— Пять или шесть. Этого нельзя определить, глядя со стороны. Поселок окружен забором, в котором небольшая калитка. Но домики весьма похожи на жилища Хэйкэ.
— Да, вижу… — сказал Нос, в раздумье потирая подбородок.
Вот что узнал управляющий Бамбоку, Сика, когда побывал в поселке раньше. Проживавший здесь самурай по имени Рокуро с ранней весны сдавал внаем домики поселка. Сику заинтересовал жилец — молодой парень, коренастый, хорошего сложения. Говорили, что он приехал из провинции Тамба и хотел устроиться слугой в поместье Рокухара. Парень соглашался на любую работу. В этом не было ничего необычного, и никто не обращал на молодого человека внимания. Однако пожилая женщина, которая производила уборку в доме вдовца Рокуро, рассказала о некоторых странностях, происходивших под крышей его дома. Совершенно случайно ей пришлось наблюдать нового жильца за завтраком. Все происходило как обычно, за исключением того, что Рокуро почтительно ожидал парня из Тамбы к столу. Более того, за завтраком Рокуро выбирал для сотрапезника лакомые кусочки, сам довольствуясь остывшими остатками пищи. Такие отношения не были типичны для сдатчика и арендатора жилья.
Услышав это, Сика вспомнил, что Нос разыскивает некоего «малого». Управляющий догадался, что речь шла о Ёсихире из дома Гэндзи. Он снова наведался в поселок, где жил Рокуро, убедился в обоснованности своего предположения, что молодой жилец был Ёсихира, и вернулся с желанной вестью в лавки на Пятой улице.
— Сика, останься здесь, в поле. Появление нас вдвоем может вызвать подозрения.
— Но если я останусь здесь один, то будет не лучше.
— Поброди где-нибудь, пока я загляну в поселок.
Бамбоку отправился к домам, вытянувшимся в линию на краю поля. «Пятый — шестой дом?» Купец остановился. Следовало быть осторожным — самураи есть самураи, независимо от достатка. Каждый дом был окружен забором с маленькой калиткой и без всякой именной таблички. «Надо подумать…» Нос стоял, не зная, как поступить, пока не услышал смех молодого человека. Из ближайшей калитки вышли два самурая, высокий и коренастый. Проходя мимо Носа, они внимательно оглядели его.

— Рокуро, ты видел того парня с бегающими глазами, слоняющегося у дома? Он похож на кого-либо из соседей? — спросил Ёсихира спутника, когда они свернули в переулок.
— Нет, он не из поселка. Он напоминает купца с Пятой улицы.
— Почему ты так думаешь?
— Сужу по его виду и дорогой одежде.
— А ты заметил этот необычный красный нос? У него дурной глаз. Тебе нужно быть настороже, Рокуро.
— Понял. Впрочем, он, кажется, не идет за нами.
Рокуро, обернувшись, следил за Носом до тех пор, пока тот не исчез из виду. Но спутники не заметили Сику, который приблизился к ним по знаку Бамбоку. Они продолжали путь, обходя лужи и колдобины, следуя мимо беспорядочных скоплений ремесленных лавок — кузнецов, кожевенников, оружейников, красильщиков.
— Гляди, Рокуро, эти люди заняты больше, чем перед последней войной.
— Да, Рокухара процветает, шум от ударов по наковальням и кузнечных мехов слышится даже по ночам.
— Куют оружие для Хэйкэ?
— Не думаю. Ведь Гэндзи изгнаны из столицы.
С горечью Ёсихира стал оглядывать место, где они находились. Да, подумал он, с тех пор как Гэндзи потерпели поражение, произошли большие перемены! Он не находил знакомых достопримечательностей. То, что Ёсихира видел и слышал сейчас, приводило его в отчаяние.
Влияние Рокухары ощущалось повсюду — она даже диктовала моду одежды. Покровительства Киёмори искали не только придворные, но даже купцы и ремесленники. Казалось, вся столичная жизнь вертелась вокруг Рокухары, этого солнца, дающего жизнь! Ёсихира кипел бессильной яростью при виде непостоянства людей и их стремления извлекать выгоду из нового общественного устройства. В свои двадцать лет он впервые испытал такое потрясение и полагал, что подобное развитие событий никогда не прекратится. В этом мире ему не оставалось ничего другого, кроме как посвятить свою жизнь мести — убийству Киёмори во славу дома Гэндзи.
Вскоре после возвращения в столицу Ёсихира встретил Рокуро, бывшего воина Ёситомо. Как тот рассказал, он был одним из пленников Хэйкэ и позже был нанят на службу в Рокухару. Обрадованный встрече, он предложил убежище Ёсихире, посоветовав ему выбрать удобный случай для мести. После того как Рокуро узнал о ночных визитах Киёмори к Токиве, они вместе с Ёсихирой подготовили нападение на хозяина Рокухары. Хотя покушение не удалось, Ёсихира был уверен, что убийство Киёмори не трудная задача.
В столице скрывался еще один возможный убийца — Конно-мару, молодой предводитель отряда воинов, который искал Ёритомо во время снежного бурана. Не найдя подростка, Конно-мару поехал в столицу и стал внимательно отслеживать передвижения Киёмори, дожидаясь удобного случая отомстить за убитого Ёситомо. Между тем до него дошли сплетни о легкомысленном поведении Токивы, и он был крайне возмущен ее неверностью.
Ёсихиро и Рокуро шли как раз на встречу с Конно-мару в мастерской по изготовлению седел. До этого они несколько раз виделись с ним в разных районах столицы и всякий раз оживленно обсуждали планы мести.
— Вон там, Рокуро, мастерская.
— Да, это она. И кажется, ее хозяин за работой. Зайдем и поговорим немного.
— Погоди. Вспомни, о чем нас предупреждал Конно-мару. Нужно входить в мастерскую под видом заказчиков седел. Он-то кое-что смыслит в этом ремесле. Мы же должны опасаться подмастерьев. Нельзя рисковать, вызывая их подозрения.
— Верно, он не раз говорил мне об этом. Подождите меня где-нибудь, пока я зайду и сообщу о нашем приходе.
— Я отойду туда, за гробницу, — сказал Ёсихира, указывая рукой на дальний берег пруда.
Там в небольшой роще стояла древняя заброшенная гробница. Ёсихира осмотрелся, взглянул на кисточки глициний, свисавших с карниза гробницы, на ветки деревьев, на цветы-купальницы, окаймлявшие край пруда. Наконец появились Конно-мару с Рокуро. Предводитель отряда собрался встать на колени перед Ёсихирой, но тот резко остановил его:
— Будь осторожен, нас могут увидеть люди и заподозрить неладное. Теперь мы больше не являемся сюзереном и вассалом, мы трое вне закона. Садитесь рядом со мной. — Ёсихира указал на большой пень и спросил: — Что нового, Конно-мару?
— О Киёмори ничего. Но слышали вы о тайном переезде Токивы в домик на окраине столицы?
— Слышал, но мне сказали, что Киёмори ни разу там не бывал. Жду случая посчитаться с ним, когда он пойдет к Токиве.
— Уверен, что после той ночи он стал особенно осторожен, но случай, конечно, представится.
— Когда-нибудь несомненно.
— Каждый день проходит в печали. Не было дня, когда бы я не думал о своем господине.
— Я чувствую то же самое, когда вспоминаю об отце.
— А что вы думаете, господин, о Токиве?
— А она при чем?
— Должны ли мы оставлять ее в живых?
— О ней не идет речь.
— Но это невозможно. Разве мы можем игнорировать позор, который она навлекла на Гэндзи, согласившись стать возлюбленной Киёмори?
— Не забывай, Конно-мару, что она пошла на это ради детей.
— Так говорят люди. Но можно ли поверить тому, что это была жертва с ее стороны? Я сомневаюсь. По-моему, она забыла вашего отца и отдалась Киёмори по собственному желанию.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что она не покончила с собой и не последовала за своим господином.
— Ты хочешь слишком многого и судишь ее слишком строго.
— Да, сужу сурово. Но как вы, должно быть, помните, господин, я с малых лет служил вашему отцу, — ответил Конно-мару. — Я был его наиболее доверенным вассалом и передавал послания моего господина Токиве, когда она служила у госпожи Симэко. Я присутствовал при свиданиях вашего отца с Токивой. Я помню, как он ее любил… Как вы полагаете, могу ли я простить ее поведение? Что помешает мне отомстить за своего господина, которому она изменила?
— Значит, ты собираешься ее убить, Конно-мару?
Несмотря на более терпимое отношение к Токиве, Ёсихира разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, снисхождение к женщине, с другой — память о покойном отце, оскорбление и унижение дома Гэндзи.
— Она ведь женщина. Возможно, у нее не хватает сил покончить с собой. Если я убью ее, то это будет акт милосердия и избавления дома Гэндзи от позора.
— Нет, погоди, — возразил Ёсихира, — если ты убьешь ее, то помешаешь мне разделаться с Киёмори.
— Хорошо, я подожду. Когда вы прикончите Киёмори, я займусь Токивой, — ответил мрачно Конно-мару.
Собеседники умолкли, когда неожиданно услышали грохот над головой, вслед за которым на них посыпались обломки дерева и коры. В испуге они подняли головы вверх. Большая ворона, собравшаяся сесть на крышу гробницы, перелетела на ветку дерева, шумно хлопая крыльями. На крыше заговорщики увидели незнакомого монаха. Лохматая фигура вытянула шею, чтобы лучше видеть заговорщиков, показывая ряд белых зубов в проеме черной бороды. В быстром взгляде, который он бросил на заговорщиков, сквозило одновременно дружелюбие и насмешка. У Ёсихиры, Конно-мару и Рокуро волосы встали дыбом, они побледнели. Не подслушивал ли он их? Первое, что пришло им в голову, — надо убить монаха. Но фигура на крыше, казалось, прочитала их мысли и крикнула:
— Я ничего плохого вам не сделал. Это — ворона. Меня не надо бояться.
Несомненно, он слышал каждое их слово, так как сидел прислонившись к трехугольной боковой стенке фронтона. Даже ворона не заметила монаха, устроившегося на выступе крыши.
Ёсихира широко улыбнулся и помахал монаху рукой:
— Ваше преподобие, я хочу спросить у вас кое-что. Не спуститесь ли вы вниз?
— У меня здесь дело, поэтому я наверху. Если вы хотите о чем-то спросить, говорите снизу. Я вас отлично слышу.
— Что вы там делаете?
— Вы не догадываетесь? Чиню крышу.
— Перекладываете ее тростником?
— Да. Я — странствующий монах и живу в этой старой гробнице. Когда идет дождь, в святилище проникает вода. Эта ворона, видимо, тоже разрывала настил. Чудный день, не правда ли? — улыбнулся монах. — Я работал все утро. А что вы здесь делаете?
Заговорщики промолчали.
— Ладно, можете не отвечать на мой вопрос. Но раз мы так неожиданно повстречались, позвольте мне кое-что сказать. Вы думаете, должно быть, что я всего лишь безвестный монах, чьи советы мало что значат, но вы молоды, слишком молоды, и я не могу не сочувствовать вам. Больше заботьтесь о своих бесценных жизнях. Не забывайте, что ваше будущее еще впереди.
— За кого вы нас принимаете?
— Откуда мне знать вас? Не могу сказать.
— Вы, должно быть, подслушивали нас?
— Вы говорили о том, что мне не надо слышать? Очень неосторожно с вашей стороны. Хорошо, что здесь оказался я, безвредный, как эта старая ворона.
— Спускайтесь вниз. К несчастью, вы слышали нас. Мы не можем позволить вам уйти живым.
Монах ответил добродушным смехом, в котором не было ни насмешки, ни угрозы. Он смотрел на молодых людей сочувствующим взглядом.
— Я узнаю его — это тот настырный молодой воин, который преследовал сына Киёмори от Тайкэнмонских ворот до самого канала. А мир сейчас так изменился, что у него не хватает духа даже поймать ворону на этой крыше!
— Если вы не спуститесь, я сам залезу наверх.
— Попробуйте, но вы напрасно потратите время. Я слышал ваш разговор, но ваши тайны дальше меня не пойдут. У меня желания донести на вас в Рокухару не больше, чем у этой вороны. Мои симпатии на стороне побежденных, вот почему я разговариваю с вами, молодыми людьми, перед которыми открыт целый мир. Да, ваши отцы и братья погибли, Гэндзи рассеяны, но почему и вам нужно расставаться с жизнями? Вы можете дать жизнь новым поколениям людей. Забудьте свои глупые планы мести. Вы не измените мир убийством одного человека. О, как вы глупы! Неужели вы не понимаете, что слабая женщина, уступившая тайком домогательствам ради любви к детям, гораздо более мужественна, чем вы?
Три молодых человека под деревом замолкли. Пробивавшееся сквозь крону дерева зарево свидетельствовало о том, что приближается вечер.
— Смотрите, смотрите, насколько переместилось солнце, пока мы говорили. Ничто не остановит его движения. Молитвы не в состоянии остановить вращение планет. То же с развитием человеческого общества. Победа и поражение — всего лишь моменты в могучем течении жизни. Победа — начало поражения. Кто станет почивать на лаврах после победы? Изменчивость — суть созданий природы. Даже вы обнаружите, что ваши несчастья уйдут в небытие. Легко понять нетерпение старика, чьи дни сочтены, но почему вы, молодые, должны торопиться, когда перед вами будущее? Для чего поступаться радостями жизни ради поспешных необдуманных действий, которые могут только ускорить смерть?
Трое молодых людей стояли как вкопанные, зачарованные тем, что услышали. Затем Ёсихира быстро подбежал к гробнице:
— Погодите, ваши слова взволновали меня. Завтра утром я приду послушать вас еще раз. Я должен обдумать то, что вы сказали. Но скажите мне, ваше преподобие, кто вы?
— Простите меня за отказ сообщить свое имя. Оно лишь позорит меня.
— Вы, видимо, из знатного сословия. Что вас связывает с Гэндзи?
— Ничего. Так же как и с Хэйкэ. Я то, что вы видите, — странствующий монах. Увидимся завтра утром.
— Но скажите, по крайней мере, кто вы?
— Нет. Я уже сделал все возможное — прочел вам проповедь, предостерег вас против глупостей, которые сам совершал в вашем возрасте. Я был даже глупее вас. Увлекся женой другого мужчины и стал посмешищем столицы. Только смерть могла смыть мою вину, но я провел годы у водопада Нати, замаливая грехи.
— Вы? В таком случае вы — Монгаку! — воскликнул Ёсихира, пытаясь лучше рассмотреть монаха. Но Монгаку исчез, и он напрасно искал его. Только ворона сидела на ветке дерева, чистя перья и поглядывая время от времени на вечерние звезды.

Три спутника удалялись от гробницы в молчании. Ёсихира размышлял о том, почему его поколебали слова монаха. Почему он позволил себе, хотя бы на миг, поддаться отвлеченным доводам? Без сомнения, однако, монах говорил правду, потому что люди и все земные существа постоянно меняются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76