастыре, если думали, что их никто не слышит.— Если бы я не был так пьян, я бы возможно что-то заметил. Она говорила о своем отце.— Что она сказала? — пролаял Вийон.— Я не знаю точно. Мой череп… — я схватился за мои стучащие виски, усиленно пытаясь припомнить.Вийон дал итальянцам знак. Томмазо и Аталанте схватили меня и потащили в большой бочке с водой, в которой кузнецы закаливали свое раскаленное железо. Прежде чем я еще что-то понял из того, что со мной произошло, они окунули меня головой в бочку.Вода вокруг меня! Я хотел глотнуть воздух и глотнул сырость. Вийон, старый потаскун, хотел утопить меня в наказание?Наконец, они вытащили меня из бочки, но только, чтобы после краткого перевода духа снова окунуть.Потом, наконец, когда я уже больше не смел надеяться, вернулись свет и воздух, свежее дыхание!Я скорчился на полу, прислонившись спиной к бочке, тяжело переводя дыхание и выплевывая воду. Моя грудная клетка качала воздух, мои легкие дрожали. Волосы и одежда приклеились ко мне. Вийон, итальянцы и другие катары окружили меня, словно держали надо мной суд.— Ваша голова прояснилась? — спросил Вийон, судия.— Что касается вашей, она уже со вчерашнего вечера! — накинулся я на него.— Теперь мы говорим не обо мне, а о Колетте. Что точно она говорила о своем отце?— Это было только одно предложение, — сказал я и вытянул его из моего гудящего затылка:— «Я была бы рада, если у меня был отец».— Больше ничего? — разочарованно спросил Вийон.— Больше ничего. Ванна не помешает любому из нас.— Да нет же! — возразил Аталанте. — Ваш запах, синьор Арман, был немного penetrante. Как говорят здесь во Франции?— Навязчивым, — объяснил Леонардо. Вийон тяжело вздохнул:— По крайней мере, слова Армана подтверждают наши подозрения, что Колетта перебежала к дреговитам.— Может быть, еще не совсем поздно, — заметил Леонардо. — Для девушки не слишком просто связаться с изменниками. После того как отец Фролло бежал из Нотр-Дама, дреговиты должны находиться в волнении. С малой долей счастья мы можем перехватить Колетту.— Мы попытаемся, — сказал Вийон, но его голос был не слишком наполнен надеждой. — Все доступные люди должны искать ее. Мы должны также оповестить и египтян.— Это я возьму на себя, — сказал вяло я. — Мне нужен свежий воздух.Когда я пришел во Двор чудес, цыгане как раз отправлялись в путь. Герцог нетерпеливо слушал мой доклад, потом он, к моему удивлению, сказал:— Мы завтра поищем Колетту. Уже смеркается, и ночью мы едва ли ее найдем. Кроме того, Зита ждет нас. Вы пойдете с нами?Я сопровождал его, потому что чувствовал вину перед Зитой, которую я не мог вынести, но, возможно, немного смягчил бы, если бы отдал ей последние почести. Египтяне потянулись к Гревской площади, где их ожидал вчерашний сержант. Но только за второй мешочек золотых крон он был готов снять повешенную с виселицы.Солдаты, которые теперь вели процессию, запретили всякий шум и похоронные песни. Молча они шли по прибывающей ночи к Монфокону, холму виселиц, который даже в темноте можно было разобрать издалека по ужасной роскоши. За пределами оборонительной стены, между кварталом Тампля и Сен-Мартина, поднимался белесый меловой холм, в лунном свете походивший на гигантский череп. Мощная глыба стены из старого обкрошившегося камня нависала троном на возвышении и несла, как корону на трех сторонах из четырех, шестнадцать широких каменных колонн высотой в тридцать футов. Деревянные балки вели от колонны к колонне, и на каждой балке висели железные цепи, которые издавали в ночном ветре звенящее жуткое пение — единственную похоронную песню, которая предназначалась Зите. На многих цепях висели скелеты или полуразложившиеся трупы, они мягко качались туда-сюда, словно наслаждались покоем, которого не нашли в жизни. Свет мертвых черепов в лунном свете казался радостным приветствием старухи смерти. Когда ветер особенно яростно подхватывал казненных и тряс их выбеленные кости, то это казалось подбадривающим жестом.Мы поднялись на холм, у подножия которого стояли каменный крест и две маленькие виселицы, словно многочисленных цепей было недостаточно, чтобы принять всех мерзавцев, разбойников, убийц и обманщиков в Париже. Под нашими ногами хрустели сгнившие кости. Стена внутри оказалась пуста, это был дом с костями. Сержант вел нас внутрь, и захватывающий дух запах обволок нас Холодное дыхание, которое шло не из этого мира, пробежало по моей коже. В свете наших факелов танцевали бесчисленные скелеты и множество отдельных костей. Для Зиты мы нашли место в маленькой боковой комнате, где бережно положили ее на землю. Матиас торжественно сказал:— Иди теперь, Зита, и шагай по мосту чистой совести в большую богатую страну, где ты найдешь все, что пожелаешь. Выпей из рек кислого и сладкого молока, вкуси яств души, отчего она станет еще чище до новой жизни.Когда мы вышли на воздух, я искал слова, чтобы выразить Матиасу мою печаль, но издал только беспомощное, жалобное бормотание.Герцог посмотрел на меня с глубокой улыбкой и сказал:— Человек — живая земля, которая превращается в мертвую землю. Мы все мертвы, только не знаем, кто когда и где будет похоронен.Колетта исчезла, как отец Фролло и Пьер Гренгуар. Как Квазимодо. И как солнечный камень.В Париже поговаривали, что Клод Фролло погиб во время штурма Нотр-Дама. Демон Квазимодо, который так долго служил архидьякону, забрал его душу той нечистой ночью и отправился с ней в ад. Люди будут недовольны, если они не смогут молоть чепухи.Я остался у катаров. Если солнечный камень попал в руки к дреговитам — это была моя вина. Поэтому я хотел сделать все от меня зависящее, чтобы отвратить рок.К тому же я помогал людям Вийона очистить их тайник в Латинском квартале. После предательства Колетты нельзя было сохранять уверенность. Многое было разрушено, другое — расчищено, самые важные подходы мы засыпали. Для демонтажа логической машины не хватало времени, так что мы разрубили ее вдребезги. Возможно, это лучшее, что можно сделать с такой дьявольской вещью.Мы окунулись в старые убежища «братьев раковины». Вийон, итальянцы и я нашли приют на заднем дворе «Толстухи Марго». Когда мы за два вечера до начала ежегодной ярмарки сидели вместе в задней комнате таверны вместе с хозяйкой, она сказала:— Я не могу поверить, что малышка — предательница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72