Ничего такого не заметно и у Вити. Хотя нет, Хмурец как раз стал и более рассудительным и самостоятельным. И он, и я уже не преклоняемся так перед Гришей.
ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ ВНОВЬ
Уже который день на небе ни облачка.
Жара...
Воробьи и голуби лезут в лужи у колодцев, топчутся, бьют крыльями по воде. Куры прячутся в тень, купаются в песке, в золе.
Промчится по улице машина, и туча пыли надолго повисает над садами, огородами. Густой, перегретый машинный дух вызывает тошноту, головную боль.
От всего этого мы сегодня спасены. Мы сегодня в амбаре, тут прохладно.
Где-то монотонно гудят-дышат вентиляторы, прогоняют воздух через толщу зерна...
Посреди амбара площадка чуть не с волейбольную размером. На этой площадке детворы, как муравьев: и наш отряд, и еще два. Кто лежит на животе и болтает в воздухе ногами, кто прилег боком, кто поджал ноги по-турецки. Около каждого что-нибудь разостлано, около каждого мешок с рожью и жестянка из-под консервов, коробочка или стеклянная банка - для "рожков".
Я и Гриша лежим напротив друг друга и перегребаем зерно. Наш мешок повален на бок, мы выгребаем из него зерно на подстилку. У других мешки стоят рядом, надо чем-то набирать, рассыпать перед собой. Волокита!
Когда мешок кончается, я или Гриша цепляем его на ступни и раз-раз-раз! - заталкиваем рожь назад. Наловчились, таская кострицу.
А Витя устроился с комфортом. Поставил столик дядьки Нестера, кладовщика (столик - три доски на козлах), вбил в край стола гвозди, цеплять мешок, растянул щепкой. Рационализация... Посмотрит-посмотрит в кучу зерна, "поклюет" пальцами - шморг! Летит чистое, перебранное зерно прямо в мешок. Чудак: зато неперебранное приходится брать с пола, из другого мешка нагибаться, разгибаться.
Витя сегодня не Витя, а хан Батый: вместо глаз - щелки. Все утро он возмущался, почему так несправедливо устроен мир.
- Ты чего скалишься? - набрасывался он на меня. - Тебя или Гришу пчела хоть под самый глаз ужалит - никакого следа! А меня в пятку - и готово: пухнет лицо!
Дядька Нестер - невысокий, уже в годах человек. Топает и топает по амбару. Вот он катит перед собой смешную тачку на двух малюсеньких колесиках-подшипниках и с козырьком. Ставит эту тачку торчком вверх около мешка, подбивает козырек под низ. Кувырк! - лежит мешок, как откормленный поросенок, на тачке, а Нестер везет его поближе к выходу, где уселась на мешке Хмурцова бабка и зашивает большущей иглой, "затаривает" мешки, цепляет этикетки. Дядька Нестер и ребятам подвозит мешки, забирает другие, с чистым зерном. Только я и Гриша подтаскиваем свои мешки к бабке сами.
Нестер принимает мешки с зерном и от двух взрослых парней, которые привозят их с тока и легко швыряют с воза на длинное, на весь амбар, и высокое крыльцо-помост. Потом парни переступают с телеги на помост и, словно играя, укладывают мешки на весы, с весов относят в ам-Сар. Дядька Нестер выдает им квитанцию, и они уезжают.
Как только у Нестера свободная минутка, он хватается за перо, заполняет этикетки. Достается ему сегодня!
К полудню, когда мы уже наработались, у дверей вырос Петя Горохов. Помаячил немного, всматриваясь через темные стекла очков, - а может, считал, сколько нас здесь?
- Всеобщая мобилизация... А я только сейчас вырвался, - сказал он, адресуя эти слова, наверное, нам.
- А как же вишни?! - "перепугался" я.
- Ну их... Пусть хоть все скворцы пожрут...
- Мы склоняем седые головы перед вашим героическим подвигом! - с пафосом продекламировал Хмурец.
- "Профессор, снимите очки-велосипед!" - добавил Гриша.
Горохов и не думал снимать очки. Наоборот, еще плотнее надвинул на курносый нос. И тогда я догадался: прячет синяк под глазом. Успел вчера Гриша ему не только нос расквасить...
Петя о вчерашнем ни слова. Интересно, нажаловался он кому-нибудь или нет?
- Кто тут профессор? Где профессор? - подкатил свою тачку дядька Нестер. - А, ветеринара хлопец... Вот ты, грамотей, и нужен. Садись вот сюда, к Хмурцу, если пришел помогать. Вам не тесно будет вдвоем? Вот ручка, бери, смотри на готовую этикетку и заполняй. Тут все сказано - какая репродукция, какой сорт, номер партии.
Горохов сразу заважничал, оттопырил губы.
Нестер привез ему и поставил "на попа" у другого конца стола мешок зерна - вместо табуретки. Петя повертелся на своем сиденьи, заглянул в банку, куда Хмурец бросал "рожки" (там собралось их уже с полгорсточки), о чем-то пошептал сам себе. Вскочил, забегал по площадке, заглядывая каждому в посуду.
- Нестер Антонович, а куда вы спорынью высыпаете? - спросил он у кладовщика.
- Было немного, так в ров высыпал, затоптал грязью. А вот еще немного... - толкнул он ногой почти пустой мешок. - А самые большие на току отсеиваются, не знаю, куда агроном командует девать - выбрасывать или сжигать.
- Отдайте мне ее, хорошо?
- Кали ласка! Можешь хоть кашу варить из этой отравы.
Горохов выбежал на крыльцо, стал вглядываться в конец двора, где был ток. Я понял: переживал Петя, не пропали б те "рожки"!
- Видал? - зашептал мне Чаратун. - Кажется, из этих "рожков", спорыньи, какое-то лекарство делают. Кровь останавливает, что ли... В аптеку думает занести, заработать.
Я вытаращил на Горохова глаза. Вот тебе и Петя-Петушок! Не такой уж он простак, каким кажется...
Тем временем Горохов вернулся к своему мешку-сидению и старательно заскрипел пером.
...Мы шли на обед медленно и солидно, как взрослые.
Все "А" уже не только торчали над домом деда Стахея, но и были обшиты досками-горбылями. К ним можно было хоть сегодня прибивать шифер или гонт.
По привычке завернули во двор деда и сразу сорвались на галоп. Под забором на бревне сидели дед Стахей, тетка Фекла, Гришина мать и... Володя Поликаров!..
Пока мы его тормошили, дед Стахей и тетка Фекла рассматривали нас, словно впервые увидели, и ласково улыбались.
- Ну вот, все в сборе... Так вы смотрите, не задерживайтесь очень... начала собираться домой тетка Фекла. Приходите все к нам, будем вместе обедать.
Здорово! Оказывается, тетка Фекла не такая уж плохая, как мне казалось. Когда снова ушел отец Гриши, словно помолодела, выпрямилась, смело начала глядеть людям в глаза.
Тетка Фекла ушла. А мы еще немного посидели, поболтали и начали осматривать дом деда Стахея изнутри.
Поликаров не переставал расхваливать дом.
- Ой, голубок... Я уже и бригадиру Алексею говорил, Левонкиному отцу, и председателю уши продудел... - не преминул пожаловаться новому человеку Стахей Иванович. - Зачем мне, на старости лет, такая хоромина? Что я - танцы в ней буду устраивать? Мне надо о другом доме уже думать... Находился по земле, слава богу, аж ноги гудят. Мешаю только людям...
- Стахей Иванович, ну разве можно так говорить! - пожурил старика Поликаров. - Теперь только и жить. А на земле всем места хватит. И знаете ли вы, что у нас, в Белоруссии, еще до сих пор меньше людей, чем до войны? А сколько лет прошло... Каждый четвертый погиб...
- Твоя правда, внучек, чистая правда... - дед пригорюнился.
Гриша поспешил перевести разговор на другое:
- Пошли обедать, а то нам скоро в амбар идти...
Чаратун взял под руки Володю и Стахея Ивановича. Витя вцепился в другую руку Поликарова, я - за деда.
Шеренга наша заняла чуть ли не половину улицы, и каждый, кто встречался, почтительно здоровался с нами, улыбался, уступал дорогу.
Тетка Фекла нажарила яиц, нарезала домашней колбасы, сыра. Было и масло, и малосольные, лысоватенькие огурчики, рядом с ними желтел в тарелке мед, лежала гора яблок - "житников". Посредине стояла бутылка вишневого вина и бутылка ситро.
- Откройте кто консерву, а то долбила, долбила... - пожаловалась мать Чаратуна, посмотрев на пальцы.
- Ой, зачем ты, Феклочка, так размахнулась, кто это все съест? Хоть консерву не порть... - Дед забрал у нее из рук банку, отнес на кухонный стол. Но тетка принесла ее обратно.
- Она же пробитая уже!
Тем временем Поликаров достал из-под лавки свой чемодан - оказывается, он уже заходил сюда, к Чаратуну! - вынул свою бутылку вина - длинную, с заостренным горлышком. На ней было написано не нашими буквами "Фетяска".
- Вы свою спрячьте... - Володя поставил вишневое вино на окно. Слабоватые питцы собрались...
Мы только ради приличия помедлили, залезая за стол. А дед Стахей долго топтался у стола, все вздыхал и охал: "И зачем столько шума из-за нас подымать?" Наконец уселся с краешка - пряменько, как святой, руки где-то под столом, на коленках.
Гриша держался хозяином. Поликаров сидел в красном углу, смущенно улыбался. Чаратун, порезав большими ломтями хлеб, сам откупорил вино и ситро.
- Деду, вам может щей горяченьких налить? А то все, наверное, всухомятку да всухомятку...
- Насыпь со жменю, Феклочка...
Я хмыкнул: разве можно щи насыпать?
Володя поднял руку как первоклассник:
- А мне щей можно?
Все рассмеялись.
- Ой, я вам стыдилась предлагать... Думала, городской человек, не будете наше есть... А мой сорви-голова может целый день пропадать, а про еду и не вспомнит.
Взрослые выпили по чарке вина и начали закусывать. А мы со своим напитком расправились сразу: почти по полному стакану на брата вышло. Потом на столе появились душистые, наваристые щи...
- О, а главного я вам, хлопцы, и не сообщил, - сказал Володя. - Я же в музей заходил, интересовался. На их письмо уже есть ответ: самолета с номером мотора 88833 у западной границе не было. На Дальнем Востоке летал на нем некто Тарасюк Марк Тарасович, родом из Запорожья - это где Днепрогэс... Он жив-здоров, работает сейчас на своей родине.
Я положил вилку на стол. Вот тебе и дождались!
- А варианты? На варианты ответа еще нет? - Витя спокойно работал ложкой в тарелке с медом.
- Какие варьяты? Кто - варьят? - сразу же переспросил дед Стахей.
Пришлось объяснять, что ни о каких сумасшедших речь не идет, рассказать о номере двигателя, о возможных вариантах его. И все, вспомнив находку на комбинате, начали вздыхать. Притихли...
Да, только и остается, что утешать себя - отпал один вариант номера. А сколько их всех!
Когда взрослые выпили по второй рюмке, потом по третьей, дед Стахей повеселел, оживился:
- Ну - жив буду, обязательно устрою вечеринку! Новоселье справлю... На Октябрьские... Полный дом гостей назову. Пусть посидят вместе за моими столами... Ты уж, Феклочка, меня не чурайся, поможешь подготовиться. И их матерей буду просить...
- Хорошо, деду, хорошо... Лишь бы дождаться того новоселья. Берите меда с хлебом, если огурец не по зубам...
- Спасибо, дочка. "Нахлябаўся, насярбаўся дый сказаў - даволi", как в той песне поется.
- Так это же о примаках песня! Им есть не давали...
- Во, во! А я кто, по-твоему? Примак и есть... Я же из Черного Камня пришел, из-за Немана.
Мы посмеялись.
- Вот дурная баба... - покраснела тетка Фекла.
Она поставила на стол "для запитку" кувшин молока. Я выпил стакан и поднялся из-за стола, поблагодарил. Гриша толкнул под бок Хмурца: "Кончай!"
Витя сунул в мед изогнутую хлебную корочку, зачерпнул, как ложкой, и тоже поднялся из-за стола. Золотистые нити паутиной прилепились к подбородку, янтарные капли попали на рубаху. Любит, оказывается, Хмурец мед...
Пошел с нами посмотреть, что мы делаем в амбаре, и Поликаров.
Горохов уже сидел на своем месте и прилежно скрипел пером. А может, он и вовсе не ходил домой, боялся показаться на глаза родителям? У своих подстилок сидело еще несколько мальчиков и девочек, но не работали, а занимались кто чем: хрустели яблоками, старательно сплевывали в горсти косточки вишен, читали книжки.
- А где Нестер Антонович? - спросил Гриша.
- Где-то на току, - ответил Горохов, хотя Чаратун не к нему обращался. - Там авария какая-то... А я попробовал развезти мешки - ничего не получается.
Гриша молча взял тачку Нестера, подвез к мешкам, что стояли у стены, взвалил один на тачку. К Чаратуну тут же подскочил Володя:
- Давай я! Ты только говори - куда...
Так они вдвоем и развозили. Гриша шел впереди и говорил:
- Этой брось... И этому надо будет подвезти... А у этого забрать готовый...
Весело пошла работа!
Появилась на своем мешке у выхода бабка Хмурца.
- Ты где это пропадал? Мать спрашивает: "Видела его там?" Видела, говорю, на обед ушел, как все люди... А он шел, шел и не дошел, как камень в воду...
- Я не голодный! - отмахнулся Витя.
Не понравился мне его жест - какой-то пренебрежительный, - "Отвяжись!", мол... И это на родную бабку! Но Витя еще раз махнул - резче, испуганней. Потом обеими руками! Потом подхватился с места, забегал по площадке, опрокидывая мешки, натыкаясь, как слепой, на ребят... Девчонки завизжали:
- Пчелы! Пчелы!
Витя вертелся вьюном, сбросил рубаху, замахал ею вокруг себя, хватался руками за лицо, за грудь... И наконец затих, втянув голову в плечи и вытаращив глаза... Медленно двинулся к выходу...
Я отобрал у него рубаху, скомкал, выбросил за дверь. Снял с подбородка полузадушенную пчелу. Жало вытащил, а оно, как живое, само впилось еще раз...
- Любишь кататься, люби и саночки возить, - хохотал Гриша. Вместе с Поликаровым они подымали девчонкам мешки, помогали наводить порядок на площадке.
- Не бойся, внучек, пчел... Здоровее будешь, - говорила бабка, ловко орудуя иглой. - Ежели прострел какой, радикулит или ногу, скажем, начнет крутить - пчела первейшее средствие...
Появляется дядька Нестер. Заговорил, забедовал еще издали, подымаясь по ступенькам в конце крыльца.
- Правду говорят: не говори гоп, пока не перескочишь. А я, дурак, радовался - так хорошо идет все!
- А что там случилось? - поинтересовался Володя.
- Да никто толком и не знает. Перестали электромоторы работать. И электрик, как назло, в отлучке!
Мы прислушались. На току была тишина... Тихо было и в дальних концах амбара, где вздыхали и сопели в сусеках вентиляторы.
- А свет горит?
- Горит. На свет отдельная линия. Если бы трансформатор полетел, то и света не было бы.
- Я сейчас! - махнул нам рукой Поликаров и спрыгнул с крыльца на землю - высота почти полтора метра.
- Что - может, кумекает он в этом деле? - посмотрел вслед ему Нестер Антонович.
- Го! Еще как кумекает! - воскликнул Гриша.
И мы рассказали дядьке Нестеру, какой мастер, специалист по электричеству Поликаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19