Очень может быть, они пойдут за вождями дома Гэндзи.
Воины напряженно слушали его. По их глазам он понял, что никто не желал спасаться бегством. Киёмори стало стыдно от насмешливых взглядов, обращенных к нему. Он осознал, что все в его отряде одинаково рискуют жизнью и подчиненные ему доверяют. Если бы они желали дезертировать, то для этого уже была масса возможностей.
— Я все сказал. Больше говорить нет времени. Хотя у нас всего сотня всадников, я уверен, что при должной решимости мы доберемся до столицы. Когда все узнают, что я снова в поместье Рокухара, друзья помогут нам. Что вы об этом думаете?
Слова Киёмори были встречены громкими возгласами одобрения — ведь каждый тосковал о своих жене и детях, которых оставил в столице.
Киёмори продолжил:
— Перед нами еще одно затруднение. Мне сказали, что дальше к северу нас ожидают три тысячи воинов неприятеля под командованием Ёсихиры из дома Гэндзи. Тридцать его воинов приходятся на нашего одного.
Но воины вновь продемонстрировали перед Киёмори свою решимость вернуться в столицу. Они заверили его, что готовы помериться силами с бесчисленными врагами, что готовы следовать за ним куда угодно и доказать мощь оружия дома Хэйкэ.
Теперь Киёмори отбросил малейшие сомнения в верности своих воинов. Он приказал им поесть и напоить лошадей, приготовить пищу на ужин, проверить тесемки на доспехах и сандалиях и приготовиться совершить той же ночью рейд через вражескую территорию.
До заката отряд отдыхал и ждал приказа к выступлению. Как только последние лучи солнца позолотили всадников, отряд медленно двинулся на север вдоль побережья.
— Противник близко, — предупредил Киёмори, выслав разведывательный дозор из трех всадников.
Преодолев некоторое расстояние, они заметили тусклые огни на пристани и догадались, что наткнулись на боевой лагерь неприятеля. Теперь путь отряду преградила смерть. Лица всадников напряглись, пальцы застыли на тетивах луков.
— Держитесь кучнее! Сближайтесь с противником, — приказал им Киёмори. — Держитесь вместе, ищите малейшую брешь в рядах неприятеля и старайтесь прорваться через нее. Помните — никакого рукопашного боя! Наша цель — прорваться в столицу. Сигэмори, не удаляйся от своих, — предупредил Киёмори сына с озабоченностью в голосе.
Сигэмори однажды слышал замечание своего дяди Токитады, что Киёмори недостает воинской стати. Хотя Киёмори уверенно сидел в седле, Сигэмори заметил, что тот начал полнеть и утрачивать легкость и проворность, необходимые для поединков.
— Не бойтесь, отец. Лучше позаботитесь о том, чтобы не потерять стремена, когда мы перейдем в галоп.
— Черт возьми! — рассмеялся глава дома. — Как ты смеешь разговаривать с отцом в таком тоне! Замолкни и встань в строй. Не смей погонять коня, пока я не подам сигнал. Ты еще не имеешь боевого опыта, помни. Те, кто хвастается перед боем, чаще всего теряют выдержку перед встречей с противником.
Когда отряд осторожно продвинулся вперед, то обнаружил, что ему навстречу скачут галопом всадники с горящими факелами и луками наготове. Они что-то кричали. Киёмори сделал знак отряду остановиться:
— Стойте! Погодите! Я слышу их голоса. Посмотрим, что они хотят сказать.
Всадники с готовностью вступили в переговоры.
— Вы не воины Киёмори из дома Хэйкэ, едущие в столицу? Господин Харимы с вами?
Киёмори, пришпорив коня, выехал из строя:
— Я Киёмори из дома Хэйкэ. Вы кто? Вы не из дома Гэндзи?
Один из воинов спешился и подошел к Киёмори:
— Мы не из дома Гэндзи, мы прибыли из Исэ. Мы узнали, что вы нуждаетесь в помощи.
— Вы Хэйкэ из Исэ? Колыбели дома Хэйкэ.
— Мы Хэйкэ, с которыми однажды подружился ваш отец. Мы не забыли его милостей и готовы помочь вам. Тысяча наших воинов вышла из Исэ, две сотни направились к поместью Рокухара. Сейчас туда же двинулись еще около пяти сотен. Триста всадников выехали для встречи и сопровождения вас.
— Спасибо богам! Войско, против которого нас предостерегали, следовательно, не из дома Гэндзи? Не могу поверить в это! Я так обязан своему отцу, который посеял семена нынешней удачи! — воскликнул Киёмори, благодаря судьбу.
В ночь, когда глава дома Хэйкэ въехал в расположение дружественных воинов, обе стороны бурно выражали радость. Объединенные силы выступили в дальнейший путь до зари. Киёмори, оглянувшись в седле, почувствовал большое воодушевление при виде того, как солнце заливает лучами отряд в четыреста воинов — силу немалую!
Светило еще не начало клониться к горизонту, когда отряд подъехал к гробнице Фусими, расположенной в нескольких десятках километров к югу от столицы. Было принято, чтобы паломники, возвращавшиеся из Кумано, оставляли здесь веточки тиса, которые они привезли из гробницы. Киёмори предложил сделать привал, достаточно длительный, чтобы успеть помолиться за победу. Когда он склонил голову в молитве, перед его глазами мелькнул хвост лисицы, исчезающий в норе. Господин Харимы вспомнил, как много лет назад во время охоты наткнулся на трех лисиц. И Киёмори, не склонный к суевериям, поверил, однако, что боги на его стороне.
Этой ночью Киёмори с разросшимся отрядом прибыл в поместье Рокухара. Кругом было пустынно, не горело ни одного огня, хотя приближался новогодний праздник. Только бродячие собаки, воющие под зимним месяцем, нарушали тишину. Когда жители поместья узнали о приближении Киёмори, их долго сдерживаемые чувства прорвались криками радости. Стар и млад, мужчины и женщины, воины и слуги высыпали из домов на улицы, размахивая руками и восклицая:
— Токико! Токико!
Киёмори подъехал к двухэтажным воротам, где его окружила многочисленная толпа. В ней он увидел знакомые лица близких и подозвал свою жену.
Токико, ожидавшая мужа на холодном воздухе, стояла, приподняв подол кимоно, чтобы не испачкать его в грязи. Услышав свое имя, она отпустила край одежды, пробралась вперед и схватилась за поводья коня Киёмори.
— Приехали! Живы!
Киёмори с трепетом вглядывался в ее лицо.
— Как ты? Как дети? — спросил он.
— Они так ждали вашего приезда.
— Они все живы и здоровы? Это чудо, настоящее чудо!
Киёмори въехал во двор своего дома, где его ждали у входа мачеха и дети. Темное пространство вскоре заполнилось топотом бегущих ног.
Узнав о том, что мачеха, Токико, дети, все женщины поместья спрятались, когда начались беспорядки, в холмах и вернулись, когда узнали, что Киёмори возвращается, он нахмурился:
— Зачем вы вернулись? Вы не должны были этого делать. Останьтесь на ночь, но на заре вы все должны уйти за холмы. Я не могу допустить, чтобы вы стали свидетелями предстоящих ужасов. Худшее впереди. Рокухара может скоро превратиться в дымящие развалины.

Нобуёри и Корэката созвали совет, на который должны были прийти все придворные под страхом смерти. Тем не менее многие из них не пришли. Хотя стало известно, что воины Исэ и соседних провинций двигались к поместью Рокухара и что сам Киёмори скоро прибывает туда, Нобуёри больше беспокоило отсутствие ряда сановников, приглашенных на совет.
Он сидел на возвышении в Большом зале, оглядывая беспокойным взглядом ряды придворных, когда показался опоздавший. Он пришел не обычным путем, а поднялся по лестнице, ведшей в зал, предварительно пройдя через площадь. Пять его помощников, скрывавших под накидками доспехи и мечи, остались у ворот. Краска залила лицо Нобуёри, покрытое толстым слоем пудры, когда дядя узурпатора, Мицуёри, устремил на него пристальный взгляд.
— Поразительное зрелище! — произнес дядя с горечью в голосе. — Кого я вижу? Прожигателя жизни на возвышении и достойных людей внизу? Или это вечеринка в чайном домике с девами веселья? Разве можно все это назвать императорским двором?
Слова дяди привели Нобуёри в замешательство, другие глядели на него со страхом в глазах. Сановники побаивались Мицуёри — старшего брата Корэкаты, — редко появлявшегося на дворцовых советах.
Один из придворных встал со своего места, находившегося недалеко от кресла Нобуёри, и сказал:
— Мы ждали вас, господин. Садитесь, пожалуйста.
— Это двор или что-то еще?
— Да…
— Если это двор, то должны действовать принципы субординации. Кто этот напудренный хлыщ на возвышении?
— Там новый командующий стражей, министр Нобуёри.
— Никогда не слышал о таком. Нобуёри — не командующий стражей. Возможно, вы имеете в виду вице-советника Нобуёри?
— Он получил этот пост недавно.
— Вздор! Где его величество, который один может производить такие назначения? — спросил Мицуёри, хлопнув сердито по бедру деревянным жезлом и указывая на узурпатора. — Нобуёри, ты занимаешь самое высокое положение, где, по-твоему, занять место мне, который выше тебя по чину? Только его величество имеет право председательствовать на таких советах. Где он? Кто-нибудь скажет? Все это очень странно! — воскликнул Мицуёри, направившись из зала в боковые комнаты дворца. — Корэката, ты что здесь делаешь? — спросил он, увидев брата, притаившегося в одном из внутренних помещений.
— Здравствуй, брат!
— Брат? Ты смеешь называть меня братом?
— Да…
— В таком случае я — ничтожество. Ибо твое преступление — мое преступление. Кажется, я этого не вынесу.
— Я поступил нечестно.
— Ты признаешь это? Что заставило тебя так поступить? Ты, глава Полицейского ведомства, ввязался в эту историю с выставлением на обозрение головы Синдзэя! Ты думал, что скажут об этом люди? Я цепенею, когда слышу, что о тебе говорят. Возможно ли, чтобы мой собственный брат совершил такую глупость? Не могу себе представить этого! До сих пор наше имя не знало такого позора. Ты первый, кто заслужил право называться придурком! Подумай, как ты опозорил нашего покойного отца и старую мать. Что подвигло тебя на такое безумие?
— Моя собственная глупость. Я теперь понял это и сожалею о содеянном.
— Если ты говоришь искренне, тогда позаботься о том, чтобы немедленно освободить императора и укрыть его в безопасном месте.
— Я сделаю это.
— Не понимаю, Корэката, — сказал напоследок Мицуёри, — зачем ты так глупо рискуешь своей жизнью?
С неожиданным появлением Мицуёри заседание совета расстроилось.
Этим вечером до командования мятежников дошли вести, что в поместье Рокухара вернулся Киёмори и готовит своих людей к боевым действиям.
Ночью Нобуёри, расположившийся во дворце, не мог заснуть. Он послал к Корэкате служанку передать, что хочет видеть дядю. К удивлению Нобуёри, Корэкаты дома не оказалось. Тогда он приказал позвать Цунэмунэ, но того тоже не могли найти.
Между тем на заре ожидавшегося нападения из поместья Рокухара не произошло. В дворцовых парках запели птицы, сидевшие на верхушках обмерзших деревьев. Лишь тогда Нобуёри заснул крепким сном.
Глава 23.
Похищенный император
20-е, 21-е и 22 декабря прошли в императорском дворце в напряженном ожидании. В зимних парках беготня вооруженных людей заменила обычную предпраздничную суету. Велись разговоры, что Киёмори собирается напасть на дворец. В поместье же Рокухара продолжалось укрепление обороны. Высказывались опасения, что войска Гэндзи движутся из дворца к оплоту дома Хэйкэ. Тем не менее ни одна из сторон не обнаруживала готовности к нападению первой.
Лишь один человек во время всеобщего бездействия проявлял повышенную активность. Это был Нос. Корэката и Цунэмунэ, главари мятежа, тайком посетили однажды вечером дом Бамбоку на Пятой улице. Вскоре после того, как они ушли, Красный Нос отправился в Рокухару с письмом для Киёмори.
Почти неделю ходили слухи, что ведутся переговоры сторон о перемирии. Однако вечером 26 декабря Нобуёри понял, что конфликт не сможет предотвратить даже декрет от имени императора. Военачальники дома Гэндзи проявляли нетерпение, а дома Хэйкэ продолжали военные приготовления. Общее напряжение должно было неизбежно разрешиться в вооруженном конфликте.
Однажды вечером люди в масках посетили экс-императора Го-Сиракаву, заключенного в здании архива с 9 декабря, и сказали:
— Ваше величество, не поднимайте шум, и вас никто не тронет. Говорят, что сражение начнется до окончания ночи. Вас ожидают носилки, на которых вас доставят в храм Ниннадзи.
Го-Сиракава подчинился и позволил отнести себя к Северо-Западным воротам дворцовых строений. Там он сел верхом на ожидавшую лошадь и направился к месту назначения в сопровождении посетителей.
Примерно в то же самое время — в три часа утра — император, заключенный в одном из помещений дворца, был разбужен шепотом людей, предложивших ему перебраться в более безопасное место. Император с удивлением узнал в посетителях Цунэмунэ и Корэкату. Под их накидками виднелись доспехи и мечи. Не способный из-за страха что-либо сказать, Нидзо позволил Корэкате завернуть себя в женскую накидку и вывести из дворца.
Здесь Цунэмунэ отвел Нидзо к карете и усадил в нее вместе с его сестрой, принцессой. Карета быстро отъехала. Два погонщика быков и их помощники направили животных к воротам на западной стороне дворцового ансамбля, где были окликнуты охранником из дома Гэндзи Дзуро.
— Кто едет?
Воины перегородили путь карете и заставили ее остановиться.
— Здесь что-то подозрительно. Куда можно ехать в это время?
— Принцесса со служанкой едут в храм, — прозвучало в ответ. — Позовите Дзуро.
— Я — Дзуро.
— Ты — Дзуро?
— Кто это говорит?
— Корэката, глава Ведомства по охране правопорядка.
— Вы, господин?
— Открой ворота и дай нам проехать. Я лично сопровождаю ее светлость. Еще есть вопросы?
— Сожалею, господин, но командующий Ёситомо нам приказал никого не пропускать, даже вас.
— Тогда позови командующего.
— Я не знаю, где он.
— Сколько же ты собираешься держать здесь ее светлость? Какое ты имеешь право окликать ее карету, когда я нахожусь вместе с принцессой? Прочь с дороги!
— Позвольте, господин. Мы несем ответственность за охрану этих ворот, и даже вы не сможете таким образом выехать из них. Если же вы настаиваете, позвольте мне осмотреть карету, — сказал Дзуро, выступив вперед и отодвинув занавеску дверцы одним из концов своего лука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76