И что за герой!
- Эврика! - вскочил на ноги Горохов. - Вот когда мы проведем интересный сбор! Пусть он расскажет, как совершил свой подвиг! Пусть он...
Хмурец дернул его за рубаху - "Сядь!" - и продолжал дальше выклевывать "рожки". А мальчишки шумят - здорово Петька придумал!
Остудил горячие головы Гриша.
- Даже и не думайте. Он еще очень слаб... Мы слышали, как главный врач говорил: "Месяц надо отдыхать, ни о чем не думать, не волноваться..."
Немного прибавил Чаратун, но в основном - верно. Как можно рассказывать о своем поступке каждому встречному-поперечному? Все равно, что хвастаться смотрите, восхищайтесь, каков я! А он просто хотел человека спасти.
Нестер, наслушавшись наших разговоров, хотел уже бежать вслед за Поликаровым, отговаривать, чтоб не брался за работу. Но сообразил, что этак тоже неделикатно получится: хочешь не хочешь, а надо напоминать о болезни. Взялся за тачку, развез несколько мешков про запас. И не выдержал, направился все-таки следом за Володей.
Пропадали они около часа. Появились, возбужденно разговаривая, жестикулируя. С тока доносился ровный, напряженный гул.
- И скажи теперь, что бога нет!.. - улыбался, сыпал словами Нестер Антонович. - Стояли б механизмы еще два дня, пока бы наш электрик не приехал.
Поликаров смущался: ну что он такого сделал?
Повертелся около нас и снова заторопился:
- Я на току буду. Там интересную сушилку монтируют - целый завод...
Мы работали, как одержимые. Время бежало незаметно...
Поднял как-то голову и вижу: Горохов не заполняет этикетки, а помогает Хмурцу перебирать зерно. Перемирие?.. Ладно, лишь бы в интересах дела.
К вечеру почувствовал, как затекла у меня спина, как ноют и дрожат все косточки. Болят, как побитые, бока... Дался пол в знаки! Хмурец-мудрец со своей рационализацией все-таки обхитрил нас.
Все начали расходиться, а мы повернули еще на ток.
Володя, раздевшись до пояса, сидел верхом на балке и прикреплял обручем и скобами к стропилине толстую вытяжную трубу.
- Забирайте, забирайте его... Загонял нас со своим темпом? - шутя жаловались нам рабочие из "Сельхозтехники". - Мало ему электричества, так еще и за слесаря вкалывает.
Володя устало и счастливо улыбался.
Пошли на Мелянку освежиться. Всю дорогу Поликаров шутил с нами. Настроение у него было чудесное.
Вода была мягкая, теплая. Просто не хотелось вылезать! А на берегу вечерний холодок...
Багряный диск солнца завис над самым горизонтом и уже не грел. Володя стоял на берегу, скрестив руки на груди, подставив этому солнцу лицо... Он задумчиво, мягко улыбался.
Витя все еще плескался в реке, набирая в пригоршни воду и делая примочки к пчелиным укусам. А мы с Гришей сидели возле Володи на корточках, натянув на мокрое тело майки, и стучали зубами от холода.
Случайно, мельком я скользнул взглядом по ногам Поликарова и сразу перестал дрожать: мизинец почти полностью прирос к другому пальцу!
Только... Только не на правой ноге, а на левой!..
Ни Гриша, ни Витя этого еще не заметили.
Теперь меня начала бить нервная дрожь...
НОВЫЙ СЕМЬЯНИН ДЕДА СТАХЕЯ
Ночь...
Ясноглазая, синяя ночь нависла над землей.
Время позднее, но небо на закате все еще светлеет.
Тишина, и в этой тишине плывут нежные и грустные звуки:
- Цi свет, цi свiта-а-ае, цi на зоры займа-а-ае...
Поют и в другом конце деревни, и где-то еще дальше - может, в Студенце. Только нечто другое, кажется, "Стаяць вербы у канцы грэблi", "Як сарву я ружу-кветку"...
А вот и совсем близко девичьи голоса спрашивают у реченьки, почему она "не поўная, з беражком не роўная". Новая песня заполняет все вокруг - дворы и сады, улицу, как будто поют со всех сторон сразу...
Где-то там, с хлопцами и девчатами, и Володя. Но один пошел - с сестрой Хмурца.
Мы сидим втроем на скамье у нашего забора. Нам немного грустно и тревожно: мы уже наговорились и напереживались вдосталь.
Сидим и слушаем ночь...
Когда на Мелянке я увидел такое на ноге Володи, я не столько обрадовался, как испугался. И едва сдержался - так хотелось быстрее рассказать обо всем хлопцам. Но только сейчас, после ужина, когда Володя ушел с сестрой Хмурца на гулянку, я позвал Гришу и Витю и рассказал обо всем.
Витя сразу закричал "ура!", правда, тут же прикусил язык. А Гриша испугался, как и я: "Ух ты!"
И было чего пугаться. Попробуй скажи: "Володя, никакой ты не Поликаров, а Суровей..." Разве та примета на ноге - доказательство?
Дед, допустим, мог забыть уже, на какой ноге - правой или левой... Но может быть и простое совпадение примет - только в одной Белоруссии девять миллионов человек.
- Поликаров собирался ехать в детский дом к той тетке, - сказал Гриша. - Обождем, потерпим. Может, там узнает что-нибудь...
Да, ничего лучше не придумаешь. Но как невыносимо трудно нам будет пережить это время!
Ах, Володя-Владимир... Танцует себе где-то, поет, а того не знает, что его судьба, можно сказать, в наших руках... Не знает, как страдаем мы от этой тайны, как нам невмоготу...
Надо молчать, надо пока что молчать!..
Сидим, слушаем ночь...
Нам хотелось дождаться, когда Володя будет идти назад, хотелось посмотреть на него. Но вышла моя мать.
- Это что еще за кавалеры сопливые! И сна на вас нет! Полночь уже, а они...
И давай хлестать всех подряд фартуком.
...Поликаров словно испытывал наше терпение. Четыре дня он жил у Чаратуна и все четыре дня с утра до вечера пропадал на сушилке - пока она не зашумела, не загудела на всю мощь.
Мы видели, как Фома Изотович тряс ему руку, будто хотел оторвать, и все сожалел:
- Вот бы мне такого спеца в колхоз! Мастак, ой мастак!..
Поликаров краснел от похвалы, как мальчишка. А когда председатель сказал, что ему начислили деньги, совсем растерялся:
- Да я... Я же не... Что я - на заработки к вам...
- Мы все отлично понимаем, - как бы соглашался с ним председатель. - Но порядок есть порядок. Работал - получи... А придешь в контору, мы еще и договор с тобой оформим на некоторую сумму.
Поехал Поликаров в свой детский дом назавтра же, в воскресенье. Наверное, не захотел, чтоб председатель приставал к нему с этим договором.
После отъезда Володи мы ходили в амбар еще три дня. За это время произошло только одно более или менее важное событие: пришел ответ из архива Министерства Обороны и мне.
Вскрывал конверт я спокойно. Ну, что там может быть интересного? Не иначе как копия того ответа, что получил музей. Мы ведь запрашивали об одном и том же!
А написано было в бумажке совсем иное. Самолета с двигателем две восьмерки и три тройки не было в Белоруссии, а был он... На Севере, около Мурманска! Фамилия летчика Никитенко, звать Савелий Трифонович.
И как я перепутал номер? Кажется, так старательно цифру за цифрой выписывал...
А может, и хорошо, что так получилось? В конце концов, количество вариантов уменьшилось еще на один...
Гриша нас не ругал за ошибку.
- Неделя! Одна-единственная неделя осталась до сентября! Понимаете, что это значит? - он преподнес нам этот факт как величайшую сенсацию. - И мы будем просто так болтаться по деревне?
Понятное дело, болтаться не стоит. Пошли в лес.
Удивительно: хоть бы один белый гриб! Лисички, сыроежки... Хрустит под ногами валежник, воздух горячий, как в сушилке... Пахнет завядшим березовым листом и терпко, густо - смолой.
У самой Соловьиной долины набрели на джунгли малинника. Ветки-стебли арками нависали над головами, переплелись с крапивой. Малина уже кончалась. Перезревшие ягоды, чуть дотронешься, сыпались градом. Большущие, набрякшие соком... И неизвестно, чем больше пахло - малиной или крапивой.
Хмурец то мурлыкал от удовольствия, то ахал-вскрикивал, ожегшись, то снова стонал от избытка чувств...
Я перестал поглощать ягоды, отгреб в сторонку в кошелке грибы, отгородил их папоротником и собрал пригоршни две малины.
За малиной, уже специально, отправились мы и назавтра: матерям вдруг захотелось сварить хоть немного малинового варенья - "на лекарство". На этот раз был вместе с нами и Поликаров. Мы нарочно позвали его с собой, чтоб немного развеялся: приехал он грустный, расстроенный и ничего нам о своей поездке не рассказывал.
Ну и пусть... Придет время - расскажет.
Поликаров рвал малину, лез в самую большую крапиву, куда даже Гриша не осмеливался. Сыпал в ту посуду, чья была поближе.
Когда сыпал в мой бидончик, я всмотрелся в его лицо. Щеки разрумянились, глаза блестят... Увлекся, как тогда, монтируя сушилку.
Хорошо, что вытащили его в лес... Хорошо, что согласился он приехать на отдых именно в нашу деревню! По нашему лесу целый день будешь бродить и не устанешь. Наоборот, чем больше ходишь и дышишь, тем больше сил прибавляется.
Когда, наконец, наша посуда переполнилась, решили мы показать Володе Партизанский остров.
Вел отряд Гриша. Но забирал почему-то все правее и правее, по взлобкам, а не по Соловьиной долине.
- Сусанин, ты забыл, где мы хворост собирали? - пытался взбунтоваться Хмурец.
- Ну, давай, давай, покорми комаров... - бросил Гриша через плечо и зашагал еще быстрее.
Нет, Гриша все-таки молодчина. Сообразил, как лучше преподнести наш остров. Мы вышли на высокий, обрывистый берег. Величественно катил внизу свои волны Неман. Темнела непролазная чащоба Принеманской пущи за рекой. Далеко слева, за островом, пуща переходила в зубчатую синюю полоску. За нее как раз сворачивал длинный караван плотов. На последнем с шестом в руках стоял человек.
Остров, такой дорогой нам клочок суши, показался значительно короче, чем тогда, когда хозяйничали на нем мы. А может, он не уменьшился, просто смотрели мы под другим углом?
Шалаш стоял на том же месте. На него набросаны свежие ветки. Кто-то пользуется нашим убежищем: на песке лежит резиновая лодка. На желто-зеленом острове она краснеет, как божья коровка на листке ивы. Ага, вот и ее хозяин. Сидит в складном креслице, сдвинув на затылок соломенную шляпу. Удит он как раз на том месте, где когда-то рыбачил Гриша.
Мы сидели на самом краешке кручи, спустив вниз ноги. Только Володя лежал на животе, кулаки под подбородком. Все молчали, как будто прощались с чем-то дорогим. В груди тревожно щемило: так бывает, когда слушаешь журавлиный крик.
- Смотрите!.. - рванулся вдруг Витя, показав рукой. Чуть с обрыва не слетел.
На том берегу ложбиной пробирался к воде сохатый. На голове он величаво нес ветвистые рога. А сам не то рыжий, не то серый, ноги и брюхо казались белыми. Постоял, понюхал воздух, приподняв горбоносую морду, посмотрел на остров. И начал спускаться к воде - осторожно, припадая на задние ноги, принюхиваясь. Вошел в воду по колено, закрылся от нас рогами - пил... Потом медленно двинулся вперед - глубже, глубже... Над водой распластались лопатистые рога. Лось поплыл...
- Ух ты, мать родная! - шептал восхищенно Поликаров. Он уже не лежал, а стоял на коленках и смотрел на сохатого, как зачарованный. - Как у него все красиво, с достоинством получается... Лесной бог!
Течение понемногу сносило сохатого вниз. Начинал напротив нас, а проплывет где-то у самого острова... Нет, все-таки прибьется к острову!.. Неужели животное может так хорошо все рассчитать? Не впервые, видно, для него... Но почему да острове мы не нашли никаких следов пребывания лося?
Интересно, будет потом на наш берег перебираться или ему только на остров и надо?
Мы повскакивали, идем берегом, не сводя глаз с сохатого, и совершенно забыли, что на острове с нашей стороны сидит рыбак, что не ждет он к себе такого гостя!
Берег понижался резко, уступами... Вот уже и долина, журчит Заячья криница. Остров - как на ладони...
Мы остановились - лось исчез за кустами острова. Неужели не рассчитал лесной великан и его пронесет мимо?
Вдруг над кустарником выросли черные лосиные рога! И вся голова показалась, и спина... Схватил длинными губами, рванул несколько веток лозы - и раз, и второй...
Рыбак забеспокоился, наверное, услышал шум, да не знает, в чем дело. С тревогой посмотрел на нас - может, мы виноваты?
- Эй, лось сзади! - крикнул Володя.
Зверь дернулся, а рыбак вскочил на ноги - обернулся. Лось аж взвился в воздух - ш-шух грудью на кусты, влево. А рыбак - прыг в другую сторону, к лодке. Столкнул ее в воду, бросился ничком. Шляпа слетела с головы, закачалась на волнах...
- Ха-ха-ха! - не выдержал Хмурец.
Но дядьке было не до смеха: весел в лодке не было. Ее сразу закружило, понесло течением. Володя быстро пошел вровень с лодкой.
- Лось ударом ноги может человека насквозь пробить - ты понял? говорил он Вите.
Рыбак суматошно наклонялся то к одному борту, то к другому, пробовал грести руками. А резиновую лодку несло и кружило, как осенний лист. Расстояние между островом и лодкой все увеличивалось...
Рыбак встал на ноги, зашатался...
- Осторожно, а то искупаетесь! - кричит ему с берега Поликаров. - Мы попробуем вам помочь!
Легко сказать - помочь. А как? Лезть в воду и буксировать к берегу вплавь? Не просто при таком течении, так можно увеличить в лодке число пленников: придется самому залезать в нее.
Володя быстро шел берегом и все посматривал то на лодку, то на высокие кусты орешника. Вдруг он остановился около одного куста, выбрал высоченный и ровный стволик. Отломил у корня, на конце получилось копыто-булава. Бегом поволок к воде.
Чудеса: в лесу эта орешина казалась длиннющей, а бросили в воду - где и рост ее подевался! Надо еще два раза по столько приточить, тогда, может, и дотянулись бы до лодки.
А лось тем временем выплыл назад на свой берег, отряхнулся, исчез в лесу.
Остров остался сзади. Лодку потянуло на стрежень...
Володя сел и начал поспешно снимать ботинки. Хотел, наверное, бросаться вплавь.
- Обожди! - крикнул Чаратун. - Попробуем лески связать. Камешек на конец - и бросить!
Вмиг размотали лески Чаратуна - те самые, без крючков. Связали, прикрепили камешек...
Раза три или четыре бросал Володя. То недолет, то в сторону. Наконец хвать! Поймал дядька...
Подтаскивали лодку к берегу медленно, как загарпуненного кита. Жилка могла порваться, и тогда рыбаку пришлось бы плыть до самого города.
Володя подтаскивал, а мы рассматривали рыбака.
Невысокий, полный... Блестит бритая наголо голова, блестит раскрасневшееся потное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19