Один раз Гренгуар споткнулся о белый клубок. Это была Джали, которая и теперь следовала за своей госпожой.Я еще не достиг центра нефа, как другие на высоте Красных ворот исчезли из поля моего зрения. Возможно, ворота на монастырский двор были открыты, или, что еще вероятнее, отец Фролло владел ключом.Ворота стояли действительно нараспашку, когда я добрался до них. Значит, ни один оборванец не ворвался в Собор? Когда я вышел на монастырский двор, то услышал громкий шум боя, выстрелы пищалей и удары фанфар. Итак, войска короля вмешались в битву за Нотр-Дам. Теперь Клопен и его люди были всецело заняты тем, чтобы спасать свою шкуру. Опьяняющая мечта о сокровищах Нотр-Дама рассеялась.Когда я оглянулся в мрачном пустынном дворе монастыря, то обнаружил небольшую калитку в стене, которая была приоткрыта на ладонь.Ее могли открыть лишь недавно. Наверняка набожные братья заперли калитку, когда армия бродяг маршировала к Нотр-Даму.Я побежал через ворота прочь на болотистую пустынную землю, которая покрывала восточную стрелку острова. И увидел отчаливающую лодку, в которой находились отец Фролло, Гренгуар, Зита и коза Джали. Лицо Зиты было еще закрыто вуалью, но казалось, что она в сознании. Она держала свою козу, прижав к себе. Фролло сел за весла и греб мощными гребками по воде, в сторону Нового Города. Челн окончательно превратился в тень на ночной Сене, пока я напрасно искал вторую лодку.Был только один путь, чтобы преследовать похитителей и их жертву, и я решил отправиться по нему, как бы бесперспективно это ни казалось. Атакой солдат Квазимодо был спасен от мести оборванцев и больше не нуждался в моей помощи. Итак, я бежал по территории монастыря вдоль — к мосту Нотр-Дама. Я хотел только одного — попасть в Новый Город, пусть даже мала вероятность, что я там найду след Зиты.Перед Собором я попал в кровавое месиво. Вооруженные копьями всадники скакали на оборванцев и накалывали их. Королевские стрелки заняли позиции в галереях соседних домов, чтобы метать снова и снова приносящие смерть свинец и стрелы в тающие военные силы Клопена. На башенной галерее дико бушевал зажженный Квазимодо огонь, словно ад радовался бесчисленным поступлениям этой ночи. Надо всем разразилась оглушающая гроза из взрывов, сигналов горна, приказов, цокота копыт и многоголосых криков смерти.Конный отряд прогарцевал мне навстречу по мосту и привел подкрепление солдатам к Нотр-Даму. Я прижался в тени домов и беспрепятственно добрался до правого берега Сены, где побежал вверх по течению. Моя голова болела от грубого обращения на Королевской галерее, и напрасно я искал причину для похищения Зиты. Значит, Фролло утащил ее, потому что она вторглась в его ведьмовскую кухню, разгадала ее тайну? Но тогда бы он мог просто ее убить! Нуждался ли он в ней как в заложнице, чтобы сделать сговорчивее цыганского герцога?Столпотворение людей на Гревской площади отвлекло меня от мыслей. Толпа собралась вокруг виселицы, что внушило мне подобающий страх. Одна казнь в середине ночи была крайне необычна, она явно не являлась совпадением. Мой пульс забился быстрее, я побежал.А потом я услышал крики:— Повесить ведьму! Освободите нас от цыганки! — согласие народа было внезапно изменено, так же легко как прежде оттолкнутая лестница Квазимодо, и они требовали крови, крови Зиты! Крик был однозначен:— Ведьма все заколдовала. Из-за нее сброд черни хочет штурмовать Собор!— Цыгане — бродяги, их женщинам нельзя верить!— Вздерните ведьму, чтобы снять с нас ее чары!Я присоединился к толпе и стал через нее пробираться, пока не встал вплотную возле каменного эшафота виселицы, который был окружен целой толпой пеших и конных вооруженных людей.Много солдат с королевскими гербами тащили лестницу и установили ее перед виселицей. Другие охраняли Зиту, которая тихо и неподвижно стояла возле эшафота.Ее лицо, больше не покрытое покрывалом, было бледным и безучастным — без всякой надежды. Темные пряди волос падали на лоб, глаза и щеки, дрожали в пламени факела, как змеи, которые жаждали крови Зиты. Отца Фролло и Гренгуара нигде не было видно.Что произошло, я мог только предполагать. Было две возможности: либо Клод Фролло отдал свою пленницу солдатам, чтобы не запятнать свои руки кровью, либо стражники увидели его и Гренгуара и отняли цыганку.Их предводителем был никто иной, как Тристан д'Эрмит, королевский прокурор. Он сидел на крепкой гнедой лошади и отдавал резким голосом приказы. Даже теперь, когда он стал хозяином положения, его взгляд был опущен. Казалось, он боится смерти, которую чинит сам. Или ему было безразлична смерть, пока она не коснулась его лично? Видел ли я перед собой великого магистра дреговитов?По его знаку палач схватил Зиту и потянул к лестнице, над которой болталась на ветру конопляная веревка. Я бросился вперед и выкрикнул имя Зиты. Ее направленный в далекую даль взгляд ожил, она осмотрела толпу, остановилась на мне. Ее губы открылись, и она крикнула:— Джааалиии!Она помешалась в смертельном страхе? Как иначе можно объяснить то, что она обратилась ко мне по имени своей козы? К тому же, животного не было видно.Я хотел бежать к королевскому прокурору и просить о пощаде для пленницы. Ее разум явно повредился. Ее надо было отвести в госпиталь, а не на виселицу. Это был единственный выход, чтобы спасти жизнь Зиты!Всадник с копьем, который увидел во мне только отъявленного зеваку, впихнул свою клячу между мной и Тристаном и ударил каблуком сапога мне в лоб. Третий удар за эту ночь— и, возможно, самый сильный. Моя голова взорвалась.Тошнота скрутила меня и бросила в вызывающий головокружение фейерверк сотен пестрых цветов, а в конце его меня накрыла глубокая чернота, мрачная пропасть без света и шумов, без жизни… Глава 6Похоронный звон Резкая боль в левой руке вырвала меня из состояния оцепенения. Я чувствовал себя слабо и вяло, голова кружилась, мир я увидел сквозь покрывало сумерек, когда, наконец, решился открыть глаза. Снова что-то вонзилось в мою руку. Я отдернул ее, услышал громкое карканье и яростное махание крыльями. Порыв ветра пролетел над лицом, черная птица поднялась надо мной.Я пригляделся и разобрал, что это была всего лишь ворона. Она летела в небо, где гаснущие звезды вели последний безуспешный бой с пробивающимся дневным светом. Утренние сумерки окутали мир покрывалом свого невероятного света сновидений. Прислонившись к чему-то твердому, я лежал на спине. Я поднял мою левую руку и увидел кровавую рану на запястье — рваное мясо, которым ворона хотела подкрепиться. Значит, я кусок мертвечины. На небе кружила целая стая ворон, явно в надежде на отменную добычу. Внизу лежало большое пустынное пространство в центре парижской путаницы домов — Гревская площадь.Постепенно память вернулась ко мне. Несмотря на боль, которая пронизывала мою голову при каждом движении, я с усилием сел и огляделся по сторонам. На площади появились торговцы, рабочие и те несчастные, которые напрасно стояли в очереди за работой и куском хлеба. И все же пара людей остановилась здесь: вооруженные солдаты короля в униформе, которые небрежно и устало прислонились к каменному цоколю, чтобы наблюдать за сумасбродным спектаклем.Свежий утренний ветерок слегка раскачал куклу в человеческий рост над их головами и раздул ее платье — также, как черные волосы. Наконец, я понял происходящее и захотел кричать, но издал только кряхтение, сравнимое лишь с карканьем ворон, отчего оно показалось жалобным… Куклой был человек.Эсмеральда.Зита!Безжизненно, словно кукла, она висела на виселице, конопляная веревка переломила ей шею. Ее широко раскрытые глаза неподвижно смотрели в мир, который недавно принадлежал и ей. Вороны, которые видели в Зите завтрак, не могли испугаться ее.Я сам прислонился к цоколю большого каменного креста в форме ступеней, который, как знак христианской милости, возвышался на площади. Это показалось мне чистой насмешкой, я бы с радостью поверил, что всё мне привиделось. Но и это не могло больше помочь Зите. Этот мир, в котором люди вытесывают милосердие из камня, непоколебимо повернулся к ней спиной — как солдаты, для которых вид казненной стал обыденностью.Мысль, что спасение Зиты Квазимодо и ее убежище в Нотр-Даме были напрасны, доставила мне большее страдание, чем боль, которая распространилась по моей голове и руке. Я не хотел принимать случившееся за правду, внушил себе идею, что египтянка не мертва, а только в обмороке. Разве я сам не лежал на площади, как мертвый, в чем убедил даже опытных падальщиков, которые кружили надо мной? Возможно, я внушил себе, что смогу спасти жизнь Зиты!Я обнял каменный эшафот, как возлюбленную и подтянулся на нем.Мои колени были слабы, словно овсяный кисель. Без опоры на камень я бы снова рухнул на землю. Несмотря на утренний холод, пот выступил у меня на лбу, и полупрозрачные кольца показали странный фокус у меня перед глазами.Я глубоко и спокойно вздохнул, пока танцующие кольца не исчезли, и у меня не появилось чувства, что мои ноги снова слушаются меня. Потом я отпустил цоколь креста и обратился к виселице.Солдат направил острие своего копья мне в грудь.— Эй, куманек, оставь виселицу в покое! Народ должен видеть, что ведьма мертва. Королевский прокурор приказал сделать так, чтобы не возник новый призыв к ее освобождению. Если вы, оборванцы, опять начнете вырывать у нее для ваших колдовских средств волосы и ногти, скоро ничего не останется. И я не хочу иметь дело с Тристаном д'Эрмитом!Второй солдат, который устало прислонился к своему арбалету, усмехнулся во весь рот.— Оборванец совсем не выглядит, как мародеры трупов. Посмотри-ка, друг, как он таращиться на ведьму. Да он влюбленный петух!— Или горячий жеребец, — закаркал с копьем. — А почему бы и нет, ноги изуродованы под пытками, и шея немного вывихнута, но все важные части невредимы.Солдат с арбалетом кивнул и рассмеялся:— У девы и у рыбы средняя часть — самая лучшая.Его товарищ усилил давление острого железа в мою грудь.— Проваливай, бродяга! Трупы для ощупывания в избытке на кладбище Невинно Убиенных Младенцев.Поневоле я отступил на пару шагов назад и оказался в странной процессии, которая выходила с улицы Красильщиков на Гревскую площадь. Это были цыгане в своих роскошных одеяниях и сверкающих украшениях. На тамбуринах и флейтах они играли печальную мелодию, которая совсем не подходила к их пестрой процессии. Я догадался, что они оделись так празднично, чтобы почтить мертвую. Во главе их шел Матиас. Он остановил траурный поезд, как только солдаты по тревоге сгруппировались и подняли свое оружие.— Вам не нужно бояться, — сказал Матиас конвоирам. — Мы хотим забрать только нашу мертвую дочь.Краснолицый сержант выступил вперед и ударил себя в грудь:— Невозможно! Королевский прокурор приказал, чтобы ведьму не трогали.Матиас подошел к нему и сказал доверительным тоном:— Весит слово королевского прокурора так же тяжело, как кисет золотых крон?Сержант вытаращил глаза, и его решительность явно поубавилась:— А… днем это трудно сделать. Но… возможно, ночью пара сердобольных прохожих снимет девушку.Матиас кивнул:— Тогда мы заберем нашу сестру ночью.— Нет, с собой вам нельзя ее забрать. Если Тристан услышит об этом, он велит вздернуть нас. Но ее можно отнести под своды Монфокона, как это делают с другими повешенными. Я думаю, это будет приемлемо. Лучше всего завтра ночью, тогда мертвая надоест всем.— Тогда в Монфокон, — вздохнул Матиас и протянул сержанту туго набитый кожаный мешочек. Тут же солдаты забыли о своем грозном виде и набросились на своего начальника. Едва сержант открыл мешок, как золотые кроны уже были поделены.Я пошел к Матиасу и спросил:— Вы действительно хотите позволить висеть вашей дочери на виселице?Дикий огонь в его глазах, который, казалось, остыл, зажегся вновь. Он грубо схватил меня за руки, обнажил желтые зубы, как бешеный пес, и зашипел:— Вы должны были позаботиться о ней, когда она была еще жива, гадчо! Вы были с Зитой в Нотр-Даме. Почему вы не защитили ее?— По той же самой причине, по которой вы предали ее. Вы были со своими людьми ночью недалеко от Нотр-Дама?— Да, но…— И вы могли вмешаться, когда отец Фролло и Гренгуар утащили ее?— Этого я не знал, — сказал он тихо и отпустил меня. Солдаты недоверчиво поглядывали на нас. Матиас потянул меня в тень улицы Красильщиков, где я сообщил ему печальное приключение последней ночи.— Как Зита попала в руки Тристана, я не знаю, — заключил я. — И я не могу сказать, что она нашла в ведьмовской кухне Фролло.— Но она была еще жива, когда вы прибежали на Гревскую площадь! Она ничего вам не сказала?— Она была в смятении, взглянула на меня и выкрикнула потом имя своей козы.— Джали?— Да, герцог, она крикнула в ночь имя Джали. Коза была с ней в лодке, но на Гревской площади я ее не видел.Матиас резко повернулся ко мне спиной и заговорил на цыганском языке со своим народом. По резкому, но все же четкому произношению я понял, что он отдает приказ. И я дважды услышал имя Джали. Мужчины и женщины бросились врассыпную, разделились по близлежащим улицам, разметались по Гревской площади, растворились в последних тенях ночи.— Вы приказали им искать Джали, не так ли?— Да, — сказал Матиас. — Зита была готова к смерти. Ее дух явно не был замутнен, когда ее вели к виселице. Если она видела вас и при этом сказала имя Джали, это можно рассматривать только как послание.— Но какая нам может быть польза от этой проклятой козы?— Если мы найдем Джали, если мы ее найдем, мы узнаем. Вам следует возвращаться в Нотр-Дам. Возможно, вы обнаружите там указание, даже если люди Тристана не оставили камня на камне.— О чем вы говорите, герцог?— После того как армия Клопена была разогнана, солдаты бушевали в Нотр-Даме, как и не снилось оборванцам. Напрасно они искали средства колдовства Зиты. Но, возможно, Тристан д'Эрмит хотел найти совсем другое. — Матиас остановился в начале улицы Красильщиков, посмотрел на виселицу и попрощался со своей дочерью. Я покинул Гревскую площадь с противоречивыми чувствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72