Сильное мерцание света передалось в дрожание рук. Я уже испугался, что он уронит масляную лампу. Быстро, словно это был горячий кусок угля, он отдал мне обратно кошелек.— Я ничего не знаю об этом, совершенно ничего, — быстро проговорил он. — Как я могу вспомнить, кто здесь что выкупает? Так много клиентов приходит ко мне — и днем и ночью, — он говорил слишком быстро и слишком категорично, чтобы это звучало правдиво. Его взгляд взволнованно бегал по сторонам, словно он боялся притаившегося шпиона, или еще худшего.— Оно и видно, — сказал я насмешливо и бросил демонстративно взгляд на запыленные вещи. — Но возможно, этот человек, который выкупил кошелек, был особенно запоминающимся клиентом.— Что вы имеете в виду?— Возможно, это был монах-призрак?— Призрак?..Его голос оборвался, задрожал как все его тело. Коптилка чуть было не выпала из его рук. Хотя масляный свет еще горел, ломбард показался мне намного мрачнее, чем до моего прихода. И стало холоднее — как я ощутил это при приходе Фролло ко мне в келью. Теперь холод исходил от Эбрарда Холод, страх — смертельный страх. И отказ.— Уходите! — выдавил он дрожащим от гнева голосом и подтолкнул меня к двери. — Уходите и никогда не возвращайтесь! Я не могу ответить на ваши вопросы. Я ничего не знаю, вообще ничего! Как я должен помнить, кто приходит ко мне в лавку? Когда на праздник Трех волхвов в Париже собирается больше чужаков, нежели горожан. А теперь уходите же!С легким нажимом он вытолкнул меня на улицу под дождь и тут же захлопнул дверь. Я услышал шум поспешно запираемого засова. Дверь была крепко заперта — что касается меня, навсегда.Я пошел навстречу шквальному ветру и повернул обратно к острову Сите. Ветер резко усиливался, и глухо хлопающие колеса мельницы под мостом перемалывали еще больше воды, чем прежде, и обрызгали меня — словно в насмешку. Я подумал, что заметил неясные тени за собой, но ничего не разглядел, когда снова обернулся. Это были лишь подстегиваемые бурей потоки дождя. Кто был глупцом, чтобы оправиться в такую непогоду на Мельничий мост? Только я.В кабаке возле предмостного укрепления стакан пряного глинтвейна прогнал мой озноб, согрел мое тело и кровь. Я возмутился этим потрепанным ростовщиком, который не только выставил меня, но и лгал мне. Он сказал о дне Трех волхвов, а не я. Как он мог знать, когда я принес ему кошелек, если он даже не мог его вспомнить? Более того, по его словам, он знал, что он выдал мешочек с деньгами снова в день Трех волхвов. И если он помнит об этом, тогда он знал, кто это был!Окрыленный вином, я бросился обратно к мосту и твердо решил — не успокаиваться, пока Эбрард не скажет правду, даже если мне придется сломать запертую дверь!Но делать этого мне не пришлось. Дверь была открыта. Когда я ударил по ней, я увидел, что кто-то пришел раньше меня. Замок был вырван из гнилых петель и лежал на полу. Я вспомнил о тенях, которые неясно заметил, когда покидал ростовщика. То, что я теперь увидел, подтверждало мои худшие подозрения.У Эбрарда были посетители — пять человек, и он находился в крайне неутешительном положении. Настоящий медведь в лице одного из мужчин обхватил его руками и выгнул спину Эбрарда, словно хотел сломать ростовщику позвоночник. Масляная лампа стояла на деревянном прилавке и освещала призрачную сцену. Я четко видел четырех других мужчин с жесткими, решительными лицами. Двое из них держали длинные кинжалы в руках, у одного была шпага, а у четвертого — топор.— Я ничего не знаю, кем он был, и я ничего ему не сказал, — простонал Эбрард с перекошенным от боли лицом. Капли пота выступили на его морщинистом лбе.— Что он точно хотел знать? — резко спросил мужчина со шпагой, которого я принял за предводителя банды. — Говори же, старый болван, или же…Угроза осталась незавершенной, потому что грубые парни заметили меня и бросились ко мне. Тот, что со шпагой, похоже, был опытным фехтовальщиком — об этом говорили шрамы на его лице. Легкая ухмылка, в которую искривились его губы при виде меня, превратилась как бы в еще один шрам.— Да вот он у нас в руках, любопытная чернильная клякса. Пускай он сам нам ответит на вопросы!И он уже пошел на меня, вытянув вперед шпагу. Так как я не испытал никакого желания позволить продырявить себя, я побежал назад, поскользнулся на скользком мосту и растянулся во весь рост.На мое отступление человек со шрамом, похоже, и рассчитывал, — но не на неловкое падение. Он споткнулся об меня и тоже упал. Клинок шпаги разлетелся на куски с пронзительным звоном.Рыча от ярости, больше как зверь, нежели человек, он поднялся, чтобы вонзить в меня обломок клинка. Но и я уже вскочил, собрал все мужество, схватил обеими руками его вооруженную руку и развернул ее. Вероятно, он не ожидал такой храбрости от «чернильной кляксы», и только поэтому мне удался этот трюк.Парень наткнулся на свое собственное оружие, остатки клинка вонзились в левую половину его груди — прямо в сердце. Кровь брызнула, пока человек падал с последними проклятиями на землю. Дрожа, я отпустил его руку и посмотрел сверху вниз на умирающего.Крики и громкий шум погрома вернули меня из оцепенения, и я посмотрел через открытую дверь. Эбрард попытался освободиться, но человек с медвежьими мускулами сумел выполнить до конца свое дело. С погасшим взором ростовщик лежал у его ног. При падении он уронил масляную лампу. Масло разлилось, и вместе с ним пламя охватило лавку, языки огня лизали стопку одежды и вгрызались в дерево старых сундуков — дальше и дальше.Оставшиеся четыре крысы в образе людей бросились от дыма и пламени на мост. Первого я еще сумел сбить с ног, но исполин схватил меня и прижал так крепко к себе, что мне едва хватало воздуха, чтобы дышать. И уже засверкали кинжал и топор перед моими глазами.Занесенный топор обрушился на мое лицо и попал, — я действительно испытал облегчение — в перила моста за моей спиной. Я услышал, как треснуло дерево, и душераздирающий крик раздался в моем ухе. Размахивающий топором издал его, и это было неудивительно — ему по самую рукоятку вонзили кинжал в спину. Мой спаситель, мускулистый черноволосый мужчина с внешностью южанина, довольно обнажил зубы, вытянул клинок из спины убитого и вытер его о камзол своей жертвы.В это время молодой юноша, едва старше меня, уничтожил товарища убитого, вооруженного кинжалом. Рыжеволосый юноша орудовал маленьким кинжалом с такой ловкостью, что его противник после недолгих мгновений был покрыт множеством кровоточащих ран, ослабев, упал на колени и был окончательно повален быстрым глубоким ударом в горло.И второй боец с кинжалом, который относился к клике человека со шрамом, нашел себе противника, которого я разглядел едва только краем глаза. Мне ничего больше не запомнилось, кроме светлых кудрявых волос и короткого тяжелого меча, чей клинок несколько раз быстро разрубил воздух сверху вниз.Победил ли человек с мечом, я даже не хотел узнавать. Медведь, который все еще держал меня в своих лапах, отскочил назад от моих двух спасителей и при этом проломил трухлявые перила моста. Наконец, он ослабил свой захват, и я смог снова глубоко вздохнуть. Но я рухнул в пропасть. Надо мной завертелись в сумасшедшем танце дома на Мельничьем мосту, подо мной — еще более дико — огромные колеса мельницы в клокочущей воде. И я упал прямо на одно из колес…Распорка, деревянная поперечная балка над колесом мельницы! Я схватился, крепко держась, несмотря на сильный толчок, который чуть не разорвал мускулы моих рук. Почти одновременно такой же толчок ударил мне по ногам. Это был «медведь», который схватился за мои бедра, как испуганный ребенок за ноги своего отца, — так предположил я, никогда не знавший родителей.«Медведь» висел на мне и растерянно смотрел вниз. Прямо под ним вертелось деревянное колесо, раскручиваемое еще сильнее, чем прежде, сильным потоком. Оно закручивало воду и хватало тяжеловесного подлеца, било его по сапогам.— Спасите меня, месье! — жалобно воззвал он ко мне. — Помогите мне, иначе меня раздавят!Уж в этом он был прав. Но я не видел никакой возможности ему помочь. Я сам был полностью занят тем, чтобы самому удержаться на горизонтальной распорке. Я, возможно, мог вытянуть только себя одного, но поднять нас двоих было уже невозможно. Ко всему прочему, у меня не было никакого повода помогать парню, который первоначально сам хотел переломать мне все кости.— Спасите меня, да имейте же сострадание!Я собрался с силами, освободил одну ногу и пихнул каблуком сапога прямо в искаженное страхом мясистое лицо. Шумящая вода и стучащее колесо мельницы милостиво проглотили хруст ломающихся костей. «Медведь» зарычал, кровь полилась у него из носа. Он соскользнул ниже. Второй удар — и он окончательно отпустил меня и упал между лопастей, в неестественно скорченной позе его затянуло под воду, а потом он исчез в бурлящей пучине.Я больше не обращал на него внимания, а собрал воедино остатки своих сил и подтянулся на балке. Наконец, я сидел на скользкой распорке, тяжело и глубоко дыша, потом сильно закашлявшись. Запахло дымом. Ничего удивительного: надо мной собирались первые черные клубы из дома ростовщика.— Веревка, эй, хватайте веревку!Это кричал голос сверху — с моста, где у разрушенной ограды стояли три фигуры и смотрели на меня вниз. Мои помощники. После боязливых взглядов я обнаружил веревку, которую они опустили передо мной. В надежде, что это была не гнилая и ветхая веревка из хозяйства ростовщика, я схватился за ее конец обеими руками.Они потянули меня вверх. У меня закружилась голова, и я раскачивался в воздухе, как веревка и люди наверху. Их лица наклонялись все ближе: молодое, усеянное веснушками лицо рыжеволосого, другое — обрамленное черными волосами, и третье — почти по-женски красивое бритое лицо мужчины со светлыми волосами. Теперь я узнал его, шпильмана, рисовальщика — мэтра Леонардо.Он протянул мне навстречу тонкие, женские руки, пока оба других держали веревку. Я схватился, и он вытянул меня на мост. У меня подкосились колени, и я упал перед троими на землю.— Теперь вам нельзя раскисать, месье Арман, — сказала четвертая фигура, которая выступила к остальным. — Дом ростовщика охвачен пламенем, соседи собрались. Мы должны бежать отсюда!С помощью Леонардо я встал и взглянул в бородатое лицо говорящего. Это был нищий Колен.Едва я сумел задать вопрос, как они окружили меня и потащили по мосту к правому берегу Сены. Большое черное облако дыма висело над ломбардом. Крысы, которые населяли дом, метнулись на мост — верный знак, что лачуга безнадежно пропала. Только дождь и вода Сены могли бы спасти соседние дома.Перед нами вырос Шатле со множеством острых башен и крыш в сером небе, и я спросил с беспокойством своих спутников, куда они меня ведут.— Не бойтесь, уж во всяком случае, не туда, — сказал Колен с легкой насмешкой. — Тогда бы нам пришлось объяснять, что мы искали на Мельничьем мосту, а это было бы трудно.Я глубоко вздохнул и проговорил:— Тогда все равно, куда вы меня ведете — да пусть хоть к монаху-призраку.— Вы попали в точку, — ответил нищий. — Именно это мы и намереваемся сделать. Глава 2Животное из дерева и камня Промокнув до костей, я замерз и стучал зубами. В то же время внутри меня пылал жар, мой лоб горел, как горн кузнеца. Пелена заволокла мои глаза и покрыла дома Нового Города серой кашей. Как безвольное животное, я следовал за четырьмя людьми по незнакомым улицам, радуясь, что могу удалиться от Мельничьего моста и угрожающего Гран-Шатле.Что-либо другое едва ли оставалось мне, к тому же, в таком ослабленном состоянии. Я был один, их — четверо. Я видел, как клинки троих итальянцев пресекли жизнь бандитам человека со шрамом на лице. То, что оба спутника Леонардо происходили из государства по ту сторону западных Альп, я. слышал по кратким фразам, которыми они обменивались. Впрочем, Колен не знал иного языка, кроме французского, коим также владели и итальянцы, — более или менее сносно, но лучше всех — Леонардо.Я уже давно перестал понимать, где нахожусь. Даже если узкие улицы иногда давали взглянуть на кусочек неба, солнца не было видно, нельзя было даже предположить, где оно. Штормовой ветер стих, поэтому над Парижем висели плотные серо-черные облака, и потоки дождя обрушивались на землю. Все больше я чувствовал себя, как собака, которая верна своему хозяину и следует за ним с полным доверием, или как ягненок, которого ведут на бойню. Наверняка они спасли мне жизнь, но с какой целью? Меня можно было назвать трусом, но лишь теперь: хотя я и пытался найти монаха-призрака, перспектива, что вскоре мне предстоит свидеться с ним лицом к лицу, парализовала меня.Непрерывный, болезненно жесткий дождь бил по земле. Мы шагали по становящейся все более болотистой местности, и один раз у меня чуть было не затянуло в трясину сапог. Обоим спутникам Леонардо, которые звались Аталанте (он был рыжим и кудрявым) и Томмазо (черноволосый), пришлось вытянуть меня из грязной дыры.Я настолько выбился из сил, что меня прислонили к деревянной стене дома, которая с громким скрипом и треском начала рушиться под моим весом. Поспешный прыжок спас меня. Старые здания в незнакомом мне квартале находились в полуразвалившемся состоянии, — и эти слова могли быть слишком большой похвалой.— Потерпите, месье Арман! — крикнул Колен. — Мы уже почти пришли. Вон, посмотрите, уже видны башни Тампля Temple (фр.) — храм. Тамплем называется район в Париже, где когда-то раньше находилась церковь тамплиеров, рыцарей храма, в которой хранились их богатства и казна. Позже Филипп Красивый, взяв в долг у богатого ордена крупную сумму, обвинил тамплиеров в ереси и присвоил их казну, учинив зверскую расправу над рыцарями-учеными. Любопытно, что все организаторы заговора после казни тамплиеров скончались на удивление быстро, ходила легенда, что их призвал на суд убиенный Великий магистр (прим. перев.)

.Мой взгляд последовал по направлению вытянутой руки Колена и обнаружил остроконечные башенные крыши, низкие и высокие, которые плотно стояли подле друг друга и спорили с непогодой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72